Парень кладет меч, опускаясь на одно колено, и я слышу, как Мэдди радостно кричит, а затем подбегает ко мне. Она обнимает меня за талию, а я смеюсь, когда протягиваю меч тому, кто его мне одолжил.

— Мужик, а ты хорош, — говорит парень со смешком, поднимаясь на ноги и протягивая свою руку. — Меня зовут Брэд, а тебя?

— Джонатан, — весело отвечает Мэдди за меня. — Ох, подождите, сегодня он Рыцарь ночи!

— Ну, что я могу сказать, Рыцарь ночи, если ты желаешь присоединиться к нашей ролевой лиге...

— Спасибо за предложение, но это не для меня, — бормочу, уводя Мэдисон.

— Мог бы перехитрить меня, — отвечает парень.

Я игнорирую это, снова отводя Мэдди в сердце фестиваля.

— Так, ты решила, что мы будем делать сейчас?

— Еще больше битвы на мечах!

— Боюсь, что нужно подождать другого раза, — отвечаю. — Но у нас впереди еще больше веселья.

Еще больше панелей. Шоппинг. Даже еще одна викторина. Мэдди ест мороженое и вся уделывается в нем. Я покупаю куклу Марианны, чтобы ей не нужно было притворяться с Барби. Почти полночь, когда все начинает закрываться. Могу сказать, что энергия Мэдисон иссякла. Она молчаливо цепляется за мою руку.

— Ты готова ехать домой? — спрашиваю. — Уверен, мама скучает по тебе.

Она кивает. Начинаем идти к выходу, но Мэдисон медлит на полпути, потянув меня за руку.

— Подожди! Мы забыли!

— Что забыли?

Она не отвечает, вместо этого тянет меня к кабинке со стендами.

— Я хочу Бризо, — объявляет она работнице, указывая на стенд.

— Тридцать долларов, — говорит девушка.

Вздохнув, отсчитываю наличные и протягиваю ей их, прежде чем беру картонную фигуру и тащу ее вместе с нами.

Мы проходим через толпу и направляемся к выходу. Выходим из-за угла здания, задерживаясь там, пока я отправляю сообщение водителю. Нужно подождать минутку или около того, поэтому мы стоим, пока люди блуждают поблизости.

Снимаю маску с лица, когда подъезжает машина, делаю шаг к ней, когда слышу голос:

— Джонни Каннинг?

Я поворачиваюсь, напрягаясь, и вижу женщину с маленьким сыном, которые смотрят на меня, разинув рты.

— О, боже мой, это, правда, вы! — восклицает женщина, хватая ребенка за плечо. — Мой сын сказал, что это вы, настаивал на этом, но это не казалось правдой.

Дети в своем репертуаре.

У них хорошо развита интуиция.

Неважно, как ты замаскируешься, дети почувствуют правду.

— Могу я попросить автограф? — спрашивает она, протягивая комикс, пока ищет что-то, чем писать. — Пожалуйста?

— Эм, конечно, — бормочу, взяв у нее маркер и расписавшись, смотря на ребенка. Он возраста Мэдисон, тот же самый взгляд благоговения на лице, что был и у нее сегодня утром. Он тоже в костюме Бризо, но в самодельном, и видно, что на него потрачено много времени. После всего, что я натворил, очень странно видеть, как ребенок смотрит на меня, будто я на самом деле герой.

—Ты хочешь сфотографироваться, малыш?

Он с энтузиазмом кивает, будто немой, поэтом я сажусь на корточки рядом с ним, позирую, позволяя его матери сделать фото.

— Береги себя, — говорю ему. — И всегда приглядывай за своей мамой.

Встаю, беру Мэдисон за руку и веду ее к машине, пока больше никто меня не заметил.

Кажется, будто поездка домой длится вечность. Когда мы прибываем, уже темно, а Мэдисон уснула по дороге. Пытаюсь разбудить ее, но это бесполезно, поэтому вытягиваю ее с детского кресла и несу. Она бормочет что-то, не просыпаясь, обняв меня за шею. Также несу фигуру под мышкой, и когда подхожу к двери и собираюсь постучать, она распахивается.

Кеннеди стоит в дверном проеме все еще одетая в свою униформу, выглядя так, будто испытывает облегчение при виде нас. Она отходит с пути, чтобы я мог войти.

