Изменить стиль страницы

— Да не мог он умереть! — закричал я, не понимая что творю, — Он живой был пять минут назад! Электрошок давай!

— Кажу вам, помер вин.

Я выхватил из кармана Вовкин пистолет и направил на медсестру:

— Электрошок давай, сука! Где врач?!

— Та бог с тобою, сынку, якый врач в чотыры утра? Дома вин, спыть ще! — как-то даже не пугаясь оружия отвечала та, — И якый ще шок? В нас на всю больныцю тилькы дви капельницы и то на одной ножка зламана. И бильше ничого нема. Вам бы в район нада, та вже нема ниякого толку…

Она, не обращая внимания на оружие, подошла ко мне и, похлопывая по плечу, сочувственно кивнула головой:

— Шо ж тут вже зробыш, сынку? Така, выдно, в нього доля…

Я долго стоял на коленях, уткнувшись лицом в Вовкино плечо, и молил его о прощении, как будто он ещё мог это сделать. Просил простить за то, что не уберёг, за то, что не успел… Умолял простить за то, что не вернулся тогда к нему через неделю, как обещал. Я впивался пальцами в окровавленную одежду своего единственного друга и молил простить за то, что не сдержал данного когда-то самому себе обещания не предавать его ни за что и никогда. Я просил о прощении, зная, что уже никогда его не получу. И слово «никогда» тяжёлым камнем легло в сердце на всю оставшуюся жизнь.

Глава 36. Снег

Зима в том далёком году выдалась снежной, а тот вечер был первым, когда снегопад этот начался. Огромные, пушистые хлопья, мелькнув в тусклом, жёлтом свете уличного фонаря, медленно падали с неба и в момент соприкосновения с землёй издавали едва уловимый шорох. Стоял тихий декабрьский вечер. Мы с Вовчиком сидели на скамейке во дворе нашего дома и с искренним удивлением, которое, наверное, присуще только детям, наблюдали за тем, как знакомый пейзаж с каждой минутой всё больше изменяется и превращается в нечто нереальное, сказочное и очень уютное. Исчезали замёрзшие грязные лужи, которые за последние месяцы успели изрядно поднадоесть. Деревья, из голых, чёрно-серых страшилищ, превращались в белые, мягкие, пушистые облака, и даже мусорные баки, обрастая белыми шапками снега, приобретали менее отталкивающий вид. Мы, как заворожённые, сидели и, даже не смотря на небольшой мороз, кусающий за нос и щёки, не хотели уходить домой.

— Меня мамка прибьёт, я обещал ей до темноты домой вернуться, — задумчиво пробормотал Вовка, первым нарушив тишину.

— А я ещё алгебру даже не начинал делать и читать много задавали…

— Скатать дашь?

— Ты же знаешь, что дам, — усмехнулся я.

Он тоже улыбнулся и удовлетворённо кивнул головой, после чего, зачем-то щурясь, продолжил рассматривать падающие снежинки.

— Хоть убей, не пойму для чего нас заставляют учить все эти формулы и теоремы? Выучишь, на следующий день расскажешь возле доски, а через пять минут уже не помнишь ничегошеньки!

— Не знаю, мало ли что нас в жизни ждёт? Может когда-то и пригодится…

— Это как же меня жизнь должна скрутить, чтобы пришлось где-то применить, например, какое-нибудь биквадратное уравнение? Подумать даже страшно, что это может когда-нибудь случиться!

Я улыбнулся и ничего не ответил, а ему мой ответ не особо-то был и нужен.

— Нет, я понимаю, если там каким-нибудь учёным стать, или космонавтом… Может им и пригодилась бы все эти синусы-косинусы, но я-то не хочу быть ни тем, ни другим! Даже инженером не хочу быть! Нафига мне алгебра?!

— А кем хочешь?

— Наёмником, Серый! Солдатом удачи! — ответил друг таким тоном, словно он уже стал наёмником и страшно этим гордится.

— Убийцей, что ли? — я удивлённо уставился на Вовку.

— Сам ты убийца, блин! Наёмник — это профессиональный солдат в профессиональной армии! И он там не служит, Серый, он там работает. Врубаешься? У них супер-оружие и одежда, их обучают, как выживать в самых страшных боевых условиях! Наёмник, например, может без еды и воды неделю жить! Или голыми руками вооружённого противника обезвредить! Профессионал! Врубаешься?

— И что же в этом хорошего? — не понимал я такого странного выбора профессии.

