Изменить стиль страницы

Некоторые торопятся скорее закончить надоевшее утомительное дело и комкают всю прелесть в конце. Я тоже была такая. Я поступала ещё хуже: бросала надоевшее дело в начале или середине.

У меня есть умная - очень умная! - подруга. Так вот, она говорит, что мои проблемы в том, что я не умею ждать. Ждать - самое трудное, что есть в жизни.

Есть ещё одна степень ожидания - терпение. Смысл его состоит в том, чтобы «ждать не смотря ни на что».

Я работала над собой. Ждать и терпеть можно много чего. Я училась «держать язык за зубами». Якобы набираешь в рот воды и ждёшь, пока существует опасность сболтнуть лишнее. Иногда это - ждать - заканчивается быстро. И вырабатывается такое маленькое «терпеньице». Но иногда «терпение не проговориться» нужно такое большое, что ждать до конца - нет никаких сил. Так бывает ещё хуже: терпение без срока давности. Это когда - неизвестно сколько ждать.

Вот поэтому я и стала, наверное, писать. Чтобы не болтать.

Мне один хороший знакомый так и сказал: «Хорошая ж ты баба, Оксанка! Но что же у тебя язык такой длинный?».

Ну разве ж я виновата?

Если мне скажут что это - «секрет», то я всё понимаю. И если вдруг не выдержу и расскажу кому-нибудь, то это будет очень надёжный человек, и я его тоже предупрежу, что это - секрет! Но всё же, прогресс налицо!

Я научилась наслаждаться окончанием любого дела.

Какого?

Да хоть какого!

Окончанием не очень интересной книги, которую я вымучивала на пляже. Потому что я не забросила её, а дочитала до конца, хоть назавтра и забуду, о чём там шла речь.

Довязыванием свитера со сложным узором, который вымотал всю душу. Но вот он почти готов, и последние стежки приносят такое удовольствие, что не хочется торопиться. Потому что - вот он: готовый, красивый, и его связала я, хотя многие и не принялись бы за такой сложный узор.

И эта дурацкая душная плацкарта - пыльная, потная! - уже подходит к концу, и счастье в душе оттого, что я выдержала. Что я не нюня - а молодец! Что справилась одна, без нытья, и не спрыгнула с поезда посередине пути. Ещё несколько минут, и я достигну заветной цели.

Некоторые настрадавшиеся так торопились, что выстроились вдоль вагона, нацепив на себя при этом все тюки и чемоданы. К тамбуру стремились как к алтарю, а счастливчики уже ни за что не хотели слышать о том, чтобы подвинуться, будто от этого перемещения зависело их место в раю.

Я сидела и писала эсэмэску письма Ангелине-Геле.

Давняя моя знакомая. Очень добрая. Медсестра в санатории. Её дочка вышла замуж и уехала, оставив молодую красивую маму одну в двухкомнатной квартире. Это Геля пригласила меня к себе погостить. Когда я спросила: «Сколько это будет стоить?», - то в ответ услышала. - «Ты что, Оксаночка! Совсем ничего. Живи, сколько хочешь. Хоть всё лето!».

Мне понравилось это вслух высказанное гостеприимство, хотя... «Халява...», - подумала я и насторожилась. - «Халява - это не про меня. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке...».

Я привыкла за всё платить, но, тем не менее, согласилась остановиться у неё на день-два, пока не подыщу себе хорошее жильё за маленькие деньги. С большими деньгами и дурак поселится. А здесь вроде игры в «Бюджетный отдых».

Правда, в последних сообщениях Геля стала упоминать о каком-то мужчине. Что якобы сейчас у неё появился друг - чуть ли не муж. Этот факт-сюрприз мне сразу не понравился, о чём я открыто заявила: «Так, мол, и так, не хочу мешать изливаться стрелам Амура...», - но она так настаивала, что я прихватила с собой в подарок меховой наряд, чтобы не быть халявщицей.

Кроме неё у меня было много знакомых в Анапе. Можно было бы и квартиру сразу снять, но всё, что предлагали, было далеко от моря. Поэтому я решила поискать жильё сама.

Из вагонного тамбура мученики выпрыгивали как жир с раскалённой сковороды. Толпа встречающих родственников и таксистов гудела, как осы возле улья.

