В чём доброта намерений Прыща? В том, что людей он есть запрещает, а велит собирать да вести в Глухомань. Что там, в Глухомани? Очень-очень надёжное место. Специально для людей, которых Пердуну не дали съесть.
Каких людей не дали съесть Пердуну? Ну, во-первых, Горана Бегича. Этот человек много нахулиганил, насмерть убил одного из немцев (Каспара Вирхофа) и больно ранил самого Пердуна, но Пердуну всё равно не позволено съесть Горана, а пришлось просто доесть его брата, но и того растянуть на несколько дней.
Каких ещё людей не дали съесть? Ну, во-вторых, доктора Дитриха Гроссмюллера. Доктор много ругался, раздражал Пердуна, но Прыщ и его хочет видеть в надёжном месте — Глухомани. И санитара Фабиана Шлика тоже: это будет уже в-третьих, ведь Хрыч умный, он умеет считать до трёх, он и всех оставшихся немцев сосчитал тоже.
И это все, кого не съедят? Нет, конечно. В Березани у многих мутантов есть люди-рабы. Этих людей тоже не съедят, а отправят их в надёжное место — Глухомань, потому что Глухомань в людях-рабах очень нуждается.
И на этом всё? Нет, ещё не съедят двух солдат, которые привели с собой учёного, и которые прятались в больнице и многих мутантов убили, но у них кончились патроны. Этих солдат тоже отправят в Березань, потому что там очень надёжное место.
И учёного, которого солдаты принесли — его тоже не съедят, потому что в учёного вселился дух берёзового леса, и есть его больше нельзя, а в Глухомань его тоже не отправишь, и вообще неясно, что же с ним делать.
Когда же всех отправят в Глухомань? Скоро, очень скоро. Вот разберут завалы после взрыва в больнице — и сразу поскорее в надёжное место.
Вот и всё, что разболтал «язык». По правде говоря, за время допроса капитан Суздальцев чуть не озверел — так раздражала вязкость мутантского мышления, но выспросил обо всём мало-мальски важном.
Вроде, и негусто, но Суздальцеву хватило пищи для ума. Тем более, что многие факты косвенно подтверждались. О стрельбе Горана Бегича рассказывал капитан Багров, о судьбе солдат, вернувшихся из Столичной Елани — возникали уже некоторые догадки. Заодно и о взрыве в больнице.
И если верны мелкие детали, понимал Суздальцев, значит, и тема Глухомани возникает в рассуждениях мутанта не случайно.
— Попытаемся наших отбить, — изложил итог своих мыслей капитану Багрову. — На берегу над болотной тропой — хорошее место для засады. Как только пойдут в свою Глухомань…
— Отобьём, — согласился Багров.
— А после того — идём разведывать Глухомань, — продолжил Суздальцев, — именно туда ведут главные нити.
— Дойдём, — Багров избегал смотреть на свою раненую ногу.
— Дать бы только знать полковнику Снегову… — Суздальцев огорчённо закряхтел. — Эх, людей не хватает. Направил бы Егорова или Гаевского с посланием в лагерь Сокола, да с кем тогда засады устраивать?
— Отобьём двоих — сможем двоих послать, — заключил Багров. Юрий Михайлович — в своём новом репертуаре. После курса лечения в мутантской больнице от его суждений так и веет стоицизмом.
Бой с Вертизадом удался на славу. Братислав никак не ожидал от себя подобной прыти. Спортивное телосложение, это, конечно, плюс в любом решительном деле, но убивать мутантов (да и не мутантов) Хомаку раньше ни разу не случалось. Он просто и подумать не мог, что он это умеет.
Победил мутанта в борьбе за существование. Да, это случилось! Сам Карел Мантл признал успех Братислава именно в этих терминах. А для Мантла такие термины — сама жизнь, он-то ими бросаться не станет.
Отомстил за Вацлава Клавичека. Да, уж так отомстил, что всякий задумается. Правда, Грдличка нашёл, к чему придраться. Долго, дескать, месил кровавое тело. Подозрительно долго.
Но то — для Грдлички подозрительно. Всякий же, кто хоть немного понимает в поединках с мутантами, непременно подтвердит: долго — это наверняка. Это с гарантией, что мутант больше не встанет.
