— Понимаете, — горячо говорила женщина, — мне сумку даже не жалко! Там ничего такого не было. Деньги я успела в магазинах истратить, в сумке были разные мелочи, две банки майонеза да еще кофта — взяла ее в дорогу, потому что с утра было свежо. Но бог с ней, с кофтой, я вот чего не могу постичь: как может мужчина дойти до такой низости, чтобы красть вещи на вокзале! И ведь артист какой: простым человеком прикинулся, ребятишек жалел, сержантов ругал за бессердечность, вы понимаете!.. Вот сижу — и только об этом и думаю. Так печет обида, просто слов нет!.. Уж и смеюсь над собой: ладно, говорю, растяпа, сумку потеряла, так зачем нервы себе треплешь… и не могу! Просто в голове не укладывается!
— Алкаш какой-нибудь. Спился, совесть потерял, — определил Копылов. — Вам в милицию надо было обратиться, а не к новобранцам. В милиции всех этих деятелей должны по почерку знать.
— Да была… Вот уже перед самым отправлением еще раз бегала к ним. Нет, конечно… Ну, и ладно об этом!.. Ребята, у меня ведь чешское пиво есть. Хотите?
Переход был столь неожиданным, что Копылов даже головой встряхнул и посмотрел на женщину удивленно.
— Чешское пиво? — переспросил он.
— Поверьте, я от чистого сердца! — Тут женщина засмеялась звонким, словно высвободившимся из-под гнета, смехом. Ее слезы высохли, веки были зачернены расплывшейся тушью, но лицо прояснилось и помолодело. — Этот глупый вор украл не то, что надо бы. Унес сумку с банками майонеза, а рядом было виски, чешское пиво и транзисторный приемник!
— У вас взрослый сын? — спросил Олег.
— Нет, это все мужу. Ему скоро сорок, вот и покатила за подарками. Пожалуйста, снимите сумку, она такая тяжелая!
— Для нас пиво весьма кстати, — сказал Копылов, сняв сумку, и подмигнул Олегу. — А не жалко?
— Ну что вы говорите! — в сердцах воскликнула попутчица. — Я вам так благодарна! Вы понимаете, какое у меня было состояние!.. А теперь — будто рукой сняло.
— Интересный случай! — отозвался Копылов, любуясь этикеткой на бутылке. — «Дипломат, — прочел он вслух. — Сделано в Чехословакии»… Скажите, пожалуйста, кем вы работаете?
Женщина, что-то искавшая в сумке, подняла голову и со смущенным видом сказала:
— Вот и пудреницы теперь нет… Ну и пусть попользуется, раз уж он такой! Я работаю бухгалтером в детском саду.
— Бухгалтером? — изумился Копылов.
— Да… А что такого?
Олег в разговор не вмешивался, с интересом, даже восторгом разглядывая пассажирку.
— Интересный случай! — опять произнес Копылов. Быстрым движением он откупорил о край скамьи бутылку и предложил хозяйке, но та решительно замотала головой. Отпив несколько глотков, он передал бутылку Олегу и с прежним любопытством спросил:
— Скажите, а вот раньше с вами случались приключения вроде сегодняшнего?.. То есть вас обманывали?
— Стыдно признаться, но было!.. И вот что удивительно: всякий раз, когда меня накажут, я думаю: ну все, хватит, теперь буду осторожной, как лисица!.. Только где там! Недоверие — это же тягостное, неприятное чувство. Я не могу так — стыдно, понимаете?
— Отличное пиво! — похвалил Олег. — Ваш муж будет доволен.
— Правда?.. Целый час за ним выстояла. Я не разбираюсь, но в очереди сказали, что стоит постоять…
Тут опять вступил Копылов.
— А вот на работе с вами подобное случалось? — допытывался он. — Понимаете, раз вы бухгалтер, значит, имеете дело с деньгами…
Женщина перевела на соседа осторожный взгляд.
— Как вам сказать, — не слишком твердо начала она. — Конечно, работа у меня ответственная… Но вы уж совсем… принимаете меня за простофилю. Нет, на работе у меня пока, слава богу, все нормально… А что, собственно, вы имели в виду?
Глядя женщине прямо в глаза, Копылов внятно сказал:
— Просто мне по-человечески жалко вас. С такой натурой, как ваша, жить опасно и трудно — я в этом уверен! И знаете почему?