Пока захожу в квартиру и ставлю картонную фигуру, Кеннеди смотрит на меня с подозрением.

— Знаю, — бормочу. — Вероятно, это последняя вещь, на которую ты хочешь смотреть, но она не уходила без нее.

Кеннеди качает головой, закрывая входную дверь, когда предлагает:

— Можешь уложить ее спать, если хочешь.

Начало новой жизни

Этот блокнот собственность Кеннеди Гарфилд  

В то время как студенты академии «Фултон Эйдж» сдают итоговые экзамены, ты едешь по Среднему Западу в Калифорнию. Девушка сидит рядом на пассажирском сиденье «Порше», изливая свои мысли в блокнот.

Одна из пары вещей, которую она взяла с собой.

Она проскользнула назад в дом, пока ты трезвел, наполнив свой школьный рюкзак одеждой, комиксами про Бризо и, прихватив телефон, прежде чем оставила родителям записку:

Мама и папа,

Знаю, что вы расстроитесь, когда поймете, что я уехала, но, пожалуйста, сильно не переживайте. Я с Джонатаном.

Люблю вас обоих,

Кеннеди.

Само собой разумеется, что через двадцать четыре часа они чертовски сильно переживают. Ей только семнадцать. Родители позвонили в полицию, ведь это официальный побег несовершеннолетнего. Ее телефон начал разрываться от сообщений, с мольбами вернуться, почти сразу, как вы уехали.

Телефон разрядился через несколько часов.

Она забыла взять зарядное устройство.

Ты? Ты взял свой телефон почти с полной зарядкой. Единственный человек, позвонивший тебе — твоя сестра, чтобы предупредить о том, что кто-то снял на камеру вашу с отцом потасовку, и теперь вы во всех новостях. Это политический кошмар — спикер Каннингем нападает на собственного ребенка. Его призывают к отставке.

Время идет.

Расстояние между вами и Нью-Йорком начинается увеличиваться, а с Калифорнией сокращаться. Ты предлагаешь девушке развернуться обратно, так как не хочешь никаких сожалений с ее стороны. Она говорит тебе заткнуться и продолжать ехать.

Два дня спустя, в день, когда вы должны были окончить школу, ты пересекаешь границу Лос-Анджелеса. Находишь небольшой мотель, в котором сдают номера восемнадцатилетним, пока не найдете что-то постоянное.

— Пошли куда-нибудь сходим, — предлагаешь.

— Куда? — спрашивает девушка.

— В какое-нибудь приятное место. Мы здесь. Осуществили задуманное. Надо отпраздновать.

Поэтому вы так и делаете. Ты ведешь свою девушку на свидание. Она надевает платье для выпускного, то, что помогала ей выбрать мама: без рукавов, ярко-синего цвета. Решает надеть балетки, так как забыла упаковать туфли. Они простые, почти на сплошной подошве.

Ты говоришь ей, что она самая красивая женщина в мире.

Вы ужинаете в модном стейк-хаусе из тех, где маленькие порции, а счет большой, но люди не жалуются, так как все дело в атмосфере. После ужина прогуливаетесь по Голливудскому бульвару, рассматривая увековеченные в цементе отпечатки рук, прежде чем направляетесь на «Аллею славы», держась за руки, чтобы взглянуть на звезды знаменитостей.

— Когда-нибудь, ты тоже будешь здесь, — говорит девушка, когда ты останавливаешься и притягиваешь ее к себе. — Твое имя будет на звезде.

— Да? Думаешь, я так же талантлив, как... — смотришь вниз, на самую ближайшую звезду у своих ног, — ... Лягушонок Кермит?

Она смеется.

— Ну, теперь, задумавшись, я не очень уверена. Я имею в виду, может, Гонзо, но Кермит? [6] 

— Возможно, если я сильно постараюсь, — отвечаешь.

— Может, — соглашается она, целуя тебя.

Вы целуетесь прямо на Голливудском бульваре. Красивый момент. Ничто не может разрушить его, даже парень, переодетый в Дарта Вейдера, который со злостью говорит вам снять номер.

— У нас он есть. Как насчет того, что мы его используем? — спрашиваешь.

— Думала, ты уже никогда не спросишь.

Ты занимаешься любовью со своей девушкой всю ночь напролет. Теперь, когда слова произнесены, и между вами больше нет препятствий, кажется, ты не можешь переставать говорить их.