Но лишь только славный Хулатай вскочил на своего резвого скакуна, как выбежавший из юрты хитрец Хан-Мирген, подобострастно склонившись, обратился к нему с вопросом:

— Великодушный алый, любезный Хулатай, а что будет с сестрой Алтын-Теека, прекрасноликой Алтын-Поос? Быть может, ты решил взять ее с собой?

— Нет, благороднейший Хан-Мирген, я не возьму ее в дальний путь. Ты храбро сражался с болотной нечистью, пытаясь спасти моего единственного сына, и заслужил великой награды. Добросердечный Алтын-Теек согласен, чтобы его любимая сестра, славная Алтын-Поос, стала твоей женой. Я желаю счастья вашему очагу, да не погаснет в нем никогда жаркий огонь! Прощайте!

С этими словами готовый к смертельному единоборству Хулатай ударил плетью верного Хара-Хулата и скрылся за каменистым перевалом.

А Хан-Мирген, лукаво подмигнув Алтын-Тееку, воскликнул ликующим голосом:

— Ты слышал, Алтын-Теек, что сказал щедрый Хулатай, который взял верх над тобой в богатырской схватке. Твоя сестра досталась мне как награда за мою верность и преданность. Не печалься, пожелай, чтобы большое счастье навеки поселилось в нашей новой юрте.

— Я не беру обратно своих слов, запомни это, Хан-Мирген. Я обещал Хулатаю, что Алтын-Поос станет твоей женой, если она сама того пожелает. Моя сестра согласна — да будет так!

Алтын-Теек отвернулся от радостно улыбающегося Хан-Миргена и с тоской посмотрел в сторону затянутого черными тучами скалистого перевала, туда, где скрылся его побратим, не знающий страха гордый алып Хулатай.

Быстрее самого стремительного ветра мчится могучий Хара-Хулат. Высокие травы не затаптывая, молодые травы не вытаптывая, несется взмыленный быстроногий скакун. Если попадутся на пути островерхие горы, то лишь лопаток их коснется разгоряченный от бешеной скачки конь; если попадутся низкие горы, то лишь слегка задевает их копытами резвый Хара-Хулат. Хвостом разгоняет он облака, а ушами достает до самих далеких звезд.

Вот и благодатная земля Ак-Хана показалась вдали, и толпа богатырей расступилась, чтобы пропустить стремительно скачущего всадника.

«Неужто могучий Хулатай спасается бегством от разящего удара Хан-Миргена? — подумали богатыри Ак-Хана. — Вот это силач, если заставил показать спину самого Хулатая, который намного храбрее любого из нас!»

А тот самый человек с робким голоском, что некогда подсказал Хан-Миргену, где искать Хулатая, возомнил себя спасителем родного края и, с гордым видом выйдя из толпы, промолвил:

— Если бы не я, то пришел бы всем конец. Могущественный Хан-Мирген, дав волю своему гневу, лишил бы вас жизни! Я один спас наши стойбища от горя и унижений! И теперь до самой смерти вы должны помнить, что я сделал для земли дедов и отцов!

Опустив глаза, молча стояли удивленные богатыри. Каждый из них не дрогнул бы в смертельной битве, но почему-то именно сейчас никто не возразил дерзкому бахвалу. Таков уж, верно, был обычай в славной стране Ак-Хана — не словом, а делом доказывать свою силу и правоту.

Тем временем, все убыстряя бег своего коня, гордый Хулатай достиг наконец островерхих гор, за которыми раскинулись пустынные белые степи.

«Вот где, наверно, скрывается от добрых людей и когтистых зверей проклятая болотная тварь, — подумал смелый алып. — Не за двумя же смертями пустился я в дальний путь, а с одной как-нибудь справлюсь. Вперед, мой верный Хара-Хулат!»

И в тот же миг истошный рев потряс всю округу, и на дорогу выскочила покрытая вонючей тиной клыкастая трехногая кобыла. Она бешено вращала кровавыми глазами, а ее хвост в девяносто две пряди, спускаясь до самых копыт, заметал следы, похожие на огромные ямы. Верхом на трехногой кобыле восседала зловещая Юзут-Арыг, нетерпеливо подрыгивая тонкими лягушачьими ножками. В ее узких глазах сверкала злоба, а косы, неряшливо закинутые за спину, шевелились подобно выползшим из нор ядовитым змеям.

«Не человек и не зверь — и вправду болотная мразь, черное страшилище, — подумал Хулатай. — Видно, и в самом деле могуч и силен благороднейший Хан-Мирген, коль смог вступить в единоборство с подобным чудищем!»

