Изменить стиль страницы

При поднявшемся солнце я увидел улицы и огороды, усеянные трупами гитлеровцев. Мы захватили много оружия и боеприпасов, продовольствия же оказалось мало: несколько коров, два мешка с мукой, два воза с зерном — вот и все, ради чего группа с таким мужеством таранила гарнизон, превосходивший наши силы втрое да еще укрепленный дзотами.

— Это не бой, — говорил Инчин, — а какая-то адская работа по истреблению гитлеровцев.

— К черту такую войну! Пузом да зубами доставать каждый пуд хлеба!

— Не желаем воевать без техники!

— Даешь Хинель! Сегодня же, братва, на Хинель! — заявили многие бойцы и командиры. — Если не поведете вы, капитан, уйдем сами, поднимем пушки, будем брать районы.

Тут, в Улице, прорвались недовольство и злоба, связанные с нашим разоружением.

— Даешь военный отряд!

— Уйдем к Покровскому, к Гудзенко!

— Довольно подчиняться паникерам! — раздавались возмущенные возгласы в каждом взводе, и стоило немалых усилий погасить внезапно вспыхнувшее возмущение.

Я обещал, что мы обязательно вернемся в Хинель и поднимем оставленную там военную технику.

Глава XIV

ДУМЫ НАД ДЕСНОЙ

Второй раз ушли мы из Хинельских лесов, гонимые силой, превосходящей нашу по меньшей мере раз в двадцать.

И вот мы снова в Брянском лесу. Продовольственных запасов здесь не было никаких, — нам нечем было питаться… Выходы из Брянского леса на юг и восток в богатые хлебом районы Сумской и Курской областей оказались запертыми. Юго-восточные подступы к лесам обложила осадная фашистская армия. Пятьдесят тысяч салашистских солдат и офицеров сидели в подлесных селах, обращенных ими в опорные пункты обороны. Самолеты противника сбрасывали бомбы. Артиллерия обстреливала поля и лесные опушки, посевы вокруг лесов скашивались и вытаптывались табунами коней. Вокруг партизанского края создавалась так называемая зона опустошения, зона голода.

Покинув испепеленные врагом жилища, люди бежали в лес. Гитлеровцы продолжали укрепляться на занятых ими позициях. Они строили мощные дзоты, рыли траншеи, оплетались проволокой. Все, что мешало обстрелу, безжалостно выжигалось. Там, где недавно стояли милые сердцу белые хаты, теперь дымились развалины. Вишневые сады и пасеки начисто были уничтожены.

В ночное время вокруг укреплений поминутно вспыхивали осветительные ракеты, роем носились голубоватые трассирующие пули.

Брянской армии грозил голод.

По предложению Фомича моей группе, как это было и в апреле, предстояло добыть продовольствие.

На этот раз задача была значительно сложней. Она состояла в том, чтобы выйти к Десне в районе Белой Березки, форсировать там реку и, оказавшись на правом берегу Десны, проникнуть в степной Погарский район и там заготовить необходимое продовольствие, лошадей, повозки. А потом, не позднее чем через неделю, снова форсировать Десну и, переправив через нее обозы с продовольствием, прибыть в Герасимовку. В общей сложности предстояло пройти до трехсот километров.

Путь на Белую Березку лежал через непроходимые чащи и болота. Не только обозу, но даже верховой лошади не всюду можно было пробраться. Железнодорожная ветка, построенная перед войной для лесоразработок, проходила через дикую чащу. В течение сотен лет деревья падали, гнили, прорастали вековыми мхами, папоротниками. Вырастали новые деревья. На каждом шагу попадались лежачие и стоячие старые дуплистые колоды, в которых без труда могли спрятаться несколько человек. Было немало таких мест, где человек рисковал провалиться в подземную пустошь, скрытую сверху необыкновенно пышным мхом.

Груды хаотически наваленных деревьев запирали течение лесных речек, и потоки их затопляли леса, образуя озера, топкие болота. Лесной зверь там не водился. И лишь пятнистые жабы да зеленые лягушки прославляли эту глушь своим нестройным хором, да тучи комаров неумолчно звенели и жалили оказавшегося здесь человека.

Часть болота была искусственно укреплена там, где его пересекал железнодорожный путь.

