Сергей дернул на себя вожжи, полуутвердительно-полувопросительно произнес: «Н-но, поехали!» — и Краля шагнула, и колеса заскрипели, и телега двинулась. Сергей спохватился, когда лошадь почти уткнулась в березовые жерди изгороди, надо было повернуть; он инстинктивно потянул правой рукой, и Краля, то ли послушавшись команды, то ли по собственному разумению, стала заворачивать вправо. Во всяком случае, она сделала круг и точно вышла на дорогу. Сергей даже поблагодарил ее за это, он вспомнил, как трудно было поворачивать и возвращаться на дорогу, когда в школе, в десятом классе, у них было автодело и преподаватель, отставной военный, бледный от нервного напряжения, учил водить школьный «газик». Он ясно и конкретно все это помнил, хотя прошло с тех пор уже три года. Потому что такое действительно с ним было. Был «газик», учитель Федор Митрофанович. Наверное, до сих пор работает в школе… Но конюх, березы на краю села, кротовьи бугры, в лучах низкого солнца похожие на камни, — тоже были. Только — когда? Во всем этом хотелось разобраться, но сейчас перед Сергеем колыхалось живое тело на упругих корневищах ног и раскачивалась метелка хвоста. Он опять потянул правой рукой — Краля пошла к правой обочине изрезанной колеями дороги. Потянул левой — лошадь равнодушно стала заворачивать влево.

— А если словом прикажу, поймешь? — спросил Сергей. Краля беззвучно брела по мягкой от пыли дороге.

Сергей усмехнулся. У него на коленях змеилась петля брезентовых вожжей — для того, чтобы, раскрутив их, хлестнуть по жерновам лошадиного крупа, оживить бессловесную клячу и помчаться!..

Сергей так бы и сделал, только куда спешить? Он досадовал на то, что должен был возвращаться в село ради канительных переговоров с завхозом пединститутского отряда, но в то же время радовался возможности прокатиться, побыть одному — и потому не стоило обижать добрую Кралю!

Сзади настиг треск мотоцикла. Сергей вдруг заметил, что не так уж тиха сельская улица, что навстречу движется, покачиваясь на ухабах и нещадно пыля, колесный трактор, а вслед за мотоциклистом, промчавшимся без шлема, с развевающимися по ветру вихрами, Сергея обогнали мальчишки на велосипедах. Но лошадь никого не боялась, спокойно влекла телегу вдоль обочины, и Сергей понял, что, если вовсе отпустить вожжи, Краля все равно не сойдет с дороги, потому что ходила по ней всю жизнь и вообще хорошо знала свое лошадиное дело.

Небольшая речка разделяла село. Мост над ней был новый, из ошкуренных желтых бревен, а чуть ниже по течению торчали из воды почерневшие опоры прежнего моста. На них сидели мальчишки, державшие в руках коленчатые удилища. Дальний берег был отлогим, там сверкали красные и оранжевые машины, возле которых суетились похожие друг на друга владельцы — лысоватые мужики в клетчатых рубашках и закатанных по колено трико. Справа от моста, выше по течению, женщины полоскали белье в воде, и девочка в коротком сарафанчике взгоняла на берег стайку белых, как пена, уток.

Когда копыта Крали застучали по доскам и весь мост отозвался гулом, Сергей почувствовал прилив тихой радости. Он вспомнил, что ребята сейчас играют в волейбол. Летает над сеткой мяч, местные парни таращат глаза: хорошо играют студенты! Сергей с сожалением уходил с площадки, передав мяч заменившему его Борьке Пименову… Но вот он едет на телеге и уже почему-то не жаль, что не доиграл партию, напротив, радостно оттого, что так нов и гулок этот мост, так слюдянисто отсвечивает под ним спокойная вода, так свежа трава на берегу, так тонки, но крепки и смуглы ноги девчушки, подгонявшей прутиком уток, и так просторно над всем этим августовское небо!

С этим светлым чувством подъезжал Сергей к дому, где жили девушки из пединститута. Все отчетливее слышался запах свежего теса. Дом совсем недавно отстроили для правления колхоза, но на лето уступили приехавшим из города студенткам. Дом был янтарно желт, в стеклах алело отражение заката, а оцинкованная жесть крыши сипела как лед. На плахах крыльца, на перилах веранды сидели девушки: кто в брезентовой целинке, кто в пестром свитере, кто в олимпийке. Девушек было столько, что Сергей не знал, на которой из них остановить взгляд, он видел похожие на листву глаза, акварельные пятна румянца, сахарную белизну зубов. И на каждом лице улыбка, отовсюду озорные голоса, острые реплики и шутки.