Победная эйфория длилась весь день. С утра Хомак обошёл все помещения Председательского дома, искал место, куда перенести покои. Не в покоях же старухи Дыры обитать истинному герою — там у неё обои в розовый цветочек. Вот если обитать прямо в парадной зале, напротив балкона, откуда его впервые лицезрел мутантский народ — другое ведь дело!
К вечеру, правда, чрезмерное веселье мало-помалу развеялось. Ещё бы: инициация-то не завершена. Справиться с Вертизадом было необходимо, но ведь недостаточно! Теперь, поди, Супскис напустит на смелого Хомака не примитивного драчуна с гейскими замашками, а серьёзного прославленного воина. И если биться придётся на равных — иди пойми, чем дело решится.
Пан Кшиштоф уже не так внимательно опекал Братислава (понимал, что пути назад больше нет), но Мантл и Грдличка по-прежнему всюду его сопровождали, наверное, не по собственной воле.
Гуляя по Председательскому дому, Хомак — ну как дитя — радовался обществу. Однако, под вечер — стал им тяготиться. Даже искреннее восхищение Мантла набило гадкую оскомину. Хватит уже греться в лучах славы! Пойдите да займитесь чем-то полезным. Ха! Пойдут они…
— Как? Что? Уже в яму? На бой? — Хомак несколько натужно улыбнулся. — Да я с удовольствием! — и отправился вслед за Мантлом, при том, что Грдличка напряжённо дышал в затылок. — Да расслабьтесь, друзья мои! Держите равнение на меня, берите пример… — положительно, балагурить у Братислава не получалось, да и голос подрагивал немного не по-геройски. Предательски подрагивал, скажем начистоту.
И снова яма. И опять лестница. И лица мутантов, пришедших на кровавую потеху. Старая история, старые знакомые вещи на клеёнке…
— Стоп! Где мой топор? — взвился Хомак, ощутив панически ускоренное сердцебиение. — Вчера там лежал топор! Я им пользовался!
— Тот топор затупился, — пояснил Грдличка. Ему-то откуда знать?
— Как затупился?
— Ну, о лицевые кости Вертизада.
— Ты нанёс противнику столько ударов, что топор этого надругательства просто не вынес! — присоединился к объяснениям и пан Щепаньски. Не по-доброму объяснил. Надменно, высокомерно.
И мерзавец Супскис тоже сострил нечто прескверное. Этот — понятно: он и рад не додать оружия герою. Но другие-то?
— Там ещё остались топоры. И вилы, — подметил Йозеф.
Спасибо, только с вилами мне и ходить на мутанта… Братислав подошёл к куче предметов, стал придирчиво в ней копаться. Ничего не нравилось. Не моё! Придётся хватать первое, что попадётся.
Между тем Супскис вовсю разорялся насчёт переломного характера второго дня испытания. Ух, дождётся он перелома, червяк американский!
Кого же он прочит мне в соперники на этот раз? Что, Прыща? Ну надо же! А ведь Прыщ — противник так себе. Не сложнее своего полюбовничка Вертизада, даже попроще. Хлипенек он для мутанта. Прыщеват-с!
Но у Прыща нашёлся козырь в рукаве. Он взял слово и Супскис тут же основательно скис. Ибо Прыщ сказал следующее:
— Согласно традиции нашей Столичной Елани, вторая ночь испытания — действительно переломна. И главный перелом состоит в том, — Прыщ гаденько засмеялся, — что претендент способен выставить за себя другого поединщика. И это будет…
Хомак замер. Он понял, что стоит Прыщу назвать какого-то настоящего богатыря-мутанта — и вся вчерашняя победа пойдёт насмарку.
— И это будет Залман Супскис! — мстительно закончил Прыщ. Ты хотел подставить меня, я подставил тебя, говорил его взгляд. Квиты?!
Супскис попытался взять отвод, но не на тех напал! Мутанты стали подталкивать разведчика к яме, а он изо всех сил слабо сопротивлялся. Человеку не устоять. Это ж мутанты! Даже будь ты трижды американским шпионом, они тебя сильнее.
Братислав приободрился и почти уже стал вытаскивать из груды инвентаря хорошо заточенные вилы (на человека — в самый раз) — как сердце пронзила догадка: у Супскиса наверняка с собой огнестрел!
Ой, что будет? С вилами против пистолета — шансов нет. Ах, Братислав, Братислав, ты попал не в ту историю!