Прозвучала команда — судя по голосу, подал её толстяк Закусило. Видно, это он здесь главный по мобилизации. Делает карьеру, обходит Пердуна, уводит от него население Березани. Тоже напялил красную балаклаву, старый модник.

По команде мутантский строй двинулся к воротам берёзового частокола. Строй арестантов потянулся следом. Пристроился в хвост «свободноживущим» мутантам. Прошли частокол, прошли всю Березань, которая словно вымерла. Вышли затем на луг, вступили на болотную тропу.

Ещё сколько-то часов — и здравствуй, Глухомань. Там и прояснится всё, что было и осталось непонятным.

В прошлую ночь как-то глупо и бездарно погибли главные кураторы мутантского движения от западноевропейской и американской разведок. Сам Братислав, кажется, не успел глазом моргнуть, а их уже нет. Совсем нет: хладные трупы не считаются.

— Хоть какие-то угрызения тебя мучают? — довольно резко спросил у Хомака Карел Мантл.

— Конечно, мучают, — ответил Братислав, и сказал правду.

Всё верно, нехорошо получилось: погубить шефа, на которого завязано столько нитей… С другой стороны, не подставь он на своё место профессора, был бы сам гарантированно мёртв. У Супскиса ведь имелся револьверю\. И пан Щепаньски догадывался об этом, и никак не попытался спасти Хомака.

Понятно, что жизнь Братислава — неизмеримо дешевле жизни вельможного пана. Но всё же она у него всего одна, пусть и недорогая.

— Теперь всё посыплется! — мрачно предрёк Мантл. — Мутанты не будут знать, что им делать, координировать их некому. Мобилизация провалится, рабов у Глухомани не соберут.

— А зачем собирать рабов у Глухомани? — поинтересовался Хомак.

— Известно, зачем — погнать их на штурм Чернигова, — не колеблясь, ответил Карел, — использовать в качестве живого щита.

Ах вот оно что! Да, интересная находка. Собрать всех людей, не слишком нужных в мутантском быту — и туда их, в топку!

— Стоп, так ведь и наших коллег туда погонят! — вдруг перепугался Хомак, — Милорадовича, Чечича, потом ещё — Панайотова, если найдут…

— Нет, наших не погонят! — убеждённо заявил Грдличка. — Это совершенно точно. Мутанты не пойдут против правил гуманизма!

— Ну, раз вы так считаете, — с облегчением выдохнул Хомак.

— Не о том беспокоитесь, коллеги! — строго заметил Мантл. — В опасности вся мутантская освободительная революция. Мутанты ведь — как дети, им без западных кураторов никак нельзя. Вся надежда теперь, — он от волнения даже стал заикаться, — н-на тебя, Братислав! Только н-на тебя!

— Сделаю, что смогу, — вздохнул Хомак, — заслужу Елань, возглавлю, поведу, приведу к победе. Всё проконтролирую. Справлюсь.

Ух, и обещаний надавал! Ответственностью так и пригрузило. А всё равно — так и подмывало слинять по добру да по здорову на третьи сутки посвятительных испытаний. Кто знает, что его там ждёт, а пан Щепаньски с него теперь всё равно не спросит за дезертироство.

С другой стороны, не в пане Кшиштофе всё дело. Мантл прав, пора возглавить мутантскую революцию. Сбегать накануне победы — смешно, не правда ли? И глупо, и смешно, и нелогично.

К тому же, две ночи позади. У Братислава появился опыт. Да, за эти ночи испытания он здорово натерпелся страху. Но ведь больше не страшно! Это с первого разу — действительно страшно. Ну, со второго — тоже немного страшно. Зато на третий раз — страха ни в одном глазу! Пусть лучше противники страшатся — кто на силача и хитреца Братислава Хомака? Больше никого? Спасибо, стало быть, давайте сюда Столичную Елань!

Теперь, когда пана Кшиштофа не стало, Братислав ощутил силы и стремление вести себя по-деловому. Начальства над ним больше нет, он сам кузнец своему счастью. Так что и об адекватном оружии для поединка надлежит самому позаботиться, не надеяться на всесильного пана. Значит, и с мутантом Глистой, который выносит эти дурацкие грабли да вилы, ему самому придётся потолковать.

Потолковал. Глиста проникся. И мигом отыскал вполне подходящий боевой топор. Боевой! А не то грустное орудие лесорубов, которым Хомаку пришлось пластать Вертизада!

