— Ну, мы-то любого генерала переживём, — проговорил Суздальцев, — а Заслон? Ему придётся восстанавливаться почти с нуля, понадобится много оружия. Если мы при новом генерале не станем делиться оружием…

— С Заслоном, — успокоил его Снегов, — мы поделимся при любом генерале. И не только поделимся — будем теперь сотрудничать. Дело-то у нас общее.

Выпили и за общее дело.

— Не самое весёлое из дел: заслонять людей от выродков, — с искренним сожалением вздохнул Багров. — Но кому-то ведь заслонять надо. Людей от мутантов, мутантов — от подстрекателей.

— Хорошо, мутанты деморализованы, — ввернул Нефёдов, — их европейские и американские кураторы, как говорится, самоуничтожились, рядовые разведчики в перепуге разбежались, а четвероногого Хозяина расстреляли мы.

— Если не вмешиваться, — остудил его надежды Снегов, — то кураторы снова набегут, а Хозяина мутанты сами вырастят. Без него им не жить.

— Они мечтают о подчинении. Если есть где-то тупая и наглая толпа, хозяева для неё отыщутся сами, — подтвердил и Вяземский.

— Вот и новые задачи для Заслона, — сформулировал Суздальцев, — гонять всяческих «Хирургов через заборы»! И присматриваться к тем, кто мутантов собирается учить. И ямы за частоколами инспектировать: не выращивают ли где Хозяина?

— Сложновато, — поморщился Нефёдов.

— У американских мьютхантеров было проще, — вздохнул капитан-историк, — аккуратный геноцид мутантов — правых и виноватых. И всё. Только потом взялись и за подозрительных людей: вдруг от них пойдут мутанты? А там и просто за людей взялись — на всякий случай. Но когда потом из этой зачищенной от мутантов Америки прибывает «учитель» Супскис, понимаешь: это не выход. Поскольку этот Супскис ничем не лучше самых отъявленных мутантов. Русский путь другой: первым долгом изжить мутанта в себе. Попутно создавая Заслоны от внешнего зла.

— Ты много сказал, капитан. Твоих слов хватило бы на четыре тоста, и стоило бы их растянуть, ибо водки у нас не экономят! — сделал строгое замечание полковник Снегов, но глаза его смеялись.

Теперь придётся выпить за русский путь, за изживание мутанта в себе, за Заслоны от внешнего зла и попутно за всё сказанное. Хорошо иметь подробно разработанный план действий.

Карел Мантл и Йозеф Грдличка встретились в пивной «У Карлова моста» вроде, и случайно, а вроде, и с целью почтить память безвременно ушедшего коллеги. Карел тянул из очередного бокала «Златопрамен», Йозеф — «Черна Крушовице», а под Карловым мостом текла Влтава.

Пока льётся пиво и течёт река, в древней прекрасной Праге теплится жизнь. Но подлинная ли? Жизнь угасающих страстей и потерянных смыслов, Жизнь без напряжения, даруемого жестокой борьбой за существование. Жизнь, не испытанная на прочность.

— Инициация — таки важное дело, — со значением сказал Грдличка, — и нетрудно было заметить, как сильно изменился наш друг Братислав, когда он её прошёл. А ведь он её прошёл — всё было по-честному!

— Да, — согласился Мантл, — наш друг Хомак инициацию прошёл. Почти, — последнее слово перечеркнуло весь смысл.

— Почти? — Йозеф отставил пустой бокал. — Но наш Братислав, проходя один поединок за другим, стал как настоящий средневековый рыцарь, я точно говорю! Какая смелость, какая отвага — мог ли он такое показать раньше? Нет, не мог. И я тебе скажу, Карел, европейское рыцарство, если и возродится когда, то только в этих мутантских инициациях.

— Да-да, Европа изнежена, а в культуре мутантов сохранилась власть и сила борьбы за существование. Я всё понимаю, — подтвердил Мантл. — Но мутанты не европейцы. Они другие.

— Во всех их культурных памятниках написано, что они европейцы! — возразил Грдличка.