Я не торопилась, но остановиться и обернуться назад - чтобы посмотреть на бывший мне пристанищем вагон - желания не было, хотя иногда я бываю излишне сентиментальной. В той же пропахшей плацкартой тунике цвета яркой фуксии - чтобы Ангелина меня не проглядела - я шагнула на твёрдую землю и тут же попала в лапы какого-то активного мужика.

«Что такое?!», - я в недоумении озиралась по сторонам, пока не наткнулась глазами на Ангелину.

Боже мой! Что делает с людьми любовь?

Гелька хоть и была блондинкой, но - крашенной. Она никогда не была толстой. Нормальный сорок шестой размер. Попа, грудь - как и всё остальное - были на месте...

Теперь же на меня смотрела замученная, изголодавшаяся, тусклая по виду девочка. Худоба обрезала лицо, мелкие морщинки скучковались и наложили тень обречённости на лоб и щёки. Зато коленки и попу обтянули лосины сорокового размера.

Оказалось, что радостно наминал меня её хахаль.

Я обняла высвободившейся рукой Ангелину, и так, втроём, мы стали продираться сквозь такие же сцепившиеся в объятиях группы.

Хахаль подхватил мой чемодан и потащил к выходу. Хахалем я прозвала его, как только увидела измученное лицо Гельки. Счастливые лица сияют по-другому.

Мы шли и болтали. Я была рада видеть Ангелину. А та всю дорогу тарахтела только о своём мужчине. Пока мы дошли до машины, я уже знала, что он - белорус. Что познакомились они в «Одноклассниках» в январе, а через месяц он от большой любви выехал к ней на почти развалившейся машине. Сквозь пургу и вьюгу февраля этот белорус пробрался-таки к ней, и теперь они живут вместе и скоро поженятся.

Когда я услышала про «поженятся», то у меня сразу возник резонный вопрос: «Ей-то это зачем? Он - белорус. Ему гражданство Российское нужно. А Геля? Зачем ей в сорок три года в загс?». Но я мудро набрала в рот воды, вспомнив совет моей умной-преумной подруги.

Я шла и наблюдала: как они общаются, как он несёт чемодан... И всё это - привередливым взглядом будущей тёщи.

- Геля, а ты мою эсэмэску получала, чтобы на море меня завести на пять минут, - спросила я.

Но Геля, достав тонкую сигарету и как будто не услышав мой вопрос, продолжала трещать:

- Посмотри, какой мужчина! Это - мой! Какая у него фигура! Это он настаивает, чтобы я была такой стройной. Он приучил меня заниматься спортом каждый день. А иначе: как же я рядом с ним буду смотреться?

Что делают с женщинами гормоны?

И не нужно винить мужчин...

Григорий Моторин - так прозывался Гелькин хахаль - был мужчиной средних лет самой обыкновенной наружности. Роста он был самого что ни на есть среднего. Телосложения спортивного, но больше топорного, чем тонкого. Такие носят обычно майки-борцовки, чтобы подчеркнуть мускулатуру рук. Про ноги ничего не скажу. Не рассматривала. Лицо без признаков интеллекта, но с выдающимся носом. «Ясно. Видимо, этим «носом» он её и прельстил», - хотела про себя вынести такой вердикт, но... Нет, понаблюдаю дальше.

- Геля, вы меня на море завезёте? - перебив подругу, снова спросила я.

- Сейчас у Гриши спросим, - но, развернувшись с переднего сиденья, обратилась ко мне. - Оксана. У нас можно только на десять дней. Потом Гришины родственники собирались приехать.

«Живи, как родная. Хоть два месяца!», - улыбнулась я себе и Гельке заодно, но вслух сказала:

- Да я - всего на пару дней. Как только жильё на берегу подберу - сразу съеду. Мне Спартак предлагал у него жить. Но от моря далеко. Я поэтому - к тебе. У него жена новая. Зачем усложнять там, где всё просто. Да?

- Как же я рада видеть тебя, Оксана! Ты же первый раз в Анапе летом. Всё зимой, да зимой.

- Я люблю Анапу зимой. А вот теперь посмотрю, как у вас здесь летом. Игорь просил всё разведать. И...

О, боже! Я совсем забыла позвонить, что доехала. И пока мы шли и болтали, никто мне тоже не звонил.

Поэтому, прервав наш диалог, быстро проговорила:

- Геля! Я, наверное, свой айфон в вагоне оставила, - я сказала это как можно спокойней, но внутри росла тревога. - Придётся назад идти. Я - быстро.