— Ну, как это о каких? О любых! Ты же археолог, в конце концов?

— Археолог, археолог… — пробормотал я, на ходу пытаясь придумать какую-нибудь археологическую байку, но получалось только ругать себя за то, что приходится врать, — Знаешь, тут и рассказывать-то особо нечего. Но одно тебе могу сказать точно: когда ты поднимаешь из земли что-то, потерянное сотни, а может быть и тысячи лет назад, и берёшь это в свои руки, то начинаешь физически ощущать в этом предмете вес этих самых веков! Только представь: тысячи лет назад здесь — вот прямо здесь — жили совершенно конкретные люди, которые очень сильно отличались от нас с тобой. И люди эти были такими же хозяевами местных земель, какими сейчас считаем себя мы — славяне. Они говорили на совершенно другом языке, поклонялись каким-то своим богам, передавали из поколения в поколение свои традиции, нравственные устои и легенды о предках… Это был великий народ! Народ — завоеватель! Народ — покоритель! Сейчас его нет. Давно нет. Не осталось людей, не осталось языка, не осталось ни одного человека на земле, которого можно было бы с уверенностью назвать потомком великих скифов. И, всё же, иногда получается прикоснуться к той эпохе. И происходит это в тот момент, когда ты поднимаешь из земли предмет, потерянный две или три тысячи лет назад и понимаешь, что его потерял совершенно конкретный человек, при совершенно конкретных обстоятельствах, но очень и очень давно! А другой, не менее конкретный и не менее давно живущий человек, изготовил эту вещь своими руками! Он старался, прилагал усилия и фантазию! Он долго учился этому ремеслу, постигал все тонкости и вот он сделал, ну, например, наконечник для стрелы! Из бронзы! А сегодня ты, такой же конкретный, но уже современный, поднимаешь этот наконечник с осознанием, что ты первый человек, к которому он попал с тех давних пор! Невероятное чувство!

Довольный своей находчивостью, а также тем, что всё-таки не пришлось врать, я нащупал в своём внутреннем кармане заботливо припрятанный наконечник и протянул его Оле. Она остановилась, уставилась на мою ладонь и, боясь притронуться, принялась рассматривать в ночных сумерках старинную диковинку.

— Это что? Он самый? Скифский наконечник? — почему-то шёпотом спрашивала Оля.

— Угу, он самый. Держи, не бойся! — и только после этих слов она решилась взять его в руки.

— Такой маленький. Я думала, они должны быть больше. Боже мой! А ведь и вправду — ему же много тысяч лет! Просто чудо какое-то! Даже не верится, что я его держу.

— Дарю, — великодушно провозгласил я, но Оля тут же отрицательно замотала головой и поспешила вернуть находку мне:

— Нет, что ты. Я не могу!

— Да бери, говорю, у нас этих наконечников знаешь сколько? Пруд пруди! Складывать некуда! Мы же археологи, ели-пали!

Оля заколебалась, но я ещё раз настоял и она сдалась:

— Я буду его с собой в сумочке носить. На удачу! Спасибо тебе… — она улыбнулась и проворно чмокнула меня в губы. Я аккуратно обнял её за талию и какое-то время вглядывался в самые удивительные глаза на свете. Её улыбка превратилась в лёгкое смущение, но противиться моим объятиям она не стала. Ещё мгновение я наслаждался видом её глаз и после поцеловал.

Дальнейшая наша прогулка до самой реки и обратно вспоминается как будто во сне. В хорошем сне. В самом счастливом… Мы распрощались у порога дома. Оля ещё раз поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, и оставила в полном одиночестве.

Глава 20. Ночь

Я стоял перед забором, отделяющим двор от огорода, и всматривался в густую и глубокую тьму майской ночи. Прохладный воздух проворно забрался за пазуху, покрывая спину бодрящими мурашками, и заставляя обхватить себя руками за плечи. Где-то там, совсем не далеко, лежит таинственное место, хранящее вековую тайну о серии загадочных смертей, несущее в себе жуткие отголоски ментальности наших предков, веривших в чертовщину на столько, что решились на настоящее убийство. Но даже не это меня поражало более всего. Я был до глубины души смущён тем, что я — взрослый современный мужчина, живущий в век космических и компьютерных технологий, имеющий в современном прогрессивном обществе определённый вес и репутацию, в конце концов, не бедный человек, стою здесь и… боюсь! Смешно подумать: чертей боюсь! Да что за бред, в конце-то концов!?

