Полтора часа оформляли номер. Правда, позволили посетить врача. Прожить в санатории требовалось как минимум двенадцать дней. Одно только проживание вылилось в тридцать тысяч. За эти деньги мне давали кров и стол. Доктора, лекарства и лечение были платные.

Я скинула домой эсэмэску: фото «подружки Шрека» и список назначенных препаратов. Муж перегонял мне деньги на карты, постоянно пополняя счёт на айфоне, а я только успевала оплачивать ими то одни, то другие услуги.

«Завтрак вы, к сожалению, пропустили, но возьмите талоны на обед и ужин», - посоветовала мне обслуга.

Сразу от врача я отправилась в аптеку. Там была очередь, где я на собственной шкуре узнала, что значит быть больным и одиноким. Когда нет сил даже стоять, а нужно ждать в огромной очереди и высушивать про сопли и запоры. А ещё бывает, что находится вдруг доброжелатель, который знает всё о вашей проблеме, и знает, что именно нужно вам и именно - сейчас.

Это - очень плохо, когда некому сходить в аптеку, сделать чай и поправить одеяло...

- Вы хотели от кого-то спрятаться? - спросила меня доктор при осмотре.

- Что?

- Вы хотели спрятаться так, чтобы вас не нашли? Вы понимаете, что могли не проснуться. И если бы не ваш «снотворный супрастин» - вы бы здесь не сидели, - просто сказала она. - Вы - очень счастливая!

- Знаю, - скривила я распухшее лицо в улыбке. - Спасибо!

- Идите, селитесь.

Оказалось, что нужно найти ещё кого-то, у кого я распишусь за талоны на питание и ключи. На двери распорядителя номеров было написано маленькое, но страшное объявление для надоедливых поселенцев: «Номеров отдельных нет. По одному в номер не селим!».

«Вот почему такая цена! Мне ещё светит подселение», - но говорить об этом не хотелось.

Я взяла ключи и пошла искать свой корпус «повышенной комфортности». Чемодан снова бросила в проходе теперь уже гостиничного коридора. «Так и не разобрала ни разу», - грустно усмехнулась самой себе, а «невесте Шрека» в зеркале сказала вслух:

- Раз не умерла ночью, то жить буду!

Номер был на четвёртом этаже. Лифт, оказывается, тоже входил в предметы повышенной комфортности, хотя на вид это была самая обыкновенная старая кабинка. А ещё за две тысячи триста рублей мне предоставили кондиционер, телевизор и ванну с кусочком мыла. Но самым главным и самым дорогим для сердца было то, что я видела с балкона кафешки, ночные огни и море!

- Пока обострение не снимем - никакого моря! - взглянув из-под очков суровым взглядом наставника, сказала доктор.

Сегодня уже я была «Тихим Летом». Не спорила и не шутила. Соглашалась со всем: с ценами, с назначениями, с интонациями, с лицами...

Мне хотелось быстрее принять лекарство и лечь. Но я даже не позволяла себе думать об этом. Малейший выход ситуации из-под контроля грозил только усложнить всё. Я согласно кивала. Доктор долго писала, потом - нахваливала какую-то оживляющую сыворотку, за которую нужно было заплатить ещё тридцать тысяч за двенадцать дней, потом: «... И если вы хотите взять дополнительные процедуры, то...».

- Я хочу укол и лечь, - впервые я позволила себе добавить металла в голос.

- Можете купаться в море после захода солнца, но при этом обязательно обливаться чистой водой после купания.

- Хорошо. Спасибо.

- И я думаю, вы понимаете, что ничего «цветного» вам нельзя - даже чай.

«Я цветного не пью...», - вспомнила я героиню Нонны Мордюковой из фильма «Родня» и улыбнулась сама себе.

Вот и муж мой говорит: «Только - водочка!».

Первый преднизолон я вколола себе прямо в аптеке, через платье. Доктор настаивала на том, чтобы мне вкололи его в вену под язык, но я знала, что сегодня уже не умру, и не торопилась.

Упав на заправленную кровать, натянула на себя покрывало и стала ждать. На столике возле меня высилась гора лекарств. Их нужно было принимать по часам, но так как я жила на вольном поселении - все приёмы были на моей совести.

Провалилась в сон, а проснувшись, не знала: сколько времени прошло. Снова пила горстями порошки, таблетки, колола уколы и снова спала. Обед и ужин я проспала. Не просто не хотелось есть - сил, чтобы жить, не было.

