— Не подскажете, милая девушка, где я могу повидать ваше начальство?

— Здесь, слава Богу, начальства нет, — ответила из-под платка неизвестных лет девушка. Хотя по гибкой талии, сильным молодым ногам, вольному, без лифчика бюсту под тонкой майкой — действительно, девушка. Молодая.

— Но кто-то главный есть?

— Не главный. Старшая. Мать игуменья.

— Вот мне бы мать игуменью! — обрадовался Сырцов.

— Может, помоложе кого? — не выдержала, опасным светским вопросом изволила пошутить Божья овца. Но тут же спохватилась: — Мать игуменья в своих покоях после службы отдыхает.

И, махнув рукой, указала на маленький домик, притулившийся к монастырской стене.

— Она отдыхает, а вы вкалываете, — как бы ни к кому не обращаясь, сказал Сырцов.

— Она старенькая, — со смехом объявила девушка и убежала по своим строительным делам.

Положив тяжелые руки на струганую столешницу, мать игуменья, сидя за абсолютно пустым столом, внимательно-спокойно изучала стоявшего перед ней Сырцова.

— Да, Ксения Логунова живет у нас, — наконец ответила она и пригласила: — Присаживайтесь...

— Георгий Петрович, — уловив в паузе вопрос, подсказал Сырцов.

— Присаживайтесь, Георгий Петрович. А я для вас — Анастасия Ефимовна.

Сырцов сел за противоположный торец стола и тоже положил руки на чистые доски. Вдруг спохватился — руки были на этом фоне нечисты — и, по ходу дела погладив край стола, спрятал их. Поспешил со вторым вопросом:

— Анастасия Ефимовна, я могу поговорить с ней?

— Этот разговор будет ей во благо?

Чуть не ляпнул: «А черт его знает!», но успел придержать язык. Натужно стал думать, как бы ловчее ответить. С трудом придумал:

— Во всяком случае во спасение.

— Девочке что-нибудь действительно угрожает? — всерьез забеспокоилась игуменья.

— Вы своих монашек девочками называете? — спонтанно удивился Сырцов.

— Да какая она монашка! — ласково вспомнила Ксению мать игуменья. — Она девочка. Умная, добрая, сильная девочка, которая и в миру будет угодна Богу. Даже скорее в миру, чем за монастырскими стенами.

— А она хочет стать монашкой, — понял Сырцов. — И вы проводите с ней разъяснительную работу.

Анастасия Ефимовна сморщила лицо в беззубый кулачок — улыбнулась наивному дурачку:

— Она не хочет быть монашкой, Георгий Петрович. У нас она ищет душевного покоя, чтобы определить себя мирской жизни.

— Носилки с мусором таская, — не удержался-таки Сырцов.

— И таская носилки с мусором, — согласилась она и вернулась к главному, беспокоящему: — Что ей угрожает?

— Весьма скверные люди хотят использовать ее в борьбе с не менее скверными людьми.

— Кого вы считаете скверными людьми, Георгий Петрович?

— Тех, кто из-за денег готов пойти на преступление.

— А вы, случаем, не из таких?

— Не из таких.

— И чем вы это можете доказать? — Игуменья допрос вела жестко.

— А вы, случаем, — нарочно повторил ее оборот Сырцов, — не юристом в миру были, Анастасия Ефимовна? Следователем, прокурором?

— Вы ошиблись, Георгий Петрович. Я — доктор биологических наук. Но мы отвлеклись, и вы не ответили на мой вопрос.

— Чем же я могу доказать? — усиленно моргая, Сырцов искал доказательств. Показалось, что нашел: — Я понравился отцу Афанасию.

— Неплохая рекомендация. Это он направил вас сюда?

— Вот уже нет! Отец Афанасий предельно щепетилен в вопросе конфиденциальности. — Сотворив столь замысловатую залепуху, Сырцов и сам удивился, а Анастасия Ефимовна откровенно и нелицеприятно оценила изыск Сырцова в элоквенции:

— Излишне витиевато, молодой человек. Но как вы все-таки узнали, что Ксения у нас?

— Элементарным методом исключения иных возможностей. Ко всему прочему я, худо-бедно, профессиональный сыщик. Меня наняла мать Ксении, чтобы я разыскал ее, и я разыскал.

— Вы считаете, что дома Ксения будет в безопасности?

— Я так не считаю. Дома она будет подвергаться опасности не меньшей, чем здесь.

