Ошеломленный отец Оккам на секунду потерял дар речи.

— Например, — продолжала та, воспользовавшись его секундной паузой, — Какой смысл мне, как будущему целителю, лазить по заброшенным шахтам и отбирать какие-то дурацкие свечи у этих несчастных кобольдов?!

— Кобольды…

— Или, например, охотиться на мурлоков?! Между прочим, они занесены в энциклопедию, как стремительно сокращающийся вид, а ваши крестьяне платят серебром за их плавники!

— Дитя моё…

— Я уже не говорю про то, что большая часть поручений этих крестьян заключается в пересказе сплетен и дурацких передачах, которые им самим просто лень делать! Они даже ленятся отойти на десяток метров от своей избы и собрать те же яблоки, или хворост, которые просто разбросаны рядом! Нет, они зовут нас — ведь мы же послушники!

— Да послушай жэ, нэразумный дытя! — потерял терпение экзарх, — Мы все через это проходили! Ведь для того, чтобы стать истинным служителем Света, способным нести исцеление и поддержку, надобна хорошая школа — вы должны быть готовы ко всему! И уметь найти общий язык с крестьянами, и знать повадки кобольдов и мурлоков, и нести ответственность за содеянное, и делать правильный выбор, когда того требует совесть…

Лика вздохнула. — Но неужели нельзя как-то совмещать получение этого опыта с реальной практикой по специальности?

Оккам какое-то время смотрел на неё молча, наконец, тоже вздохнул.

— Каждый из нас идёт своим путём… Очевидно, твой — полон терниев, но это — твой выбор… Что же, я полагаю, в моих силах дать тебе то, о чем ты просишь. Следуй за мной!

Они спустились вниз по широкой винтовой лестнице, ведущей в катакомбы, лежащие под собором. Экзарх извлек из кармана связку ключей на кольце и отворил одну из дверей. В небольшой комнатке находился стол, стул и несколько стеллажей с фолиантами, свитками пергамента и письменными приборами.

Оккам сел за стол, выбрал из груды бумаг на столе чистый лист, и, обмакнув перо в чернильницу, набросал на нем несколько строк. После чего запечатал письмо сургучом, приложив к нему свой перстень.

— Вот твое новое поручение! — сказал он, — Отнесешь его брату Склифу…

Выйдя на улицу, Лика полной грудью вдохнула свежий воздух, пропитанный солнечным теплом и запахом листвы. После духоты собора и затхлого воздуха катакомб, ласковый ветерок, зелень листвы и синева неба над головой казались высшим наслаждением.

Так, что там отмечено на карте? Бараки Исцеления, хмм, это, получается, совсем рядом…

И, действительно, за величественным фасадом собора, на задворках, где располагался небольшой дворик с подсобными помещениями, она обнаружила несколько одноэтажных построек, возведенных друг напротив друга.

Это были одноэтажные каменные здания с плоскими крышами. Перед одним из них стояло несколько машин, которые Лика хорошо знала, и даже частично умела собирать сама — гномские механоциклы, почти раритетные модели. Правда, их состояние оставляло желать много лучшего — часть из них подверглась коррозии, было видно, что надлежащего ухода и регулярного осмотра здесь явно не хватало.

Отдельного внимания заслуживала телега, собранная, по всей видимости, из обломков старых механоциклов, катапульт и боевых колесниц. Выглядела она более ухоженной и новой, чем прочая техника, кроме того, в данный момент из-под неё торчали чьи-то ноги.

Лика осторожно приблизилась. Её настораживал подозрительный шум, издаваемый, по всей видимости, мотором данного средства передвижения, сопровождавшийся также его сотрясанием и дребезжанием. Ноги при ближайшем рассмотрении оказались парой шерстистых лап, обутых в нечто вроде сандалий, владелец которых не подавал признаков жизни.

— Эй! С вами все в порядке? — окликнула она.

Шум на секунду прекратился, чтобы тут же возобновиться с новой силой.

«Да ведь это же храп!» — осенило её.

Словно в подтверждение её слов, откуда-то из-под телеги раздался оглушительный чих, потом звук удара, лапы неожиданно пришли в движение и парой мгновений спустя, с неожиданным для своих размеров проворством, наружу показался средних размеров медведь.