Глиста обещал топор положить на клеёнку, Братислав ему поверил.

До вечера ещё оставалось прилично времени, и Хомак с видом хозяина прогулялся по широкому двору, а затем по всему пространству, огороженному еловым частоколом. Всякий его узнавал, это было приятно.

Радовало и то, что страхи Карела Мантла не оправдались. Мобилизация мутантов шла полным ходом. Всё больше жителей Столичной Елани получали красную балаклаву и бодро маршировали на пустыре между Председательским домом, Еланской школой и ямой.

Красная балаклава прежде считалась знаком принадлежности к личной гвардии Дыры. Но вот Дыры уже нет, её европейского куратора пана Щепаньски — тоже, а балаклавы востребованы, жизнь продолжается. И каждый мутант, кого не спроси, твёрдо знает, зачем нужна мобилизация: для воссоединения с братьями с Великой Чернобыльщины.

Ясно, что воссоединение легко не дастся. Люди постараются помешать. Но и мутанты не отступят, они заранее готовы к атаке на неприступные замки ЧНР — Чернигов, Нежин, Новгород-Северский, и какие там ещё остались. Падёт ЧНР — то-то развеселится чернобыльская мутантщина!

Вечер подкрался незаметно. Начался он с предзнаменования, причём не самого хорошего: с Кабаньего острова ветер донёс леденящий душу вой.

— Это воют волки-мутанты? — спросил Братислав у Грдлички.

— Хуже! — ответил тот. — Я видел одного такого волка — жуткое создание. Он из тех неправильных зверей, которые отказались мутировать.

— Оборотни? — догадался Хомак. — Вервольфы?

— Не думаю, — дипломатично возразил Йозеф Грдличка, — по правде говоря, оборотней не существует. Биологическая наука в таких вопросах придерживается вполне определённых критериев.

— Да, я помню, — прервал его Братислав, — очень хорошо, что их не существует. Просто хотелось поговорить о чём-нибудь легковесном.

Но поговорить уже некогда. Пора к яме.

На сей раз Братислав Хомак подошёл к арене бодрым, пружинистым шагом. Пусть видят мутанты: он больше не боится. Он во многих отношениях — такой же, как они.

Поспешил по лестнице вниз, с облегчением углядел на клеёнке боевой топор. Глиста не обманул — значит, победа в кармане. Знать бы только, что за противник сегодня нарисуется. Кто рискнёт здоровьем? Уж верно, не Прыщ.

И правда, Прыщ не спешил рисковать. В отсутствие Супскиса и пана Кшиштофа он один вёл церемонию, причём всячески подчёркивал свою нейтральность. Мол, он-то ни на что не претендует, может, кто-то из толпы?

Толпа молчала, и по лицу Братислава расползлась кривая улыбка. Да, надо быть сумасшедшим, чтобы к нему сунуться. У всякого героя есть счастливая звезда, и звезда Хомака ныне стоит в зените. Никому другому попросту не пройти!

Но сумасшедший нашёлся. Причем самый настоящий. К яме подошёл мрачный, словно туча, Вацлав Клавичек. Не понять, сам ли он освободился из комнаты, где его заперли, либо кто-то помог.

— Братислав, ты самозванец! — провозгласил Вацлав с жутким завыванием. — Трон Столичной Елани по праву принадлежит мне!

— Чем докажете? — болезненно оживился Прыщ.

— Я осеменён самим Мамонтом! — объяснил Клавичек. — Я отмечен истинным хозяином Елани, живущим в этой яме! Поэтому мне и владеть мамонтовым селением и мамонтовым народом!

— Вацлав, я убил Вертизада, который тебя осеменил, — совершил Хомак слабую попытку скорректировать его бредовую логику.

— Вертизад — лишь сосуд греха! — возгласил Вацлав. Но и в грешные мехи великий Мамонт наливает подлинное вино. Не Вертизад меня осеменил, а сам Мамонт, вселившийся в Вертизада.

Да, вздохнул Братислав, такое мы уже слышали. Что же, не отступится Клавичек? Неудобно было бы хватить боевым топором коллегу, товарища по Карловому университу. Избежать бы такой сомнительной чести, только позволят ли мутантские правила?

— Драка до первой крови! — торжественно провозгласил Прыщ. И поправился. — То есть, я хотел сказать, до последней. До последней крови!