— Зачем же я вас тогда приглашал?

— Вот об этом я сейчас и думал.

— До чего же додумались?

— До элементарных вещей. Вы пригласили меня сюда для того, чтобы: «а», — Сырцов указательным пальцем правой руки прижал левый мизинец к ладони, — выведать, насколько я опередил вас в поисках Ксении Логуновой, и «б» — узнать, участвует ли впрямую в этом деле Александр Иванович Смирнов. — Он прижал безымянный.

— И как вы считаете: мы добились своей цели? — спросил Воробьев.

— Во всяком случае, я вам дал, как говорил Юлиан Семенов, информацию к размышлению. — Сырцов встал. — Джин был хорош, а потому спасибо за угощение. Покойной вам ночи, Александр Петрович.

Воробьев не откликнулся, смотрел Сырцову в глаза. Малость поиграли в гляделки. Вдруг Воробьев бешено улыбнулся и пообещал:

— А все-таки я когда-нибудь куплю вас с потрохами, Георгий.

Не любил проигрывать бизнесмен в законе, не любил. И поэтому сорвался, всерьез исказив имидж широко мыслящего великодушного и прощающего людям их ошибки настоящего предпринимателя. Зубки вдруг уголовные обнажились.

— Надежда умирает последней, — издевательски к месту оказался расхожий трюизм. Не подав руки, Сырцов двинулся к выходу. Воробьев остался за журнальным столом, а Коляша последовал за ним.

В приемной сидели уволенные. На Сырцова никак не отреагировали, а при виде Коляши встали. Тот, которому по горлу попало, певуче прорыдал:

— Николай Григорьевич...

Красотка-резвушка Маргарита — смешливая была — фыркнула, прикрыла роток ладошкой. Коляша кинул на нее укоризненный взгляд, а на уволенных глянул ужасно, как император Павел Первый.

— С вами окончательно разберусь завтра. А сегодня чтобы мои глаза вас не видели. Ну!

Почувствовав в Коляшином голосе отсутствие безапелляционности и не пожелав рассмотреть того, кто их поверг в ничтожество, боевой наряд оживленно и даже бодро покинул приемную.

— Проводи меня, Англичанин, — попросил Сырцов. Но, прося, воспользовался кличкой. Как тут быть: с одной стороны просил, а с другой — нахамил. Коляша даванул косяка на Маргариту, которая, как оказалось, на «Англичанина» не обратила никакого внимания. Но для страховки ответил холодно:

— Тебя шофер проводит.

— Шофер отвезет, а ты проводи, а? — еще раз попросил Сырцов.

— Пошли, — хмуро предложил Коляша, соглашаясь.

Сырцов улыбнулся Маргарите и признался, фальшиво смущаясь:

— Вы мне ужасно понравились, Рита. До скорой встречи.

Доставил дамочке удовольствие. Не будучи в курсе отношений ее боссов с обаятельным посетителем, Ритуля пожелал не в цвет:

— Удачи вам!

В машине Сырцов уже не просил. Распоряжался шепотом:

— Прикажи водиле, чтобы стекло поднял.

Коляша скомандовал.

— Сказать хочешь или услышать? — поинтересовался Коляша.

— Услышать, естественно.

— Хрен ты от меня чего услышишь!

— Ну хоть на вопросы ответь.

— Это смотря на какие.

— На самые простые. Вот первый: что тебе такого сказала Маша, если ты после ее сообщения как очумелый кинулся искать Ксению?

— Я с твоей Машей говорил в первый и последний раз на вашем вечере.

— Боже, как я устал от вашего вранья! — капризно признался Сырцов. — В записной книжке покойной находилась твоя визитная карточка.

— Это тебе Махов сказал? — попытался угадать Коляша.

— Я сам видел эту визитку. Еще до убийства.

— Значит, пока мы у столов причащались, ты ее машину обшмонал, — вторая попытка угадать оказалась успешной.

— Именно, мой догадливый дружок.

— Значит, и ты был с ней знаком раньше! — осенило Коляшу.

— А я был уверен, что твои топтуны тебе сообщили. Ведь видели меня и ее вместе твои дурачки.

— На то они и дурачки. Видели и не сопоставили.

— Так как насчет первого вопроса, Коляша? — напомнил Сырцов.

