Я открыла дверь и ужаснулась: больше суток мой номер был пристанищем больного человека. После свежего воздуха я на себе прочувствовала всю гамму запахов больничной палаты: лекарства вперемежку с потом и сыростью из ванной.

- Ужас какой! Доберусь я до вас, - сказала я вопиющим признакам беспорядка и антисанитарии. - Елены Летучей на вас нет.

Переступив через чемодан, я задвинула плотно шторы - потому, что в окно безжалостно жгло солнце - включила «кондей» и провалилась в сон.

Яйцо, сок и сон - они восстанавливают силы в короткий срок, но - на короткий период.

По длинным теням на стене, проснувшись, я догадалась, что уже - вечер.

Организм хотел есть. Несмотря на это, пробуждение было настолько приятным, что торопиться не хотелось. Я наслаждалась состоянием неизбежного выздоровления. Я даже представила, как силы наполняются зелёным неоновым молочком, сродни зарядке на телефоне.

«Скоро ужин. А когда сядет солнце - схожу на море...», - мечтательно подумала о приятном.

Тем более что море теперь было под окнами. И я была этому счастлива.

Когда уровень зарядки от красного перешёл к зелёному и был выполнен на восемьдесят процентов - в этот момент в дверь постучали.

«Никого не хочу видеть», - теперь уже с раздражением подумала я. - «Я же просила горничных не беспокоить меня, и они отнеслись к этому с пониманием...».

На завтра планировалась уборка, но сегодня - никого не ждала и решила, что открывать не буду, с мыслью: «Сплю! Постучат и уйдут!».

И тут дверь открыли ключом!

Я замерла в ожидании. Всегда лучше немножко послушать, а услышала я вот что:

- Вот ваш номер, а не открывали? Спит, наверное, ваша соседка, - услышала я голос горничной.

- А это что? - спросил незнакомый голос.

- Это её чемодан.

- А что, разве гардероба нет?

- Есть, но она поселилась больной, в тяжёлом состоянии. Не разобрала ещё, наверное...

«Попадос!», - это уже я подумала. - «Ко мне «подселёнку» привели...».

В общем-то, я предполагала такой вариант развития событий, но рассматривала его в вероятности, стремящейся к нулю. А учитывая: болезную соседку; вонь лекарствами и потом в номере; бардак и другие «радости»; стоимость в две тысячи триста, при наличии огромного количества пустых номеров - меня это как минимум удивило.

Нужно было спасать ситуацию...

Закрытые шторы и нагретый спёртый воздух играли мне на руку. О чемодан они уже споткнулись, и он им сказал: «Здесь вас не ждут!». Осталось достать туза из рукава. А туз у меня был, да ещё какой!

Сейчас опять будет маленькое отступление, но я смею надеяться, что оно вас не утомит...

На заре становления предпринимательства в России, когда рынок был стихийным и «необъезженным», появилось множество различных капиталистических служб, и в том числе

- «Налоговая инспекция». Человеку из развитого социализма - который одной ногой вот-вот чаял себя в коммунизме - было крайне трудно объяснять: что такое «платить налоги», особенно после того, как в очередной раз обобрали население по-крупному.

«Кинули» - появилось тогда обобщающее слово. Его стали использовать как низшие, так и самые высокие слои населения.

Выживали, как могли. Зубами, мозгами, кулаками... Главное - выжили. А были и те, кто не выжил...

Я помню тоненькую учительницу музыки. Она жила в соседнем подъезде и преподавала игру на фортепьяно.

Играть на фортепьяно - была моя мечта. Мне было тогда пять или шесть лет...

В промышленном магазине с вселяющим надежду названием «Весна» было много отделов. Магазинов тогда было мало, поэтому повод зайти в мебельный отдел - а именно там продавались музыкальные инструменты - был всегда, хоть бы и по дороге в булочную.

Я трогала лак, гладила клавиши, а если не видела продавец - нежно нажимала на них, перекатывая пальцы по клавишам, как это делали музыканты на чёрно-белых экранах телевизоров.

