— Джонни.

— Ты выжила из ума, Сер? Сидишь здесь и напиваешься?

Ее губы растягиваются в улыбке, когда она протягивает мне бокал, направляя соломинку в мою сторону.

— Если ты хотел сделать глоток, можно было просто попросить.

— Ты, черт побери, отлично знаешь, что я этого не хочу.

— Ох, расслабься, — отвечает со смешком, махнув рукой на меня, когда снова делает глоток. — Это не алкоголизм.

— Серьезно?

Снова протягивает мне бокал.

— Попробуй и поймешь.

— Спасибо, но воздержусь, — говорю. — Не буду рисковать своей трезвостью из-за какого-то дерьма с коктейльным зонтиком.

— Тебе же хуже, — пожимает плечом Серена. — Но уверяю тебя, коктейль такой же девственный, как твой дружок-трезвенник, как там зовут этого зануду? Джош?

— Джек, — отвечаю. — И уверен, что он не девственник.

— Кто-то спит с этим парнем?

— Уверен.

— Ну, тогда... мой напиток более девственный, отчего мне, правда, хочется, чтобы в нем был алкоголь.

Прислоняюсь к барной стойке, пока смотрю на нее.

Кажется, она в хорошем настроении.

— Ты ширялась сегодня? — спрашиваю. — Что ты принимала?

Ее улыбка меркнет, хорошего настроения как не бывало, и Серена говорит с горечью:

— Почему ты вообще здесь? Разве тебе не нужно находиться в другом месте?

Смотрю в сторону окна бара на улицу, и вижу подъехавший черный седан, в это время мне на телефон приходит сообщение.

— Забавно, что ты спросила, потому что за мной как раз приехала машина.

Оставляю ее у барной стойки и прохожу мимо Клиффа в лобби, когда направляюсь на улицу и сажусь в машину. Даю водителю свой адрес в Лонг-Айленд и по дороге делаю несколько звонков, чтобы быть уверенным, что меня встретят. Когда прибываем, за массивным забором, окружающим собственность, стоит мужчина. Он приветствует меня, открывает ворота, прежде чем протягивает связку ключей.

— Первый гараж.

Гараж на климат-контроле, оснащенный современной системой безопасности, как будто охраняет гребаный алмаз Хоупа, в действительности — дорогие машины. Двери открываются, и автоматически включается свет, когда я захожу внутрь. Сразу иду к «Порше» и провожу рукой по глянцево-синей краске.

Я купил его после реабилитации по настоянию Джека.

Ну, на самом деле, Джек сказал мне сделать себе подарок, чтобы отметить определенный этап моей жизни. Поэтому я купил себе новый кабриолет «Порше 911», похожий я продал, когда переехал в Голливуд.

Когда рассказал Джеку, он назвал меня отвратительным гребаным мудаком. Очевидно, для него сделать себе подарок — отправить цветы.

Подписываю кое-какие бумаги, чтобы забрать машину, и сажусь за руль. Согласно одометру — на ней меньше тысячи миль, и я собираюсь добавить еще двести.

Поездка долгая. А сегодня кажется еще дольше. Доезжаю до квартиры Кеннеди к четырем утра. Дверь закрыта, но я использую свой ключ и вхожу внутрь.

Молча иду по небольшому коридору, смотря в сторону комнаты Мэдисон и видя, что она умиротворенно спит. Иду дальше, не желая ее тревожить. Дверь в спальню Кеннеди приоткрыта, свечение от небольшой лампы проливает свет на часть комнаты. В моей груди все сжимается, когда я открываю дверь и вижу, что она крепко спит, сжимая в руках старый блокнот — тот, что содержит ее версию нашей истории.

Частично я читал ее. Начало. Мне было слишком страшно увидеть, какой она превратилась в Калифорнии. Кеннеди писала историю, будто она предназначалась для меня, но я помню все по-другому. Для меня она была центром Вселенной, солнечным светом, который сиял очень ярко, но Кеннеди писала о себе в тени, выставляя себя второстепенным персонажем своей же истории. Вместо этого сделала меня героем, центром альтернативной Вселенной, которую придумала вокруг себя.

Я всегда догадывался, но никогда по-настоящему не осознавал, что был ее Бризо.

И затем я медленно исчезал.

