— Может, я помогу?

Как и все наставники, Дайнер не произносил обращение «мой принц» в разговоре с юношей, но в отличие от многих, делал это, скорее, по традиции, без подчеркнутой пренебрежительности. При этом слова всегда звучали уважительно, с кем бы ни разговаривал. В глазах и голосе, читалось, что ему можно доверять — принц всегда чувствовал это в собеседниках.

Наставник остановился у стола, пальцами коснулся рукописи, пробуя на ощупь древний пергамент, словно вспоминая давно забытые ощущения.

— Ищешь Зверей?

Принц поднял голову; мастер не смотрел на него, страницы шелестели под пальцами.

— Я знаю, что на самом деле произошло, — продолжал Дайнер, не обращая внимания на взгляд, прожигающий висок. — Когда ЭТО случилось с Ингеном, твоим отцом, король тоже приходил сюда. Изучал те же легенды, что и ты сейчас. Мы о многом разговаривали… Нам с королем есть, что вспомнить.

Марен вновь промолчал. Слова наставника не явились для него новостью. Праотец упоминал, что после того, как… «все случилось», он был здесь и ничего не нашел.

— Линд де Риан? — наставник поднял отложенную принцем рукопись. — Интересное пророчество… «И Третья печать будет сорвана», — с чувством прочел вслух. — Я потратил много времени на изучение этих страниц, — Дайнер перебрал несколько прочтенных Мареном свитков и вытянул один. — Обрати внимание вот на этот. Твой праотец не прислушался…

Глаза принца забегали по аккуратно выведенным рунам:

«И чем старше, и огромнее становился Мир, тем больше детей населяло его. И тем меньше Боги могли уследить за всем. И передавали они власть детям, дабы те следили за Миром, как и им самим когда-то передали эту власть. И чем стремительнее менялся Мир, чем больше власти Боги отдавали, тем большими рабами Мира становились сами, потому как улучшать его уже не оставалось времени — все время отнимало служение ему, и исправление уже содеянного.

И однажды, одни из первых детей возжелали еще большей власти, нежели имели, нежели им было отведено. Они восхотели управлять не только тем, чем им дано было управлять, но гораздо большим — прельстила их власть над самим Миром; они были сильны, и притязания их не знали границ.

И стали они брать власть над Миром в свои руки, нещадно уничтожая несогласных и подчиняя всех своей Воле. Но Мир был огромен и многие в нем отказались подчиниться.

И тогда стали они искать Силу, способную увеличить их власть легким путем. И на зов откликнулся Морет, Хозяин Серых Граней, он научил их использовать Атейу и открыл им бездонные Источники. И присягнули они Морету в верности до Конца Времен нерушимой Клятвой Крови — Оитлум. И полилась Сила — та, которую нельзя увидеть или потрогать — стремительно, словно водопад, и круша, словно лавина. И вбирать стали они Силу бесконтрольно и неразумно. И власть их стала разрастаться, и не было никого, кто мог бы им воспротивиться. Но, как и они меняли Мир, так и Сила изменяла их.

И настал день, когда Изменение стало необратимым и угрожающим всему живому. И вмешался тогда старший из Богов — Эриан, Бог Солнца.

Обратил Эриан свой гнев на Морета, кой был братом ему. Но не в силах был лишить его власти, что не им дана была, а, следовательно, и не им могла быть отобрана. И тогда изгнали его из Имале — Богов Обители, — а из Мира всех, кто был во власти его Дара. А дабы не попадали к Проклятому Богу те, кто храбро сопротивлялся легкому пути, кто жил с честью, кто был достоин Имале, отобраны были Ледари, что стали проводниками сильных сердцем. И числом их было тринадцать, и все они были детьми Богов. А знаком о достоинстве павшего служил меч, сжимаемый в руке до последнего вздоха.

И последней кара Эриана пала на тех, кто уже не мог без Атейи. Кто способен был тянуть Силу из живых, подчиняя их своей воле, или подменяя их жизнь своею. Но и здесь не мог он закрыть Источники, не им открытые, и забрать Силу, не им данную. И тогда вложил он всю свою мощь в Золотой Огонь, что лился в Мир, освещая его. Но смог лишь вернуть Детей Морета в то состояние, когда их еще не коснулось Изменение. И то лишь на время, пока его золотой огонь льется с небес, потому как ни Элес, ни Радес — вечные спутники Истинной Ночи — не поддержали Эриана.

