- А кто в доме живет, ты знаешь?
- Знаю. Инженер Плужников… Ох, от мамы мне теперь попадет! Она у меня, знаете, какая строгая. Наверное, ищет, - и мальчик виновато опустил голову.
- А отец где работает?
- Нет у меня отца. Умер.
- Дома телефон есть? - капитан снял трубку телефона. - А мать как звать? - спросил он и набрал названный мальчиком номер.
- Только вы, товарищ капитан, скажите маме, что я у вас по делу задержался.
- Алло! Любовь Алексеевна? Вы не волнуйтесь за вашего сына, он у меня». Это я его задержал. Ах, извините. Моя фамилия Винокуров, капитан Винокуров. это не важно. Да нет, ничего не наделал, а сделал очень хорошее дело. Таким сыном гордиться надо. Я его. сейчас вам доставлю целым и невредимым. Будьте здоровы!
- Товарищ капитан, а тетю он убил? - мальчик тревожно посмотрел в глаза Винокурову.
- Жива, жива наша Ольга Петровна. Товарищ лейтенант, доставьте Леонида Константиновича домой и сдайте его на руки матери. Ну, Леня, вот тебе от меня, - и Винокуров вложил в руку растерявшегося от неожиданного счастья мальчика свои ручные часы.
…В два часа ночи капитан Винокуров стоял у двери квартиры Плужникова, настойчиво нажимая на кнопку звонка. Так проходила минута за минутой. Но вот чуткое ухо капитана уловило осторожные шаги. В боковом окне, как показалось капитану, мелькнула тень и исчезла. Несомненно, человек, подходивший к окну, увидел освещенную фигуру капитана. Однако дверь по прежнему никто не открывал.
У окон с другой стороны дома стоял лейтенант Мамедов. Ему были слышны настойчивые звонки в квартире. Но вот скрипнула рама окна, из него показалась голова человека. Мамедов не успел укрыться, и человек его заметил. Рама захлопнулась. Стукнул опрокинутый стул. «Хотел уйти через окно», - подумал лейтенант. Теперь слышно было, как барабанил в дверь Винокуров. Вдруг внутри дома сверкнула вспышка и хлопнул револьверный выстрел. «Не в капитана ли?» - подумал Мамедов и, сильно рванув на себя раму, с пистолетом в руке прыгнул в темный провал окна.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В одной из квартир в доме номер четырнадцать по Морской набережной жила тихая женщина лет пятидесяти пяти. Это была Марфа Ивановна Смирнова. Когда-то семья Смирновых, состоявшая из четырех человек, занимала всю квартиру. Но в войну квартира осиротела. Муж Марфы Ивановны, Федор Максимович, был известным в Приморске мастером бурения. Зимой 1941 года на его буровой произошла авария. Федор Максимович был в конторе. Узнав об аварии, он бросился на буровую. Чтобы сократить путь, он побежал не по дороге, а по тропинке, подходившей к буровой со стороны насосного сарая. Второпях поскользнулся на обледенелых досках и с разбегу упал в чан с глинистым раствором. Выкупавшись в холодном растворе, мастер не ушел с буровой, пока авария не была ликвидирована. После этого он заболел воспалением легких и больше не встал. Два сына Марфы Ивановны погибли на фронте.
Горе сильно состарило Марфу Ивановну. Голова ее стала совершенно белой, а на лицо скорбно легли глубокие морщины.
В одно воскресное утро в ноябре 1945 года к Марфе Ивановне зашел Трофимов со своим фронтовым товарищем Сорокиным. Алексей Петрович, которого Марфа Ивановна знала еще мальчиком, попросил уступить Сорокину одну комнату. Старушка вначале наотрез отказалась вселить к себе жильца, но, узнав из разговора с Трофимовым о трагической гибели от рук немецких оккупантов всей семьи Сорокина в Холмске, где он жил до войны, она расчувствовалась и согласилась предоставить ему одну комнату. А через некоторое время она предложила ему две смежные комнаты, а сама поселилась в третьей.
Сорокин оказался аккуратным жильцом и не мешал тихой грусти Марфы Ивановны. Он ровно в семь утра появлялся в кухне, ставил на газовую плиту кофе, в половине восьмого завтракал, в восемь чистил костюм и в половине девятого уходил на завод, не забыв перед уходом выкурить папиросу. С такой же точностью распределялись его вечерние часы с неизменным кофе в девять часов вечера и прогулкой перед сном.