Осторожно забираю блокнот из ее хватки и откладываю в сторону, прежде чем выключить лампу и лечь рядом. Кровать подо мной прогибается, и Кеннеди шевелится, медленно открывая глаза. Моргает в замешательстве, прежде чем ленивая улыбка расплывается на ее лице, и сонным голосом шепчет:

— Ты здесь.

— Я же сказал, что вернусь.

— Да, но ты много обещал и говорил, — бормочет она, прижимаясь ко мне.

Обнимаю ее, прижимая ближе к себе, когда снимаю фиксатор с запястья и бросаю куда-то в темноту. Рукой скольжу под футболку Кеннеди, ощущая ее теплую кожу под своей ладонью, когда поглаживаю спину, кончиками пальцев очерчивая позвоночник, и нежный стон срывается с ее губ.

Бл*дь, это звук что-то сделает со мной. Изогнув спину, Кеннеди шевелит бедрами, и инстинктивно двигаясь, я перемещаю нас так, что нависаю над ней.

Она смотрит на меня и с дрожью выдыхает, прежде чем наклоняюсь для поцелуя.

— Я имел это в виду, — шепчу у ее губ, пока руками брожу по ее телу, избавляясь от надоедливой одежды.

— Ты сказал много ужасных слов, — она напоминает мне.

— Это были разговоры под кокаином, — говорю, целуя ее, когда Кеннеди наклоняет голову. — И также под виски.

— Расскажи кому-то, кого, бл*дь, это волнует.

Голос Кеннеди тихий, спокойный, но есть слово «бл*дь». Отстраняясь, смотрю на нее.

— Твои последние слова, сказанные мне.

— В день, когда ты ушла?

Она кивает.

— Ты был трезв, произнося их.

Расскажи кому-то, кого, бл*дь, это волнует.

Если вот так наша история закончилась для нее, я умирал, как хотел узнать, что написано на последних страницах ее блокнота.

Пытаюсь сесть, но Кеннеди обнимает меня.

— О, нет, я так не думаю. Ты закончишь то, что начал, мистер Большая шишка.

Она страстно целует меня, и я моментально сдаюсь, толкаясь меж ее бедер. Одним толчком скольжу в нее, и черт побери, если не чувствую себя как будто дома, поэтому я снова и снова показываю Кеннеди, что не имел в виду то сказанное дерьмо.

Фатальная ошибка драматического героя

Этот блокнот собственность Кеннеди Гарфилд

Мечты не всегда остаются просто мечтами. Иногда они превращаются в кошмары, те, в которых ты громко кричишь, но тебя никто не слышит. Не хотят слышать. Отстраняются от тебя.

Впервые ты пробуешь кокс в клубе в Лос-Анджелесе. Подарок от модели Марксон, Серены Марксон, на твой двадцать первый день рождения. Клиффорд устраивает вечеринку в твою честь и приглашает людей из Голливуда, но твоя любимая женщина остается дома. Клиффорд говорит, что она еще не достаточно взрослая, чтобы пойти. В это место пускают только с двадцати одного. Поэтому ты говоришь ей, что не будет ничего особенного, просто неформальное общение. Часть твоей деятельности связана с общением. Это просто «работа».

Но на фото в таблоидах не кажется, что ты «работаешь», не тогда, когда большинство из вас вдыхают порошок со стола. Здесь все окружение Клиффорда. Девушки крутятся вокруг вас. Но некоторым из них нет двадцати одного. Некоторые едва достигли восемнадцати.

Ты извиняешься, убеждаешь, что это была ошибка. Просишь второй шанс. Но ты делаешь это только после того, как все становится очевидным. И когда начинаешь сниматься в своем втором фильме — еще одна подростковая комедия, где у тебя ведущая роль на это раз — мир немного меняет свое отношение к тебе. Твой первый фильм еще не вышел, но уже ходят слухи. Поговаривают, что новый протеже Кэлдвелла может быть кем-то особенным. Ты так сильно стараешься. Скоро начнется промо-компания, и тебе нужно набраться сил.

Вот, что ты говоришь себе. Никакого вреда от небольшого кайфа. И ты веришь в это, чувствуешь себя хорошо. Чувствуешь себя так, будто мир принадлежит тебе. Приходишь домой этим вечером, и голубые искорки исчезли из глаз. Девушка смотрит на тот беспорядок, которым ты стал, и медленно начинает чувствовать пустоту, но ты улыбаешься и говоришь ей, что все в порядке. Она задается вопросом, откуда все это, и как она могла в такое вляпаться, потому что ты не с ней. Ты исчез.