Тогда-то и явился Великий Воин. И вступил в битву с Детьми Морета, что уже звались Кровавыми Богами. И изгнал их из Мира. И никто, ни среди существ населяющих Мир, ни среди Богов не ведали, кто он и откуда пришел, и куда скрылся после. А наложенные им Печати, охранившие Мир от возвращения Кровавых Богов, были столь могущественны, что самим Старшим Богам была непостижима Сила, породившая их».

Марен поднял на мастера непонимающий взгляд.

— Ни слова о Зверях.

Наставник загадочно усмехнулся, еле заметно, уголками губ.

— Но кое-что про Изменение. Представь, что ты никогда не видел бера. Как бы ты его назвал, если б встретил?

Слова наставника прозвучали вычурно и витиевато, но Марен понял, куда тот клонит. И все же, промолчал, желая услышать подтверждение, что понял правильно.

— Если чего-то в мире нет, — продолжал наставник, — или что-то на долгое время пропадает, об этом забывают. И когда оно возвращается, ему часто дают совершенно другое название.

— То есть, Голод «изменяет» Перворожденных?

— А чем не теория? — хитрая улыбка мастера стала шире. — К сожалению, ни доказать, ни опровергнуть ее, не представляется возможным.

— Но отец — Перворожденный. Наша кровь способна сдерживать Голод, подавлять его.

— Но Обращение — не что иное, как «победа сильной крови». И Обращенные, не способны «изменять» подобных себе… А, как ты, наверняка, знаешь, был еще один Зверь.

— Хотите сказать, Дикие Родичи, как мы их называем, не кто иные, как Звери — Дети Морета, Кровавые Боги?

Наставник видел, что принц начинает понимать цепь размышлений: даже самое невероятное может оказаться правдой, если исключить все невозможное.

— Рассуждать, как вы — так и наших предков можно назвать Кровавыми Богами? — покачал головой Марен. — Вспомнить Культ Крови, к примеру…

— И так же ответил твой праотец, ты говоришь его словами, — все так же улыбаясь, кивнул Дайнер. — Но это тоже хорошая теория. Пройдя множество поколений сказителей, любая легенда становится мифом. Но до того как стать легендой — это история из жизни. Одна из тех, что можно услышать в тавернах и на постоялых дворах. Такую же бывальщину может рассказать любой воин за кружкой эля. И если послушать разных воинов, сражавшихся, положим, при озере Ривален в не столь далекой Долгой войне, каждый расскажет свою версию событий. Взять хоть туже резню при Содевее. Тут дело в восприятии. Те же Смертные, с их-то короткой жизнью, они и вовсе помнят лишь то, что было в прошлом поколении, да и то плохо. Не верят тому, что рассказано и записано их же праотцами. Думаешь, мы в этом сильно отличаемся? Думаешь, отличались те, кто были до нас?

— Так можно много до чего додумать. Но будет ли это правдой?

— У всех своя правда, — развел руками мастер Дайнер. — Я не стремлюсь тебя убедить. Я лишь говорю, что иногда — все не то, чем кажется. Ты отталкиваешься от своего восприятия мира, а, следовательно, обращаешь внимание не на то, что нужно. Ты упускаешь суть. Ты ищешь внешнее сходство, а оно может отсутствовать вовсе… Представь, что из мира пропадут волки. Через тысячелетия никто и знать не будет, как они выглядели, потому что для тебя — это волк, а для них — просто слово в свитке… С другой стороны, — философски добавил он, — может тех, кого ты ищешь, никогда и не было. Мир, как ребенок — всегда подавай что-то новое. И тогда — это просто Звери… Но часто новое — всего лишь старое, покрытое пылью времен. И в этом случае правильный вопрос — кто способен Обратить Перворожденного?

Он прервал рассуждения, глаза не отрывались от Марена.

— Или «подменить его жизнь своей»… — задумчиво произнес принц Летар. — «И через Возрождение обрести истинное бессмертие».

— Вижу, ты внимательно изучал эти страницы, — мастер окинул взглядом длинные ряды полок. — У короля не было столько времени… Многие авторы, считают Возрождение высшим среди всех Даров Морета, от которых у Перворожденных остались лишь: Исцеление и Обращение. Так, в частности, считают все потомки Коррин. Потому-то они и против Запрета, утверждают, что это ослабляет «древнюю кровь». Их послушать, — мастер усмехнулся, — так вскоре мы станем совсем, как Смертные… Сто витков жизни в лучшем случае!.. Что можно успеть за сто витков?!