— И куда же вы намерены спрятать Ксению?

— Вот этого я вам не скажу.

— Я буду нема как рыба.

— Я уверен в этом, но все равно не скажу.

— В общем, вы мне тоже нравитесь, молодой человек, — подвела первые итоги мать игуменья. И даже изволила пошутить: — А может быть, вы — коварный притворщик?

— Тогда я вас все равно обману. Не сопротивляйтесь, Анастасия Ефимовна.

— Как я понимаю, вы хотите, чтобы я пригласила сюда Ксению для разговора с вами.

— Да будет так! — стараясь, чтобы вышло поторжественнее, ближе к церковнославянскому, прочувствованно возгласил Сырцов. Игуменья с улыбкой его успокоила:

— Будет, будет. Но если Ксения откажется ехать с вами, Георгий Петрович?

— Вы поможете мне ее уговорить.

— Ну, если вы и не коварный притворщик, то во всяком случае, большой нахал.

— Служба такая, — оправдался Сырцов.

По-старчески, многими движениями, мать игуменья выбралась из-за стола. Тотчас перед ней вознесся сыщик Сырцов. Она глянула вверх, удивилась:

— До чего же вы большой! — и деловито добавила: — Я пойду найду ее и поговорю с ней. А уж потом к вам пришлю. Сидите здесь, ждите.

Ждал Сырцов минут двадцать, от безделья и нетерпения твердым ногтем большого пальца чертя на податливой древесине стола бессмысленные узоры.

Ксения встала на пороге и сказала:

— Здравствуйте.

Он почти не видел ее лица — мешал мощный дневной свет дверного проема, но фигуру, последний шаг перед тем, как остановиться, поворот головы узнал: Светлана. Мотнул головой и понял — дочка Светланы. Ксения прикрыла дверь, и он наконец увидел ее. Она была в открытой майке, в лихих джинсовых шортах, коротко и рискованно пострижена.

— Здравствуйте, — ответил Сырцов, встал и не смог удержаться: — А разве здесь в шортах можно?

— Наверное, можно, — рассеянно ответила Ксения и, не садясь, тревожно заглянула Сырцову в глаза: — Мать игуменья предупредила, что мне предстоит непростой разговор с вами. Я слушаю вас.

Сырцов предложил как можно обходительней:

— Давайте сядем, Ксения, а? А то мы с вами как на дуэли.

Ксения вежливо.полуулыбнулась, отодвинула от стола стул и села. Вроде бы и за стол, но все равно в отдалении. Повторила:

— Я слушаю вас.

Сырцов вернулся на свое место, вздохнул и для начала ударил со страшной силой:

— Начну с самого плохого, Ксения: позавчера ночью в своей квартире была убита ваша знакомая Мария Елагина.

Не ахнула, не ойкнула, не вскрикнула. Лишь на миг прикрыла глаза и, тыльной стороной правой ладони коснувшись рта, опустила голову. Посидела так недолго, вдруг встала и, на ходу вытаскивая носовой платок из кармана шорт, прошла к окну. Постояла, спрятав от Сырцова лицо, глубоко вздохнула, решительно и тихо высморкалась. Сборола слезы и вернулась к столу.

— Как ее убили?

— А надо ли вам знать это?

— Я не то сказала, я не то сказала... — Она наконец взглянула ему в глаза. — За что?

— Скорее всего за то, что она попыталась бороться с нынешними сильными мира сего. Надеясь победить и вырвать у них кусок своего счастья. Или хотя бы эквивалент его в денежном исчислении.

— Не надо о ней так, — попросила Ксения.

— По-другому не получается. Простите меня.

— Господи, но почему они такие несчастные! — Опять, теперь в открытую, объявились слезы. Не таясь, Ксения вытерла их платком.

— Вы сказали — они. Кто — они?

— Они. Отец, мать, Машка, вы. Что вы все так не по делу хлопочете?

— По делу, Ксения. Ваша мама просила меня найти вас.

— Зачем?

— Как — зачем? Вы ушли из дома, бросили институт...

— Я — взрослый человек и поступаю так, как считаю нужным. Вы нашли меня, вы сделали свое дело и можете с чистой совестью получить свой гонорар. Но домой я не вернусь. Тем более после того, что случилось с Машей. Так ей и передайте.

— Гонорар я уже получил, .Ксения. Это — первое. А второе: я не буду уговаривать вас вернуться домой.