И не знающий страха богатырь, приподняв щит и крепко сжав мощной рукой смертоносный меч, приготовился к схватке.

Но кровавоглазая Юзут-Арыг, видимо, и не помышляла о поединке. Скосив лягушачьи глаза и игриво тряхнув тремя змеиными косами, она приоткрыла свой похожий на гигантскую расщелину рот и ласково проговорила:

— Здравствуй, долгожданный жених мой, прекрасноликий богатырь Хулатай! Наконец свели нас дороги счастья! Я так долго ждала тебя. Идем со мной! Я обещаю тебе покой и радость, какие может дать только болотная топь. Я буду кормить тебя ящерицами, змеями и лягушками, и дом наш будут освещать лишь тускло мерцающие болотные огоньки. Ну что же ты медлишь? Почему не хочешь нежно обнять свою дорогую невесту?

«Нет, — подумал Хулатай, — так просто мне не одолеть кровавоглазую великаншу. Мечом не проткнешь ее каменный панцирь, пикой не собьешь ее с трехногой кобылы. Надо в стремительной скачке загнать черную лошадь, а когда она, обессилев, упадет, можно будет разделаться и с самой хозяйкой болот!»

И Хулатай, круто повернув своего коня, что есть мочи поскакал по пустынной белой степи. Трехногая кобыла, то и дело понукаемая озлобленной Юзут-Арыг, припустилась вдогонку.

Началась бешеная скачка. Замелькали под копытами горы и реки, леса и луга. Вот уже шесть чужедальних стран остались за спиной Хулатая, а он гнал и гнал неутомимого Хара-Хулата.

А сзади слышался вкрадчивый шепот медоречивой и коварной великанши Юзут-Арыг:

— Ненаглядный жених мой, славный Хулатай, ты, верно, совсем ослеп от любви и, потеряв разум, бежишь от меня. Остановись, все равно не уйдешь!

И снова убыстряет бег преданный Хара-Хулат. И снова, задевая ушами облака, стремится он уйти от проклятой погони. Копытами пересчитывая звезды, задними ногами отталкиваясь от луны, а передними от солнечного диска, миновал удалой конь еще три заморских страны. И опять за спиной Хулатая слышится голос великанши:

— Напрасно в бешеной скачке затупил ты копыта своего покорного Хара-Хулата! Все равно я настигну тебя, и ты станешь моим дорогим мужем!

И тогда Хулатай, резко дернув узду, остановил ретивого скакуна, соскочил на землю и бросился на Юзут-Арыг. От неожиданного нападения великанша свалилась с кобылы и тяжело упала у ее огромных копыт. Не дав ей опомниться, Хулатай схватил за горло черное исчадие болот.

Помутнели лягушачьи раскосые глаза, жалобный крик вырвался из сдавленного горла, судорожно дернулись тонкие волосатые ножки. И все-таки, собрав последние силы, она успела трижды похлопать Хулатая по его широкой спине.

И сразу же ослабели богатырские руки, мутная пелена задернула зоркие, как у орла, глаза, и могучий алып, словно погрузившись в глубокую дрему, опустил голову на грудь.

Чистые мысли его помутились, и, нежно оглядывая болотное чудище, он ласково зашептал:

— Здравствуй, долгожданная жена моя! Наконец-то свели нас дороги счастья! Наконец-то нашел я свое сокровище! Прости, что грубым словом обидел тебя и дал волю безрассудному гневу…

С торжествующей улыбкой посматривала на покорившегося злым чарам гордого Хулатая кровавоглазая Юзут-Арыг.

А ее трехногая кобыла, радостно заржав, подскакала к славному Хара-Хулату и, весело размахивая спускавшимся до самых копыт хвостом в девяносто две пряди, подталкивала его своею клыкастой мордой, словно приглашала следовать за собой.

Но верный Хара-Хулат отпихнул от себя трехногую нечисть и с тоской следил за своим хозяином, потерявшим силу и волю.

А Хулатай, которого крепко держала под руку хохочущая великанша, лихо вскочил на своего удалого коня и пустился галопом вслед за трехногой кобылицей, подгоняемой поводом из дохлой змеи.

Быстро ли, медленно ли скакали Хулатай с Юзут-Арыг, но за спиной их оставались разоренные юрты, перебитый скот да толпы калек и сирот. Проклятья несчастных людей неслись им вдогонку, но ничего не слышал и ничего не видел лишившийся разума богатырь.