— Какой гость к нам пожаловал, девочки!

— Водитель кобылы!..

— Ты откуда, сокол ясный?

— Да ведь он за молоком. Где завхоз?

— Любка, тебе карету подали!

Взволнованный этой шумной встречей, Сергей увидел невысокого роста девушку, сбежавшую к нему с крыльца. Она проскользнула мимо и села на задок телеги.

— Ох, Любка, опасное путешествие!.. Лучше вернись!

— А ей приключения как раз по душе.

— Ну, все, девчата, молока нам нынче не видать!

— А я тоже хочу за молоком!

— И я…

— И я… мы все хотим!

— Не надо мешать, девочки, пусть едут вдвоем!..

Сергей потянул вожжи и, сверх меры повысив голос, понукнул. Словно понимая, как тяжело придется, если вся эта молодая орда усядется на телегу. Краля послушно зашагала, скрипя и вихляя колесами, повозка отъехала от девичьего общежития. Когда выбрались на дорогу, Сергей попытался вспомнить, как же выглядела пассажирка. Маленькая, щупленькая — как подросток. Вроде бы даже курносая. В накинутом на плечи ватнике и, кажется, в резиновых сапожках! Точно, в резиновых.

Поместившись сзади, девушка сидела, свесив за край ноги, и размахивала ими, задевая друг о дружку, сапоги противно взвизгивали.

Впереди колыхалась Краля, мерно взмахивая полным репьев хвостом. Неровным росчерком белела дорога. Закатное небо уже остывало, противоположная сторона совсем померкла, и над горизонтом, пока еще неяркие, дрожали ранние звезды. На твердой накатанной дороге телега мелко вибрировала, трясся вместе с ней Сергей. От этой тряски стало хорошо на душе, даже захотелось запеть. Можно просто тянуть голосом, голос будет рваться от тряски, и выйдет незатейливая мелодия. Только мешал несносный скрип резиновых сапог. А еще завхоз!.. Сергей обернулся и сказал раздраженно:

— Пожалуйста, перестаньте скрипеть сапогами!

— А что? — последовал задиристый вопрос.

— Несолидно как-то…

— Подумать только! — воскликнула пассажирка, но скрип прекратился. Спустя некоторое время она спросила:

— Послушайте, а вы в самом деле такой мрачный или только прикидываетесь?

«Эге, — удивился про себя Сергей, — так вот с ходу и на абордаж. Инициативная девица!»

— Ради чего мне прикидываться? — сделал он ответный ход.

Девушка вздохнула и сказала разочарованно:

— Вы правы, незачем… А вам не скучно жить на свете?

— Нормально! — насмешливо отозвался Сергей. Он был доволен, что так чувствительно осадил пассажирку. И в самом деле, она больше ни о чем не стала спрашивать.

Впереди показалось приземистое, без огней, строение конюшни, огромные березы. Последние дома, врезанные в небо углами кровель, тянулись вдоль дороги. Их силуэты были отмечены светящимися знаками окон, свет из которых сеялся в палисадники и словно вытапливал из темноты мясистые гребни георгинов, зубчатые листья подсолнечников и косматую траву. А за стеклами двигались люди, может быть, садились ужинать, и их тени метались в освещенных палисадниках, не тревожа застывшие растения. «Как все-таки просторна жизнь!» — уже забыв о попутчице, размышлял Сергей. Ему было хорошо от спокойной уверенности, что эти люди за окнами, совершенно ему неизвестные, в общем-то ничем не отличались от тех, которых он знал. Знал он пока что немногих, но мир был велик.

— Тихо как! — нараспев произнесла девушка. — Как будто во всем мире одна наша телега гремит.

— Ну, разумеется, жокеи не в таких качалках ездят по ипподрому! — Сергей, довольный своей находкой, не смог сдержать улыбку.

— Я пересяду, ладно? — сказала вдруг спутница. — А то разговаривать неудобно.

Когда поместилась она рядом, Сергей чуть-чуть сдвинулся, чтобы не касаться ее тела, но и девушка подвинулась, опять прижавшись к нему. Уже было темно, но звезды все ярче разгорались в небе, которое еще не стало совсем черным. Скосив взгляд, Сергей мог различить черты лица незнакомки. Он видел ее профиль: выпуклая, простоватая линия лба, нос со слегка приподнятым кончиком, толстые губы и блестящий глаз. Этот блеск, показалось Сергею, был сродни тому, который он заметил у Крали, когда она стояла в далеком своем закутке.