Точнее, не совсем медведь. Лике понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она видела похожий типаж — конечно, гномбургская энциклопедия, раздел расы, медведи разумные, они же пандарены.

В то время, когда она разглядывала пандарена, тот с не меньшим интересом разглядывал её.

— Эмм…. Алоха? — выпалила она первое, что пришло ей на ум, поскольку понятия не имела, на каком языке разговаривают пандарены.

Тот вопросительно уставился на неё.

— Эээ… Ишну ала? — продолжила Лика, мобилизуя в памяти обрывки фраз на иностраных языках, которые ей доводилось встречать в книгах, — Аркенон порос? Хау а ю?

Пандарен озадаченно почесал затылок. Потом стукнул себя лапой в грудь и объявил: — Чао!

«Прощается, что-ли?» — подумала Лика.

— Пока-пока, — ответила она вслух, и потихоньку стала пятиться, отступая к баракам. Медведь наблюдал за ней, склонив голову набок.

— Осторожно! Не наступи на карбюратор! — вдруг сказал он.

— Ой! — вырвалось у Лики, — Так вы… понимаете?

— Ты бы еще спросила, умею ли я разговаривать, — проворчал медведь, — Вы что там у себя в Гномбурге, кроме дворфов и троггов вообще никого не видели?

— Ну… у нас есть еще лепрогномы… Но в том месте, откуда я родом, даже их почти не бывает, — призналась Лика.

— Откуда же ты тогда выучила эльфийский и дренейский языки?

— По разговорнику…. Из библиотеки. — Лика умолчала о том, что все её познания в иностранных языках ограничивались вышеизложенными фразами.

— Ясно, — медведь зевнул, — А сюда-то чего забрела?

— Я ищу брата Склифа… Вы, случайно, не знаете, где его можно найти?

— У себя! — медведь кивнул в сторону бараков, — А тебе он зачем?

— Я к нему с письмом от экзарха Оккама! — не без гордости сообщила Лика.

— Вона что… Ну, сходи, конечно… — пробормотал пандарен.

— ???

— Ты ведь без этнических предрассудков?

— В каком смысле?

— Ладно, сейчас сама все поймёшь…

В тускло освещенной комнате внутри барака стоял длинный стол с остатками еды. Пара кувшинов, тарелки, надломленный каравай хлеба, засохшие ломти сыра на тарелке и миска с кусками сырого мяса.

Спиной ко входу, на грубо обтесанной скамье, за столом сидел человек с широченной спиной, в кожаном жилете, с густой нечесаной шевелюрой.

Человек с аппетитом вгрызался во что-то, отдаленно напоминавшее кусок окорока.

— Брат Склиф! — окликнул его пандарен.

Человек повернулся и в следующий миг Лика едва не взвизгнула от ужаса.

Вместо человеческой головы, тот, кого называли братом Склифом имел самую настоящую волчью голову, покрытую густой шерстью, которую изначально она приняла за густые волосы.

— Ой… — только и могла прошептать она.

— Эмм… Тебе, значит, не сказали, что брат Склиф — ворген? — догадался медведь.

— Н-нет…

— Оф, пфостите, лефи! — то ли из-за особенностей строения звериной гортани, то ли из-за набитой непрожеванным мясом пасти речь воргена звучала невнято.

Брат Склиф поднялся из-за стола, отложив в сторону окорок, и вытер клыки полотенцем.

— Вижу, мой образ вас смущает, — прорычал он уже более внятно, глядя на неё мутными, налившимися кровью глазами, — сейчас постараюсь уладить это маленькое недоразумение!

Он отвернулся, издал невнятное приглушенное рычание, а когда вновь обернулся, перед обмершей Ликой уже стоял обычный, чуть худощавый мужчина средних лет, с аккуратной бородкой, несколько бледным лицом и длинными черными волосами схваченными кожаной полоской.

— Приветствую вас, сестра! — обратился он к Лике, склоняясь в слегка чопорном поклоне, — Что привело вас к нам?

— П-поручение… — пробормотала Лика, еще не вполне пришедшая в себя.

— Вот… — и она подала ему письмо от экзарха.

Брат Склиф сломал печать и пробежался взглядом по письму.

— Хм… Так-так-так… Значит, ты хочешь идти по пути Света кратчайшим путем? — он искоса взглянул на гномку.