— Да, только эти памятники мы им и написали, — с такой прямотой Мантл до сих пор не высказывался. Конечно, они оба кое-что знали, но…

— Ты что, Карел? Ты в чём-то сомневаешься?

— Напротив, — Мантл выглядел, как сама уверенность, — я считаю, что нужно идти дальше. Да, мы европейцы. Но мутанты нас обогнали — с этим придётся смириться. Их инициации — не затем, чтобы вернуть нам рыцарское достоинство. Их смыслы идут дальше. Так далеко, что рыцари-европейцы в замешательстве пасуют. Ведь катастрофа с нашим Братиславом Хомаком — не случайна. Не в том дело, что мутанты не захотели поделиться столицей.

— А в чём же?

— Братислав Хомак испугался. В трёх поединках победил, а тут испугался. И тем выявил свою слабость.

— Чего же он испугался?

— Ему сказали: съешь поверженного врага. Париж стоит мессы, не так ли? Но бедный наш Братислав стал колебаться. Тем самым — обнаружил свою слабость и обидел всех мутантов, с которыми — вроде бы — собирался породниться. Ведь они едят человечину, чем Хомак лучше?

— Так что, ему стоило согласиться? — задумался Грдличка.

— Безусловно. Что такое человечина? Кусок протоплазмы, которому нашими людскими условностями приписан какой-то сакральный статус. Не убий, не съешь… Но ведь — вспомним «Тотем и табу» Фрейда — вся человеческая культура с того и началась, что убили и съели.

— Действительно, — согласился Грдличка, — ты меня убедил. Мне тоже теперь кажется, что беда нашего Хомака — в том, что он испугался. Не следовало отказываться от плоти врага, а он отказался. Мутанты запретили отказываться, а он не внял. Тем самым он косвенно признал, что человеческие запреты для него сильнее мутантских. За то и поплатился.

— А я бы на его месте не отказался! — с горящими глазами воскликнул Мантл. — Я бы выдрал зубами свой приз вместо того, чтобы бесславно погибнуть. Я бы сказал мутантам: давайте его сюда, постылый труп побеждённого. И съел бы, и не побрезговал. И заслужил бы счастье.

— Противником Хомака был наш друг Клавичек, — напомнил Йозеф.

— Какая разница? — взъярился Мантл и, вскочив из-за стойки, двинулся к выходу из пивнушки. «Златопрамен» ли так подействовал, или эволюционные атавизмы, но шёл антрополог, имитируя походку гиены, и лицом тоже выглядел весьма хищно.

Только штрих, но весьма показательный: по итогам этнографической экспедиции к селениям Дебрянского ареала научная конференция собралась не в замке Брюссель, как планировалось ранее, а в Белграде.

Что-то в Брюсселе к этнографии охладели.

— А ведь наша экспедиция дала ценные результаты! — широко улыбаясь, проговорил Славомир Костич, провожая Веселина Панайотова к его месту за столом президиума. — Профессор Милорадович опубликовал очень интересный фольклорный текст.

— Что, таки нашли что-то интересное из мутантского ареала? — удивился Веселин.

— Нет, — хитро улыбнулся Ратко Милорадович, — это сочинили парни из Заслона накануне восстания в Глухомани. Они всемером сочиняли, а я запоминал. Они смеялись, как те запорожцы с картины Репина. И почти все сгинули при штурме пулемётной вышки. А я — словно писарь, всё дословно зафиксировал, как и положено фольклористу. Ни слова не упустил.

Ратко протянул Веселину недавно изданную брошюру.

— О! — заметил тот. — Немногословно, но увесисто. Это ведь миг зарождения новой фольклорной традиции Дебрянского ареала.

— И наконец-то — традиции человеческой, — прибавил Ратко.

— Вот и мне тоже показалось, — поддержал идею Славомир, — что, по сравнению с мутантской, культура бойцов Заслона для человека и ближе, и яснее, и куда интереснее.

Веселин согласно кивнул и углубился в чтение.