Я не обращал внимания на его угрозы и продолжал бежать, не отдавая себе отчёт в том, какой опасности подвергаюсь. Оля сидела, тяжело дыша и обхватив себя руками за живот. Из глаз обильно текли слёзы. Я обнял её и прижал к себе.
— Они дедушку убили. Это его ружьё, Серёжа. Это они… Нас тоже убьют, да?
— Даже не думай так! Всё будет нормально. Сейчас всё разрешится. Обещаю тебе!
Она немного успокоилась, и я помог ей подняться на ноги.
— Слышь, фуфел! — заорал на меня Генчик, — Отойди на! Отойди от тёлки, говорю! Я тебе, падла, ща ногу прострелю! Слышь, на? Отойди, сказал!
Он перетаптывался с ноги на ногу, визжа и целясь в меня из старой «Тулы». Подошёл Михалыч и тот сразу же заткнулся, но перетаптываться не перестал, хаотично переводя взгляд то на нас с Олей, то на Михалыча.
— Идём, земляк, не тронут больше твою девку. Я тебе говорю.
— Пошёл! — скомандовал довольный Генчик.
— Всё будет хорошо. Скоро всё закончится, — ещё раз попытался успокоить я Олю, приложив ладони к её влажным от слёз щекам. Она чуть заметно кивнула, опустила глаза, а затем поцеловала меня в губы. Я прижал её к себе и не хотел отпускать, но Михалыч за спиной снова поторопил:
— Земляк, успеете ещё. Вы как будто прощаетесь! — он хрипло засмеялся, — Иди с другом своим перетри, может, и надумаете вместе чего-нибудь правильного, а там, глядишь, и в ЗАГС с невестой поедете свадьбу гулять.
Генчик поддержал шефа хихиканьем. Я ещё раз поцеловал Олю и медленно побрёл в направлении барака, куда указывал Михалыч. Он по-приятельски похлопал меня ладонью по плечу и ещё раз попытался убедить:
— Всё с ней будет хорошо. Никто не тронет. Ты, главное, всё делай правильно, и все будут живы, здоровы.
— Старика-то за что? — с трудом сдерживая эмоции, спросил я.
— А вот тут мы не причём, земляк! Я тебе говорю! — Михалыч для убедительности размахивал в воздухе указательным пальцем, — Мы в дом вошли, а он на нас с ружьём! Генчик за ствол его хватанул и вырвал из рук пушку, а дед сам на ногах не удержался. Вон, очкарика видишь? — он кивнул в сторону интеллигента, стоявшего поодаль, — Искусственное дыхание даже ему делал. Во как! Так что нечего нам предъявить по деду…
Мы вошли внутрь построек и, пройдя несколько метров длинным, тёмным коридором, остановились у массивной металлической двери. Михалыч с лязгом отодвинул ржавый засов. Оказалось, это был старый холодильник, в котором, видимо, хранили курятину. Внутри было очень темно и сыро. Михалыч протянул мне коробок спичек. Я вошёл, и дверь за спиной с тем же с лязгом захлопнулась. Меня окутала сплошная тьма. Я зажёг спичку и в мерцающем свете огня рассмотрел Вовку, сидящего в углу помещения на полу, прислонившись спиной к стене. Он грустно глядел на меня. Лицо было сильно распухшим от гематом, губы превратились в сплошное кровавое месиво. Я отбросил спичку в сторону и тихо заговорил:
— А я мотоцикл нашёл в озере. Старый какой-то. Немецкий, наверное.
Вовка молчал. Медленно, стараясь не оступиться в темноте, подошёл к другу и поджёг следующую спичку. Вовка теперь сидел, глядя в пол. Я уселся рядом, сбоку от него. Спичка снова погасла. Стало темно.
— Даже не знаю с чего начать, — низкий, невнятный голос друга эхом отражался от стен холодильника, было слышно, что говорить ему очень тяжело, — Боюсь, что ты меня не простишь, старик.
— А ты с самого начала начни.
Глава 29. Исповедь
Вовка медленно и глубоко вздохнул.
— Я плохой человек, Серёга. Много горя принёс людям. Ты даже не представляешь сколько.