— Нет, не знаю, — сказала женщина. — Только никак не могу сказать, что я несчастнее других. У меня есть муж, две девочки, живем мы дружно и совсем не бедно.
— А я потому так уверен, — настойчиво продолжал Копылов, — что ваша доверчивость неизлечима. Это очень плохо. Вы за нее еще не раз поплатитесь!
Женщина нахмурилась. Прежняя скованность вернулась на ее лицо. Олег неприязненно посмотрел на Копылова, но промолчал.
— Я же добра вам желаю, потому и говорю! — твердил увлеченный своей мыслью Копылов. — Смотрите, что у вас получается: на вокзале потеряли одну сумку. А другую могли потерять здесь, в вагоне. Бросили ее и умчались — вспомните!
— Я же в милицию ходила, думала…
— Ну, а если бы и мы оказались жуликами? Ведь до чего просто: взял бы я ее, как свою, — и до свидания!
Женщина смотрела на соседа растерянно.
— Наверное, вы шутите…
— Какие могут быть шутки! — почти закричал Копылов. — Это же электричка, здесь всякий сброд ездит!
— Но вы… не взяли сумку… Я хочу сказать, что вот вы оказались порядочными людьми. Да так и должно быть, ведь не мошенниками белый свет держится! А иначе — как же тогда жить?
— Ох-хо-хо! — нарочито вздохнул Копылов. — Вот ведь — святая простота! Да нельзя, поймите, нельзя быть такой доверчивой, как вы! Это я от чистого сердца говорю…
Выйдя из вагона, приятели оказались в плотном потоке, устремленном к троллейбусной остановке на привокзальной площади. Там народ с боем брал подошедший троллейбус, втискиваясь в двери сразу по трое, а то и вчетвером.
— Давай переждем в сквере? — предложил Олег.
В тени старых тополей были низкие скамьи, расставленные по кольцу вокруг цветочной клумбы. Сидели на них те самые люди, которых можно увидеть в зале ожидания любого вокзала: прилично одетые читатели газет; матери с малолетними детьми; бдительные деревенские женщины с сетками, набитыми баранками. В кронах деревьев перепархивали и тревожно каркали вороны, а по земле безбоязненно разгуливали, заглядывая в бумажные стаканчики из-под мороженого, обдерганные голуби.
Олег привел Копылова к свободной скамье, на которую, чтобы можно было сесть, пришлось постелить газету.
Он закурил, с наслаждением затянулся и, пустив облачко дыма, сказал:
— Пару троллейбусов пропустим — и можно будет спокойно ехать… К тому же я должен кое о чем тебя предупредить — чтобы потом не было недоразумений.
— А в чем дело? — спросил Копылов, скользивший скучающим взглядом по лицам сидевших в сквере людей.
Олег вздохнул.
— Дело серьезное… В затруднительное положение я попал.
— Интересный случай! — оживился Копылов, — Боишься меня жене представить?
— Не-ет… Все значительно тоньше.
— Ну, давай, я слушаю.
— Понимаешь, Игорь, я ведь тугодум. Да ты помнишь — я и в институте не блистал остроумием… А к тому же вчера мы выпили. В общем, не дошло до меня, в чем суть твоих занятий. Решил, что монеты, иконы — просто забава. Хобби, как ты говоришь… Значит, пока мы ехали из Москвы, я тоже об этом думал. И вот возник вопрос. Ты ведь к археологии никакого отношения не имеешь и в раскопках не участвовал, верно?
— Пока нет.
— И при сносе старых домов по долгу своей службы не присутствуешь, так?
— А что мне там делать?
— Да я все про твои монеты… Получается, что ты коллекционируешь не свои находки, а… Вот ты говорил: значки можно менять на монеты. Но ведь это не главный источник поступлений, да?
— Конечно!
— Так вот мне и не понятно: как же попали к тебе монеты?
— Ну как?.. В этом как раз и смысл: у каждой монеты — своя история.
Олег возбужденно теребил бороду.
— А какие истории?.. Ну, хоть в самых общих чертах.
— Чудак ты! Да разные… Кое-что мне подарили. Ну, выменивал… Да мало ли способов!
— И большинство из них основано на том, чтобы найти простака. Простак отдаст и так, правда?
Копылов с печальной усмешкой посмотрел на Олега.
— Хэх… что же скрывать — не без этого. А зачем простаку монеты, если он не знает их настоящей цены?