А потом в бывшую Березанскую больницу ворвались волки. Сначала четверо, потом ещё несколько. Ох, и разделались они с Пердуном — ошмётки мутантской плоти так и летели, кровь орошала стены и пол.

Славомир Костич успел подумать и о своей незавидной судьбе — волки, как справятся с правителем Березани, наверняка всё здесь обнюхают и обшарят — но тут вслед за хищниками в барак вошёл и Веселин Панайотов. Спокойно, как ни в чём не бывало. Словно и не волки хозяйничали в Березани, а — так, охотничьи псы расшалились.

Неужели волки способны вытерпеть власть человека?

Так оно, или иначе, а вместе с Веселином пришло спасение.

Людей-то в распоряжении полковника Снегова оставалось — кот наплакал. Капитан Нефёдов. Два башенных стрелка-ефрейтора: Волынец и Акимушкин. Четверо рядовых: Елохин, Зверев, Седых и Чуров. Ах да, ещё трое водителей: Калинин, Андолицкий, Рысаков. Итого… Маловато на три бронемашины, как ни крути.

Случилось такое малое количество — известно, как. Во-первых, многих оставили ещё в замке Брянск. БТРы ведь не резиновые, и если везёшь в них целую этнографическую экспедицию, поневоле кто-то из твоих людей не поместится. Во-вторых, раненого капитана Багрова пришлось отправить в Березань, а капитана Суздальцева с кучей бойцов — ему в помощь и охрану. Никто ведь не думал, что вернуться в Брянск окажется так непросто.

Но полковник Снегов не был бы собой, когда не обратил недостаток в достоинство. Мало людей — много места. Значит, при переезде Наших-друзей-из-Заслона из-под Брянска к Чернигову — будет, куда поместить большую часть отряда атамана Сокола.

Правда, у людей атамана недостаёт боеприпасов. Поделиться с ними — так у всех станет недоставать. Потому ребятам Сокола придётся кататься пассажирами, пока не достанется боевых трофеев. Может, оно и недолго, но — тревожно, ещё бы!

Расформировывая свой лагерь, Сокол постарался прихватить всё ценное. Например, у него было три пушки. Все три — прицепили к БТРам. Хотя снарядов имелось немного — хватило бы от силы на два десятка выстрелов — но сознание, что отряд обеспечен артиллерией, тоже, наверное, чего-то стоит. Занять бы ещё уверенности, что все три пушки к нужному моменту удастся развернуть.

БТРы нагрузили основательно. Ехали осторожно, выпуская вперёд пешую разведку. Часть пути делали по дорогам, но кое-где — поперёк дорог (разумеется, зная наверняка, где и как можно проехать).

У одной из дорог, известных только ему, атаман Сокол попросил обождать и сам с десятком своих ребят углубился в чащу. База Заслона, которую они предполагали посетить, ни капитану Нефёдову, ни полковнику Снегову ведома не была. Только и знали, что в этих местах ополченцы из Заслона избрали атаманом какого-то Сапожника. Но где сидел Сапожник, имели представление лишь патрульные из замка Орёл. Они и снабжали ребят Сапожника оружием и боеприпасами. Как обычно, втихаря.

Вернулся Сокол хмурым донельзя — это притом, что боеприпасами разжился. На вопросительный взгляд полковника Снегова лидер Заслона ответил, скрипя зубами от досады и ярости:

— Нет больше Сапожника. Наверное, мутанты захватили его врасплох. Окружили — ну и… — здесь атаман помолчал, уравновешивая дыхание. — Весь отряд полёг подчистую, никто не спасся.

— Что-то вы пропустили, атаман, — без увёрток указал Снегов, — не исключено, что и нам о том важно знать.

— По ним прошлась какая-то тяжёлая тварь, типа слона, — восполнил пробел атаман Сокол, — везде прошлась — по палаткам, окопам. Везде её следы. Много людей подавила. Заживо.

— Мамонт! — вскричал Нефёдов. — Помните мамонта, мой полковник? Которого мы встретили, когда везли экспедицию Щепаньски?

Разумеется, и Снегов помнил мамонта — разве забудешь? Нефёдов не сомневался, что нет, никак не забыть. Мамонта-мутанта. Лохматого слона-переростка с рудиментарной головой на боку. Тогда его пропустили без боя и радовались, что гигант не стал крушить БТРы. Так вот — сокрушил большой отряд Заслона при поддержке двуногих мутантов, которые перекрыли пути к отступлению. Печально.