Я старался его не торопить, поэтому сидел молча и ждал, когда тот соберётся с мыслями. Через минуту он продолжил уже чуть увереннее:
— Ты знаешь, что я после школы поступил в высшее военное. Закончил третий курс, ушёл в отпуск, сняли квартиру с девочкой одной. Ленкой зовут. Любили даже друг друга… А потом понеслось. Лето! Я весь такой по форме, деловой, естественно, на понтах… Загулял! Бухал без просыху изо дня в день. Ленка не выдержала скандалов и вернулась к родителям. Деньги быстро закончились, хозяева из квартиры чуть не попёрли. Решил на рынке подработать у азеров. Они полрынка держали — цветы, фрукты, сигареты. Ну, и наркота, естественно! А на это, ты знаешь, любителей всегда хватает — разлеталось всё в раз. Подъём просто сумасшедший! Сказочная жизнь началась, мля… Каждый день новая проститутка, машину купил себе. Да не лишь бы какую, а «Мерседес». Из отпуска в училище, естественно, так и не вернулся. Отчислили. От военкомата нашего откупился, когда те на меня вышли. Ну, и понеслось! Свободу почувствовал! Участковый тоже был азерами этими подмазан. Безнаказанность сносила крышу по полной! Стыдно вспоминать что творил, Серый… Чуть сам на иглу не подсел. Дошло до того, что уже азеры эти начали меня тормозить. Вовремя спохватился, да только чёрные уже меня к делам не подпускали. Так, по мелочи работу давали… Ну, долги выбить или дань на рынке собрать с рабов.
Вовка в очередной раз вздохнул, собираясь с мыслями и похрустывая сжимаемыми кулаками.
— А как-то, под Новый год, вывезли в поля на двух машинах и предложили мне завалить одного барыгу. Я знал его, он на рынке с валютой шаманил и вечно какие-то тёрки с этими азерами у него выстреливали. Я, если честно, не вникал из-за чего они грызлись, но как-то раз чуть не попал под раздачу к его бойцам и с тех пор тоже считал его своим врагом. Поставили они его на колени со связанными руками, дали мне пушку и говорят: «Стреляй». Типа, предложили вернуть утраченное доверие. Я сначала отказался. Тогда эти суки ему пластиковый пакет на голову надели, на шее скотчем обмотали и говорят: «Если не убьёшь, то мучиться будет долго. Выбирай!». Тот корчиться начал, извиваться, упал, орёт в этом пакете, визжит! Я не выдержал и выстрелил.
С трудом верилось в то, что мне рассказывал мой лучший друг. Тот человек, который всё это время беззаботно шутил и улыбался. Тот человек, который когда-то кричал: «Казаки — вонючки, у маньяка попа с ручкой!», вдохновляя дворовых пацанов идти пусть хоть и на маленькие, но подвиги. А темнота, в которой мы с ним тогда находились и его искажённая выбитыми зубами дикция, и вовсе создавали впечатление, что рядом со мной сидит совершенно другой человек. Вовка, тем временем, продолжал:
— Не знаю как, но попал ему точно в голову. Тот, конечно, в раз затих. Меня вырвало тут же. А эти суки посмеялись и давай подбадривать, шутить. Заплатили мне за этот выстрел столько, сколько я с роду в руках не держал. Снова наркоту мне доверили, только теперь не бегунком, а бригадиром стал, снова бабки завелись. Короче, вернулся я в дело. А делом этим всем заправляли два брата. Скоро обоих конкуренты прямо в их же офисах повесили и языки обоим вырезали. На их бабки сразу куча хозяев нашлось. Растащили всё, как крысы, а мне и ещё парочке таких же, как я, показательный суд устроили, и семь лет с конфискацией влепили. Благо, что отбирать у меня было нечего. Так, по мелочи: машину, технику какую-то… Через пять лет вышел и снова на мели. На работу устроиться просто не реально. Кто возьмёт к себе бывшего криминала с таким прошлым? Только остались ещё люди, которые помнили о моих старых «заслугах». Вышли на меня, предложили заказ — шлёпнуть одного фраера, пушку дали и времени два дня. Первую ночь не спал, пил водку, думал. Следующей ночью в подворотне завалил его. Рассчитались чётко, как обещали. Сумма порядочная. Позже появлялись заказы из других городов. Начались командировки. Скоро оформился как предприниматель и открыл небольшое производство. Обувь люди в цеху шили, на рынке сбыт наладил. Прибыли, как таковой, от этого предприятия не было, зато глаза любопытным замылил, никто теперь не сомневался, что бабки зарабатываю законным путём.
— И сколько ж ты народу со свету сжил? — механическим, непослушным голосом спросил я.
— Много, Серж… Очень много. Знаешь, я даже как-то раз сосчитать попытался, но понял, что если всех одновременно вспомню, то просто с ума сойду.