Едва забрезжил рассвет, Андрей помчался в табор. Кинулся в ноги Радомиру, умоляя отдать ему Зару. Клялся любить её больше жизни, беречь, пуще глаз своих, защищать, как душу свою. Но барон только головой покачал. Тогда и Зара упала на колени рядом с любимым, просила пожалеть, не губить их любовь. Плакала, обхватив отца за ноги, молила дать согласие на свадьбу.

Впервые Радомир оказался глух к мольбам дочери, впервые его не тронули слёзы её. Оттолкнул дочь свою, схватил парня за грудки и затряс в бессильной злобе. «Кто ты такой, погань! — кричал он ему, — «Как посмел смотреть в её сторону. Да руки моей Зары такие люди просили, что ты рядом с ними грязь под ногтями. Что у тебя есть, кроме коня паршивого и сабли, кровью залитой. Да что ты можешь дать моей дочери! Она птица вольная, душа у неё цыганская. Не будет она счастлива в твоей хате душной. Прочь ступай, и никогда больше на глаза мне не попадайся, а то прокляну тебя и весь твой род», — и прогнал Андрея на все четыре стороны.

Велел барон своим людям срочно в путь собираться. Обессилевшую от горя Зару, в кибитку бросил, а братьям её велел, чтоб стерегли. Спустя полчаса на от цыганской стоянки остались, только чуть тёплые на месте костра угли, а табор растворился на просторах степи.

— Неужели они так и расстались?— невольно заволновались девчонки.

— Пожалуйста, Алексей Степанович, — умоляюще пробормотала Маша, с глазами полными слёз, — расскажите.

— Дальше зовсим не весело, — предупредил капитан.

— Слушай, Петренко, что ты замолчал на самом интересном месте, — возмутилась Светка, — Весело не весело, но хотелось бы, в конце концов, узнать, чем закончилась эта история.

— Що ж, тильки потим не жалуйтесь. Я усих попередив. Ехал табор по степи без остановок до тех пор, пока даже лошади, не говоря о людях, окончательно выбились из сил. Окинув взглядом бескрайнюю, совершенно безлюдную степь, Радомир успокоился и дал приказ остановиться на отдых. Он решил, что они достаточно далеко уехали, и теперь парень ни за что их не найдёт. Короче, зря надеялся цыганский барон, что нахальный парень отстанет, забудет о Заре. Не оценил он ни силы любви парня, ни упорства, а о том, что он отличный воин, вовсе не догадывался. Через пару дней настиг Андрей табор и под покровом ночи, выкрал любимую.

Узнав о побеге Зары, барон пришёл в страшную ярость. Кричал, что отныне нет у него дочери. А потом ушёл в кибитку и, рухнув прямо на пол, тихо завыл от горя и тоски.

— Ну, вот вам пример дочерней благодарности, — язвительно усмехнулась Ирина. — Отец растил её, заботился, а она ушла с первым встречным нищебродом.

— Эх, Ирина Германовна, — покачал головой Петренко, — вам такого не зрозумиты.

— Почему же? Не глупей некоторых.

— Полюбыла вона, понимаете, бильше жизни полюбыла.

— Конечно, что ж тут непонятного. Потом детишек наплодила кучу грязных и сопливых. И каждый вечер, ожидая пока явится из кабака пьяный муженёк, думала: «И чего это мне дома не сиделось. Какого чёрта я с этим придурком связалась».

— Фуу, Ирина, зачем же вы так, — возмутилась Маша. — Мои родители, например, тоже сначала были против нашей свадьбы. Говорили, что я ещё слишком молода. А теперь мама не нарадуется на моего Толика. Сыночком его зовёт. Жалко мне барона, но и Зару с Андреем жалко не меньше.

— Почекайте, делать выводы, история ще не закинчылася.

— Как, ещё не всё? Прямо Санта-Барбара какая-то получается.

— Та ни, остался тилькы самый кинчык. Через пару мисяцив вернулась Зара в табор.

— Ну, что я говорила, — рассмеялась Ирина.

— Как? — схватилась за сердце Маша. — Неужели она бросила Андрея?

— Стосковалась вона по батькови. Захотила рассказать, як счастлива з Андреем. Надеялась, що смягчиться, барон, простит свою любимую дочку…

— И что?