— Как это что? Ты прикинь какие они крутые! — последнее предложение было сказано громким шёпотом, видимо, для того, чтобы придать фразе значительности.

— Так они же людей убивают.

— Ха! Убивают, конечно! Только не людей, а врагов.

— Ну, а враги, что не люди, что ли?

— Люди, конечно! Но, если ты не убьёшь врага, то враг тебя убьёт. Война есть война, друг! Вот, дед твой, например, воевал?

— Ну, да…

— Он немцев убивал?

— Говорил, что убивал, но это же совсем другое! Если ты не станешь этим самым наёмником, то и врагу тебя убивать не надо будет, — продолжал недоумевать я, — Точнее, врагов-то у тебя не будет!

По всей видимости, он ещё не задумывался над подобным вопросом, поэтому немного растерялся, переваривая мною сказанное. Хотя, надо сказать, Вовчик особо мучился в поисках истины. Он вскочил со скамейки и, жестикулируя у меня перед носом, затараторил:

— Да короче! Ты такой правильный весь! Ветеринаром, наверное, стать мечтаешь, да? Чтобы собачек от запоров лечить! «Посмотрите, доктор, что с моей Чучей случилось!», — принялся кривляться Вовка, переходя на тонкий голос, похожий на женский, — «Она сегодня утром вместо трёх какашек, всего две сделала — я сосчитала! Может это от того, что я ей на ночь яичко слишком вкрутую сварила?»

Получилось смешно, и я даже заулыбался, не смотря на то, что в целом его замечания были довольно обидными.

— Да нет… Я ещё как-то не думал кем стану… Хотя, ветеринаром — тоже не плохо.

— Да проснись ты, друг! Каким ветеринаром? Ты видел хотя бы одного богатого ветеринара? Или врача?

— Не видел.

— Ну вот!

— Что «вот»? Кто тебе вообще сказал, что я хочу богатым быть?

— А то не хочешь! — недоверчиво воскликнул Вовка, возводя глаза к небу и театрально разводя в стороны руки.

— Ну, не то чтобы не хочу, но убивать людей, пусть даже и врагов, ради денег… Я бы так не захотел. Да и не смог бы даже!

— Даже за миллион? — больше утвердительным тоном, нежели вопросительным, воскликнул Вовка.

Я пожал плечами и согласно кивнул:

— Даже за больше.

— А за десять? — не унимался тот.

— А что бы ты сделал, если бы у тебя был миллион? — решил я прервать бессмысленный спор. У меня получилось, Вовка задумался.

— Не знаю даже. Я пока не думал. Дом бы, наверное, купил, машину там… Поездил бы по миру, посмотрел всё. А! Ещё мотоцикл бы купил себе! Да, мотоцикл — обязательно. Крутой какой-нибудь! — он снова уселся рядом.

— А с другом бы поделился? — ради хохмы спросил я.

— А то! — двинув меня в бок локтем и широко улыбаясь, воскликнул тот, — Мы бы с тобой вместе всю планету бы объездили!

— Классно было бы на воздушном шаре полетать… — глядя в тёмное зимнее небо, мечтательно протянул я. В ответ на это он только как-то неопределённо хмыкнул.

Мы снова умолкли. Мне очень нравился звук падающего снега и, несмотря ни на что, расходиться по домам никак не хотелось. И я, и Вовка были уже достаточно взрослыми ребятами, чтобы не верить в сказки, но надежда на то, что в жизни иногда случаются чудеса, в каждом из нас ещё жила. Впереди была такая огромная, такая длинная и такая интересная жизнь, в которой ещё так много всего нужно сделать.

Глава 37. Клад

Я сидел на вершине высокого холма, откуда открывается невероятный вид на Северский Донец. Где-то там внизу, на его утопающих в зелени берегах, на протяжении многих тысячелетий разыгрываются сотни человеческих трагедий и судеб. Где-то там, кочуя с места на место в поисках новых пастбищ, рождались и гибли ираноязычные скифские воины, оставившие после себя массу величественных и, в то же время, жутких курганов. Эти берега пропитали своим потом и кровью первые славяне, пришедшие, чтобы пустить здесь свои прочные корни на многие сотни, а может быть и тысячи лет. Эти земли топтали ноги татар, монгол, французов, шведов и немцев, пытаясь растоптать всё живое, но всякий раз получали достойный отпор. На этой земле погиб и мой единственный друг.