Возмутившись собственной глупости и абсурдности ситуации, я, не без труда, отыскал во дворе лопату, накинул на плечи какую-то старую шинель и уверенным шагом направился в сторону оврага с твёрдым намерением расставить все точки над «i».

Такой гаммы противоречивых ощущений я ещё не испытывал ни разу в жизни. С одной стороны здравый рассудок уверял меня в том, что я просто иду к самому обыкновенному углублению в почве, чтобы выкопать из земли то, что в ней находится. С другой стороны что-то в груди заставляло бешено колотиться сердце и учащённо дышать. Сверчки, видимо почувствовав мои шаги, смолкли и я двигался в полной тишине. Впереди почти ничего не было видно. В голове всплыли слова старика: «Руки чёрные с под земли к тебе тянулись! Они ж тебя за ноги вже хотели хватать!». Тут же ещё сильнее заколотилось сердце.

— Век компьютерных технологий, — почти неслышно шептал я себе под нос, — старый дед, выживший и ума, век компьютерных технологий, люди в космос летают…

Получалось не очень убедительно, и я даже начал подумывать о том, чтобы повернуть обратно и прийти сюда снова, но уже на рассвете, когда увидел под ногами край обрыва. «Дошёл. Ну, вот и славненько. Сейчас обойду с другой стороны и копну разок-другой. Делов-то!», — убеждал я сам себя, сжимая покрепче древко лопаты дрожащими от волнения руками. Глубоко вздохнув, зашагал вдоль врага к пологому склону. Вдруг, в густой ночной тишине раздался еле заметный шорох. Я невольно остановился и стал настороженно вслушиваться. В ушах отдавались гулкие удары собственного пульса. Снова завёл свою песню сверчок. Решив, что мне просто показалось я, пусть и чуть медленнее, но всё же продолжил путь к дну омута и, дойдя до места, вонзил лопату в почву.

Перевернув ком земли, разламывал его руками и на ощупь попытаться найти хоть что-нибудь похожее на монеты или украшения. Руки предательски дрожали от волнения, и комья земли постоянно выпадали и терялись в высокой сухой траве. Приходилось на ощупь их отыскивать и снова пытаться раздавить непослушными пальцами. В эти моменты возбуждённое воображение, абсолютно не обращая никакого внимания на прагматичный рассудок, рисовало жуткие кривые руки, покрытые чёрными волосами и тянущиеся из-под земли, чтобы схватить меня и утащить к себе в преисподнюю. Разламывая очередной ком я, вдруг, наткнулся на нечто плоское, круглое и твёрдое, размером с пятикопеечную советскую монету. Оттерев предмет от грязи, попытался рассмотреть находку, однако полное отсутствие освещения не позволяло определить принадлежность предмета вообще к чему-либо. Я положил его в карман и уже с двойным усердием продолжил перебирать куски дёрна. Ещё один предмет! На этот раз продолговатый, остроконечный, около полутора сантиметров в длину и не более пяти миллиметров в толщину. Тут же попался ещё один! Также, продолговатый, но уже чуть большего размера. Страх окончательно отступил, уступая место дикому азарту! А зря…

Я поднялся с земли, чтобы в очередной раз вонзить лопату и отчётливо почувствовал на своей спине чей-то тяжёлый взгляд. Точно описать и передать словами это чувство не возможно. Могу лишь сказать, что в какую-то долю секунды я физически ощутил на себе его прикосновение. Враз похолодев от макушки до пят, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел то, что мне так эмоционально намедни описывал Прохор Матвеевич. Буквально в трёх метрах за мной из травы поднимались два чёрных силуэта бесовских фигур, по пояс находящиеся в земле и протягивающие ко мне свои чёрные руки. Я успел заметить, как блестели глаза одного из них, отражая холодный свет звёзд.

В следующее мгновение, я рванул вперёд, в панике не соображая, что творю, и куда лучше стоит бежать. Упёршись в отвесный край оврага, оказался в западне. Бросив лопату и хватаясь руками за сухую траву, стал карабкаться наверх, в каждое следующее мгновение, ожидая прикосновения холодных, влажных бесовских рук на собственных лодыжках.