— Хотите сами посмотреть? — предложил Сокол.

— Нет, — покачал головой Снегов, — некогда. Едем дальше.

Впереди маячила перспектива встретить ещё не один затоптанный отряд: Вииссарионыча, Скорика, Никитина. Первого неплохо подкармливали из Курска, второй с горем пополам защищал от мутантов сумские деревни и вряд ли мог похвалиться хорошим снабжением, а вот у третьего-то вообще положение — не позавидуешь. И с черниговскими властями разругался, и друзей по Заслону настроил против себя — пытался на собственный страх и риск вести с мутантами переговоры. Такому боеприпасов не достать. Только и остаётся: экономить притыренные изначально.

В зоне ответственности Виссарионыча полковник предложил капитану Нефёдову тоже пойти к постам Заслона — вместе с атаманом Соколом и его людьми. Сокола особенно не спрашивали, но тот и не подумал возражать. Уяснил уже — на примере отряда Сапожника — что всё весьма серьёзно. Когда Ребята-из-Заслона гибнут целыми отрядами — тут уже не до мелких секретов.

От дороги, на которой остановили БТРы, до лагеря Заслона добирались часа полтора. По дороге разговорились. Нефёдов понял: Сокол не очень-то верит, что с отрядом Виссарионыча случилась точно такая же беда, как у Сапожника. Всё-таки, здешний старик-атаман — опытный командир. И людей у него больше раза в три, и со снабжением, вроде, больших трудностей не возникало. Неужели и его лагерь — мамонтом?

В чём Сокол оказался прав, беда людей Виссарионыча — не точно такая же. Но беда жуткая. Его отряд мутантам удалось захватить. А значит, этих людей в лучшем случае заживо съедят. В худшем — это если мутанты сыты — будут их пытать, пока не нагуляют аппетит.

Ещё на подступах к разгромленному лагерю Сокол, Нефёдов и сопровождение встретили четвёрку виссарионычевых ополченцев, которая избегла общей участи. Эти бойцы и поведали леденящую душу историю захвата их лагеря, которая затем подтвердилась при посещении места трагедии. Без мамонта здесь тоже дело не обошлось, хотя по людям он и не топтался. Зато — вломился на середину лагеря, ухитрился ухватить хоботом самого Виссарионыча, вызвал на себя шквальный автоматный огонь. А пока лохматое чудовище таким образом отвлекало внимание, со всех сторон подоспели мутанты, взяли людей тёпленькими.

— И главное, слону ихнему ничего не сталось, — пожаловался один из встречных, — шкура толстая, редко какая пуля пробьёт. А все наши так старались его свалить, что на двуногих мутантов — ноль внимания. Лишь мы вчетвером уложили-таки нескольких. Потому и спаслись.

А стоило бы ребятам Виссарионыча в массовом порядке обратить оружие против двуногих, как мамонт их тут же принялся бы топтать. Фу ты, беспроигрышная мутантская тактика.

— Этот слон у них — не простой, — добавил другой ополченец, — не просто животное. Он у них — как мозг операции. Верно говорю? Ему-то все мутанты и подчиняются.

В своём бывшем лагере четверо спасённых без труда разыскали не замеченные захватчиками тайники с боеприпасами, чем уже окончательно решили главную проблему отряда Сокола.

К лагерю Скорика могли бы и не заворачивать. Но, ради полноты картины, сделали лишний крюк на БТРах. И этот лагерь оказался растоптанным, а частично, видимо — уведённым в плен. Сам атаман Скорик попал под тяжёлую мамонтову ногу. Лицо, искажённое гримасой боли, осталось для Сокола узнаваемым. А вот на месте живота и грудной клетки — не сказать, чтобы хоть что-то осталось. Мокрое место уже высохло.

Навестить лагерь атамана Никитина — последняя задача перед тем, как стать лагерем самим и принять бой на подступах к ЧНР. В отношении этого лагеря — тоже никто не питал иллюзий. Победили бы никитинские — давно бы вышли на связь по рации. А молчание — знак полного поражения.

По сложившейся уже традиции, капитан Нефёдов проводил атамана Сокола с людьми до места трагедии. Лагерь никитинских выглядел похоже на ранее рассмотренные — с одним отличием. Атамана Никитина, кажется, устранила не мутантская сторона. По почерку судя — свои. Труп Никитина висел на высокой ветке одинокой хвойной сосны в центре лагерной поляны. А на груди его — табличка: «Предателю от Заслона». Коротко и ясно.