В углу отдела стоял коричневый рояль. Пианино стоили от одной тысячи до двух. А рояль стоил пять тысяч. Он казался мне благородным оленем, а фортепиано - которые были вокруг - скакунами-конями. Там был ещё и зелёный с перламутром аккордеон, который стоил четыреста рублей, а ещё стояли на полках баяны, гармошки, гитары и балалайки...

Тоненькая учительница пришла к нам в детский сад для того, чтобы отобрать способных к музыке детей. Я была самая способная из всех способных.

Это был мой триумф: всю дорогу домой я тарахтела о том, какая я счастливая, скакала вприпрыжку, а пальцами играла на воображаемом пианино.

«Никакого пианино! Путь сначала научится на баяне. А то купишь, а потом оно будет стоять!», - это был мой первый крупный «жизненный отлуп». Отчим зарабатывал и тратиться на меня не хотел. Позже тоненькая учительница приходила к нам и уговаривала, чтобы я занималась у неё.

- У неё талант», - говорила она.

Но дело было совсем не в деньгах - отчим не умел брать назад свои слова.

- Только - баян! - твердил он своё.

Я была тоненькая, как тростинка, баян и в ширину, и в высоту был больше меня, да и не хотела я «на баяне».

Мама стала уговаривать меня учиться играть на скрипке. Я отказалась, но твёрдо решила: «Тогда буду играть на нервах!». Этот инструмент я освоила прекрасно. Концерты были бесплатные, но поистине - звёздные. И «звезда» выжила и вытянула на хрупких плечиках всю семью с - главными тогда! - финансовыми проблемами.

А тоненькая учительница музыки - нет. Она выкинулась из окна «сталинской многоэтажки» и разбилась. Насмерть. Она была такой тоненькой от того, что жила на зарплату учительницы. И «мельница перестройки» перемолола её вместе с другими - такими же тонкими и порядочными, «музыкальными» людьми-былинками.

Выживают «толстые» и беспардонные, а «тонких» нужно лелеять...

Концерты «на нервах» требовали изощрённого ума и актёрского мастерства, которое в свою очередь ковалось на мастер-классах жизни.

Мгновенно просчитав ситуацию, взвесив все за и против, мозг быстренько выдернул из памяти мероприятие под названием «Рейд налоговой инспекции на главном окультуренном рынке города». Вместо раскладушек, там уже вовсю торговали из-под навесов. Торгаши стояли плечом к плечу, матеря друг друга за лишние двадцать сантиметров торгового стола, осыпая проклятиями за похожий товар, заискивая перед наглыми контролёрами...

А по вечерам все смотрели «Бандитский Петербург» или «Бумер»...

Но стоило пройти слуху, что на рынке шерстят налоговики-мытари - все сплачивались непробиваемой стеной. Слух распространялся мгновенно. Торгующие сворачивались и удирали.

Тогда налоговики тоже приладились - как и всякая паразитная форма жизни в природе - они налетали незаметно и только в одну секцию. В одной секции было три места: два боковых и среднее. Мытарей не хватало. Город - маленький, и даже если кто и шёл работать в налоговую, то всячески старался избегать выездных проверок. Поэтому налоговики ходили по двое. А проверить нужно было три места.

Вот в один такой день и попали под раздачу продавцы: моя подруга - коллега, воспитатель детского сада; заслуженный пенсионер и ветеран труда -Зинаида; учитель иностранного языка средней школы - Алла Викторовна. Все - крайне достойные интеллигентные люди: воровать - как и ноги раздвигать! - неприученные. Оттого и тягали сумки, обеспечивая изголодавшихся до заграничных лосин российских сограждан. Ну и себе хоть в малом не отказывали на заработанные - ради того и работали.

И однажды, морозным февральским днём мою подругу с Зинаидой «налоговые» хвать: «Предъявите ваши документы и записи, кто сколько лосин продал за нынешний торговый день? А сколько в сумке? А если пересчитать?».

И ведь - пересчитывали. По пять раз считали. Потому как сплотившиеся перед бесчинством капиталистической службы - доселе невиданной! - торгаши так и норовили помочь коллегам. То один сосед подложит лосины - что вроде как продаж и не было - то другой лишние вынет. Потому они и считали до пяти раз, а всё одно - с записями тетрадными не сходится. Тогда они уставали и ставили отметку до следующего раза. А он мог быть и завтра...