Было за полночь, когда я проснулась в очередной раз. Ночью был только один укол. Тело уже так сильно не болело. Захотелось поесть и помыться.

«Живая», - сказала я себе. - «Выжила. Спасибо, господи!».

Налила ванну - которая была тоже предметом повышенной комфортности - и опустила туда всю себя с головой.

- Водичка, водичка! Умой моё личико! Чтобы глазки блестели, чтобы щёчки горели, чтоб улыбался роток, чтоб кусался зубок. Как с гуся вода, так с меня, рабы божией Ксении, худоба! - шептала я слова старух знахарок.

Мозг собирал всё по крупицам: всё, что когда-то видел, слышал и теперь по наитию использовал. Так «сливают» грудничков-малышей при купании от любой хвори, для здоровья. Сейчас я была именно такой новорождённой!

Потом - душ!

- Спасибо тебе, водичка! - я целовала струи, которые лили на меня сверху. - Спасибо, милая!

Завернувшись в халат, вышла на балкон, подумала: «Живу!».

Рядом было море, а над ним сияла огромная розовая Венера.

- Доброй ночи, спасибо всем! - сказала я звёздам и морю.

Я сидела на наклонном старом балконе и не могла надышаться. В глазах двоилось то ли от лекарств, то ли со сна.

Тогда я взяла айфона и записала «Жить и Нежить»:

Художник смешивает краски, но тщетно - нужной не сыскать,

Закатное над морем небо обычной кистью передать.

Нет глубины, нет дымки, звуков, дерев дыханья, рюш из чаек...

Уже летучие вампиры ночь мастерством своим встречают.

...

И час настал! Открыла очи. Сначала видно как во сне:

Попарно чайки, пара мышек, луна одна должна быть. Две!

Ещё я не проснулась телом, глаза подводят, но - вперёд.

Желанье будит: кушать, кушать - ведь запах над водой плывёт

Свежайшей полноценной плоти. - Эй, мыши, вороны, ко мне!

Настала ночь, а с ней заботы, те, что и днём, но при луне:

Насытить тело полнокровно... Душа давно уже пуста.

Минули леты от причастья распятого людьми Христа.

«Чем лучше я, чем все другие?»

Из точки фокус раздвоя,

Я вижу ясно, как сияет

Венера-мать - звезда моя!

Венеры дочь, Вселенной семя,

Я выживаю, как умею,

На грешной Матушке-Земле.

«О, мама- мама ! Я тоскую

О прошлой жизни меж людьми.

Зачем ты родила такую?

Как трудно, мама, без любви!».

...

Закат всё ярче, небо тише,

И мыши чаще и быстрей.

Где чайки обрамляли крыши,

Теперь лишь свет ночных огней.

Теперь же все мне здесь чужое,

Но не чужая всем здесь я.

Подточим зубки! На охоту -

В толпу, в толпу живых, друзья!

Вот пьянь, то алкоголь - не кровь,

А рядом девочки-ранетки...

Такую только зубом тронь,

Потом поди, сыщи таблетки.

Одежды - ветошь Сатаны,

И амулеты его тоже.

Ах, дети, как же вы глупы!

Терпенья - ангелам. И всё же...

...

Ловлю такси: - Давай, катай!

- Я помню вас.

- Я знаю, знаю...

Вперёд смотри, не прозевай,

Вон светофор, смотри, моргает!

(Я вижу тварей неживых.

До чистой крови жадных тварей.

Но нет её, как не ищи,

Нет чистой крови. Лишь отвары -

Наркоты, алкоголь, зараза -

Всего полно...)

- Давай, домой!

- Вы снова не сошли ни разу!

- К чему вопросы, дорогой,

Знакомы мы с тобой? Едва ли.

- Я вас всё время вспоминал.

Я знаю, что не показалось,

И я давным-давно вас знал.

- Спасибо! Вряд ли. Вот расчёт.

Но мою руку он берёт...

Какая Кровь: жар, краски, ток, пульс бешенный, но очень ровный.

И пальцы тонкие, как Бог его лепил. Всё, всё! Довольно!

Сейчас закапает слюна, и вылезут клыки наружу...

- Прости, мой друг, я не одна.

А ты езжай домой! Несложно

Послушать добрый мой совет?