— Радомир… не захотив её слухати. Прогнав и велив не возвращаться. Мол, нет у меня бильше дочки. Прошло совсем немного времени и все заметили, что силы стали уходить из некогда могучего, как дуб, мужчины. Потеря дочери подкосила, сломала этого некогда сильного человека. Он и раньше был не разговорчив, а теперь, казалось, совсем дар речи потерял. Все дела передал своему брату и племянникам, а сам сидел день-деньской в уголке и курил трубку за трубкой. А на тех, кто пытался потревожить покой его, бывало, так глянет, что человек ещё долго в себя прийти не может.

― А как же проклятие?

― Так я до нього и веду.

― Скоро утро, а ты всё на одном месте топчешься. Ты что, Петренко, как Шахерезада, ждёшь первого луча солнца, чтобы прекратить дозволенные речи? Так у нас ещё одной ночи нету.

― Тьфу, на вас, окаянни! Ну, ниякого терпиння.… Короче, через год, может бильше, опять появилась в таборе Зара. Была она в положении, потому уверенная, что теперь отец точно, простит её.

― Простил? ― не выдержала Маша и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. ― Ой, я случайно.

Петренко только укоризненно головой покачали и продолжил:

― Может и простил бы, та браты и дядько не пустылы до нього. Радомыр зовсим слёг от тоски по любимой дочци, не видав вин, що Зара вернулась.

― Погоди, Лёха, так чего ж они её не пустили? ― изумился Борис.

― А хто ж его знает… Може, из-за злости, що чужака вона в мужья выбрала, може, не хотилы, щоб Радомир простил дочку и виддав уси свои богатства, може ще шо. Одним словом, прогнали вони её, велилы убираться и пид страхом смерти никогда не возвращаться в табор.

Вернулась Зара к мужу, упала на грудь ему и залилась слезами горючими. Несколько дней и ночей плакала, упрекая отца за упрямство, братьев и дядю за жестокость. Ни какие уговоры и ласки мужа не смогли успокоить несчастную женщину. От горя слегка помутился разум её, и тут начались преждевременные роды. Корчась от боли, в ужасе от страха, что погубила своего ребёнка, прокляла Зара весь род Барони, кричала, пока не падут на колени пред ней, либо потомком её, умоляя простить за причинённое зло, не будет им ни богатства, ни удачи. Оскудеет род Барони и вымрет.

Два дня сердешная мучилась, а когда, наконец, появился на свет сын её, только и смогла, что поцеловать его, а потом умерла. Долго убивался Андрей над телом любимой. Хотел бы пойти вслед за ней, но не мог. Сына его, будто мать надоумила. Малютка громко кричал и сучил ножками, пробуждая отца к жизни.

Прошло лет пять, может больше, как исчезла Зара из табора. Радомир весь седой, как лунь, совсем ослабел, весь сгорбился. Только глаза его, горели по-прежнему. Со стороны казалось, не сегодня - завтра умрёт барон, но он всё цеплялся за жизнь, правда, непонятно чего ради.

И вот однажды, когда табор расположился на ночёвку, старый Радомир уселся у костра, попыхивая трубкой и задумчиво уставившись на огонь. Сидел он, сильно сгорбившись, совершенно не обращая внимания на пронзительные вопли цыганят, снующих взад и вперед, ругань женщин, затеявших какую-то свару, разговоры мужчин и возню собак.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился отряд хорошо вооружённых всадников. Молниеносно окружили воины стоянку и замерли. От них отделился один из всадников, на огромном вороном скакуне. Он неторопливо подъехал к костру и остановился напротив Радомира.

― Кто ты и что тебе от нас надо? ― с тревогой спросил Шандор. Его сыновья рядом застыли, схватившись за рукоятки своих ножей.

Суровый воин усмехнулся и молча откинул полу плаща. В седле, тесно прижавшись к нему, сидел маленький, темноволосый мальчик. Он огромными от любопытства глазёнками, рассматривал всё вокруг.

― Привет, Радомир, ― обратился незнакомец к барону. ― Что смотришь? Аль не узнал? Я Андрей, муж твоей дочери.

― Зара, ― пробормотал Радомир и медленно встал, не в силах оторвать взгляд от янтарных глаз малыша, ― где моя Зара? ― Истосковавшееся сердце отца, мгновенно растаяло и затрепетало.

― Известно где, ― лицо Андрея исказилось от ненависти, ― там, куда ты и твои родичи загнали её ― в могиле. Я искал тебя, чтоб сказать, ― ты проклят! И ты и весь род твой поганый. Смотри, Радомир. Это мой сын и твой внук, но это первый и последний раз, когда ты видишь его. Вы никогда не сможете избавиться от проклятия.