Перед моим отрядом стояла задача: или, вопреки всему, пройти по топям двадцать пять километров, отделявших леса от Белой Березки, или выбрать обходный путь, в сто километров, по путаным лесным тропам, да еще с риском попасть под артиллерийский огонь противника из-за Десны.

Решили идти напрямик, по рельсам.

Было утро, солнце припекало, мой пеший отряд, растянувшийся взводными колоннами, вошел в село Старый Погощ. Тут же находился одноименный разъезд. На рельсах стояло несколько товарных вагонов. Расположив отряд на сосновой опушке, я объявил привал и позвал к себе командиров.

На этот раз со мной шли четыре взвода, в каждом по пять — десять человек, и третья группа эсманцев под командой Хомутина. Кроме того, взвод бывших минометчиков и артиллеристов под командой Инчина и хозяйственный взвод Гусакова — сбор всех ездовых, коноводов, бывшая портновская мастерская, боепитание, санчасть.

Партизаны прежде всего занялись курением. Сигареты и самосад имелись далеко не у всех; были и такие, что ожидали очереди, надеясь получить «сорок процентов», то есть окурок, который назывался «бычком». Заядлые курильщики крутили черемуховый лист. От похода ждали не только продовольствия, но и табаку. Некоторые уверяли, что за Десной табаку вдоволь, а курильщикам табак был дороже хлеба.

— Значит, должны мы пройти в Белую Березку? — переспросил Буянов. — Дело невеликое. Только вот мозоли набьем, шагая по шпалам. Как-никак, тысяч сто шпал насчитать ногами придется. Вооружайтесь березовым кондуктором.

— И не только туда, а еще и через Десну дважды перебираться! — вставил Сачко.

— И это не все, товарищи, — дополнил Лесненко. — Главное — заготовить хлеб, скот, найти коней, переправить их на наш берег, да и в отряд доставить, да пройти километров двести — двести пятьдесят за одну неделю! Вот в чем смак, хлопцы!

Поставили на обсуждение вопрос: каким путем возвращаться с продовольствием? Одни говорили, что надо запастись топорами, пилами, лопатами и гатить топкие места; другие предлагали возложить это дело на местных жителей.

— Чепуха, — сказал Ромашкин, — строительство дорог — самое трудоемкое дело. Всех жителей лесов не хватит на это, придется идти по шпалам.

— Так нельзя, — возразил Сачко, — надо идти обходным путем. Под Трубчевском пройдем ночью, а со сроком уж как выйдет…

— А дозвольте, товарищ капитан, мне, — вмешался Гусаков. — Вот тут вагоны на разъезде стоят без дела. Я и предлагаю: сесть в них и ехать! Враз будем на месте!

— А паровоз откуда возьмешь? — спросил я.

— Для чего паровоз? Пара лошадей — вот и паровоз! Позапрошлой зимой наш колхоз весь план лесозаготовок таким способом выполнил. Я поищу тут же у дядькив пару коней и — побачите: не то, что вагон, а половину отряда повезу. По рельсам — милое дело, к обеду на Десне будем!

— А тебе, Петро, известна дорога? — вдумчиво спросил Лесненко. — Поступим по-твоему, а впереди рельсы разобраны или мост разрушен…

— Тут надо голову иметь, — отвечал Гусаков. — Запасные рельсы с собой прихватить, шпалы, да и ремонтера при себе иметь не вредно. Да что долго думать! Ремонтеры тут живут! А ну, хлопцы, — обратился он к Пузанову и Карманову, — раздобудьте мне враз ремонтера дорожного або путевого обходчика! Он точно все доложит!

По опыту работы в шахте я знал, что лошади без труда перевозят целые составы вагонеток. Не было сомнения в том, что по нормальному рельсовому пути пара лошадей вполне справится с одним товарным вагоном. К тому же и груз живой — партизаны: в трудных местах они подтолкнут вагон и подсобят коням.

Проблема транспортировки продовольствия сквозь дикие дебри решалась сама собою и совершенно неожиданно.

Приняв план Гусакова за основу, я предложил мобилизовать в селе по паре коней на взвод и начал продумывать детали передвижения. Возможные трудности в пути сводились к следующему: как тормозить, если, вагон понесется под уклон? Как спасти в этот момент людей, лошадей, груз?