Лишь иногда Сорокин нарушал обычный распорядок дня, задерживаясь где-то до поздней ночи. Но даже эти нарушения были своего рода системой.
Марфа Ивановна была женщиной чрезвычайно аккуратной во всем, но тем не менее она не придерживалась никакого распорядка дня. После потери мужа и сыновей лаборатория, куда поступила работать Марфа Ивановна, стала ее вторым домом. Она могла пробыть на работе десять-двенадцать часов, не замечая времени. Иногда она подолгу задумывалась, глядя в одну точку.
Не раз Ольга, обходя вечером опустевшие помещения лаборатории, заставала Марфу Ивановну за уборкой или мытьем лабораторной посуды.
- Не жалеете вы себя, Марфа Ивановна! - говорила Кириллова. - Видно, совести у людей нет, если заставляют вас работать вместо себя. Вот я с ними завтра поговорю.
- Что вы, что вы, Ольга Петровна, - горячо отвечала Марфа Ивановна. - Не ругайте их. Они меня совсем даже и не просили. У девушек билеты в театр, а им надо еще переодеться. Вот я и взялась прибрать за них, мне все равно спешить некуда, меня никто не ждет, - и в голосе Марфы Ивановны слышалась грусть, а глаза ее наполнялись слезами.
Ольге было жаль старушку, и она старалась, как могла, отвлечь ее от грустных воспоминаний. Марфа Ивановна, в свою очередь, по-матерински полюбила Ольгу.
В тот день, когда Ольга уехала в Белые камни, Марфа Ивановна допоздна задержалась в лаборатории. Уже давно была вымыта посуда, прибраны лабораторные столы, а она все не уходила, ожидая чего-то. Потом в лабораторию на минутку заглянули две лаборантки, вернувшиеся из Белых камней. От них Марфа Ивановна узнала, что Ольга осталась на промысле и вернется только утром. Сразу легче стало на сердце Марфы Ивановны: она поняла, что ее тревога была вызвана ожиданием Кирилловой. Быстро собравшись, Марфа Ивановна отправилась домой.
Несмотря на позднее время - было уже около одиннадцати, - Сорокина дома не было.
Похлопотав часок в кухне и у себя в комнате, Марфа Ивановна стала готовиться ко сну. Где-то далеко сверкала молния и глухо гремел гром. «Где это пропал Сорокин? Сейчас будет сильный дождь», - подумала Марфа Ивановна, прислушиваясь к раскатам грома. И действительно, вместе с оглушительными раскатами грома хлынул ливень.
Марфе Ивановне не спалось. Она долго лежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к шуму непрекращающегося дождя. Стенные часы пробили два часа ночи. Дождь продолжался с прежней силой. Наконец Марфа Ивановна задремала.
Проснулась она от звонка в передней. «Пришел», - подумала Марфа Ивановна и, накинув на себя халат, пошла открывать дверь. Когда Сорокин вошел, Марфа Ивановна ахнула:
- Батюшки мои! Да на вас сухой нитки не оста» лось! Где же это вы так долго гуляли?
- Была срочная работа. А дождь застал на улице, пережидать не хотелось… наверное, надолго, - и он тяжелыми шагами прошел к себе.
Утром, впервые за несколько лет, Сорокин не вышел и не доставил варить свой кофе. В кухне висел его мок» рый костюм, с которого на пол натекла большая лужа.
«Еще проспит», - подумала Марфа Ивановна и постучала в дверь его комнаты. Сорокин не отвечал. Она повторила стук и громко крикнула:
- Илья Тимофеевич, вы что, проспали?
Не дождавшись ответа, она тихонько потянула на себя дверь, которая оказалась незапертой и бесшумно открылась.
- Илья Тимофеевич, - встревоженно позвала Марфа Ивановна.
Ответа не последовало. Она вошла к Сорокину. Он лежал на кровати, широко раскинув руки и часто дышал. Лицо его было багровым, глаза закрыты, а в груди был слышен хрип.
Время от времени он что-то бормотал, выкрикивая непонятные слова.
Пришедший врач сказал, что у больного воспаление легких. Марфа Ивановна побежала за лекарством. Когда она вернулась, Сорокин был в сознании. Он принял лекарство и попросил потеплее его укрыть.
Оставив больного одного, Марфа Ивановна поспешила в лабораторию. Здесь она узнала о покушении на Ольгу. Это сообщение ошеломило Марфу Ивановну. Она долго сидела с неподвижным взглядом, устремленным в одну точку. Наконец поехала в больницу, где лежала Ольга, но к больной никого не пускали.