— Не могу я тебе этого сказать, Жора, — с внезапным удовольствием произнес Коляша. — Не уполномочен.

Машина уже стоила у сырцовского подъезда. Быстро доехали. Шофер за стеклом сидел неподвижно и прямо.

— А если тебя официальное лицо спросит? Следователь, к примеру?

— И ему ни черта не скажу.

— Потому что эти сведения могут заинтересовать следствие: по делу об убийстве Марии Елагиной?

— Не путай меня, Жора, — слезно взмолился Коляша.— Все равно не скажу.

— Что ж, крутитесь сами, — решил Сырцов и открыл дверцу. — Да, одна и последняя просьба к тебе. Не цепляй ко мне хвоста, очень тебя прошу. Я ведь от твоих соколиков все равно в любой момент уйду, а просекаю я их на первой же минуте. Только зря время и бензин тратим.

— Ладно, — важно согласился Коляша и сделал Сырцову подарок:- Откровенность за откровенность: учти, за Светланой был еще один хвост, не наш. Богатый, с тремя сменными машинами.

— Спасибо и будь здоров, — сказал Сырцов и вылез из «паккарда». Было за что благодарить Коляшу. Он и поблагодарил.

Глава 18

Удивительная страна Подмосковье! Отьехал от столицы по Ярославскому шоссе километров на шестьдесят — и ты на севере России: темно-зеленые сосны до небес, глухие черные стены елей, раскольническая строгость и ощущение одинокости человека на огромной древней земле.

Покатил по Симферопольскому или Киевскому — через час в беззаботно легкомысленном мире весело шелестящей листвы, изумрудных полян, бойких, открытых речушек, неряшливо разбросанных в беспорядке пестрых, как лоскутное одеяло, поселков и деревушек. Не мир даже, а беззаботное, суетное и залихватское южнороссийское общежитие.

До начала основного пути Сырцов трижды самым тщательным образом проверился в Москве, потом, сойдя с Минского шоссе, долго и непредсказуемо мотался по местным дорогам, пока наконец не выбрался на свою основную магистраль. Дал скорость по приличному полотну и успокоился.

А до этой операции проверялся еще и утром, когда отправился в канцелярию Московской епархии. Чиновник — всегда бюрократ, будь он в мундире, пиджаке или рясе. Манежили его часа полтора, прежде чем он добился ответа на элементарнейший вопрос: где находится восстанавливаемый женский монастырь? Как всегда, Смирнов оказался прав: единственный такой монастырь находился в Калужской области и относился к Московской епархии.

С утра день был хорош, но к полудню, когда Сырцов выбрался из Москвы, пал легкий, как приятное воспоминание, дождь, осадил пыль и затемнил асфальт, который сейчас журчал под колесами «девятки». Вдали — рай: свежие перелески, олеографические луга с хрестоматийными коровами, поля с волнующимися под ветром желто-бежевыми хлебами. Вблизи — срань: испоганенная ядовитыми автомобильными выбросами обочина, заваленная бумагами, пакетами, жестяными банками и битыми бутылками, сопровождающая шоссе канава, больные, пораненные зверской человеческой рукой придорожные кусты. Вдали — Россия, вблизи — россияне.

Подъезжал к монастырю в два часа. Плохо асфальтированная дорога, повиляв среди холмов, в последний раз приподнялась, и Сырцов с водораздела увидел лежащий чуть внизу монастырь из сказки: высокие стены, башенки по углам, мощный собор, казарменные здания для обитателей и посетителей. Монастырь-замок, монастырь-крепость, построенный на вечную православную жизнь.

Но пробиты, будто взрывами, стены, но осыпались, как от землетрясения, башенки, но разрушен, словно попавший под бомбежку, собор, но покинули свои жилища обитатели и посетители, оставив миру скелеты безглазых зданий. Крепость взята, замок разрушен. Кем?

Оставив «девятку» у монастырских ворог, Сырцов через пролом в стене пробрался на монастырский двор. И сразу же перед глазами возникла картинка из темпераментного кинофильма «Время, вперед!»: по мелким мусорным горкам носились десятка два-три женщин с носилками. Закутанные по глаза белыми платками, не по-церковному веселые женщины и девицы, открячив зады, вытаскивали из собора мусорные тяжести. Отловив одну из них, возвращавшуюся с пустыми носилками, Сырцов подхалимски сладко спросил: