Отец Оккам вздохнул.
— Прошу прощения, владыка, я, безусловно должен был известить вас и испросить вашего благословения, но, к моему глубокому сожалению, обстоятельства были таковы, что дело не терпело отлагательств. Брат Склиф…
— Брат Склиф! — архиепископ откинулся на спинку стула.
— Именно… — дреней чувствовал себя неловко, — По стечению обстоятельств, я оказался в курсе произошедшего чрезвычайного происшествия в Старом Городе и, учитывая его массовость и потенциальный риск, взял на себя ответственность за принятие экстренного решения…
Архиепископ покачал головой. — Насколько я понимаю, — заметил он, — Речь идёт о массовом отравлении молодых горожан в одном из мест сборищ тех заблудших душ, которые забыли о путях Света.
Экзарх снова вздохнул. — На тот момент, ваше высокопреосвященство, мои мысли были более поглощены спасением их тел, нежели чем наставлением на истинный путь их душ.
— И это, разумеется, похвально, — мягко сказал архиепископ, — Безусловно, ваше рвение — это признак истинного служителя Света. Однако, всякое дело познается по плодам. Итогом вашего самочинного благодеяния стала спасенная девица, которую сейчас опекают наши сестры, да просветит её Свет. Но знаете ли вы, отец экзарх, что, буквально, сразу после вашего возвращения в Собор обратились за помощью из ставки командования? Что в городской тюрьме разразился не то бунт, не то вооруженный захват, в пандаренском квартале — вспышка пожара, в город были стянуты войска, а количество раненных королевских стражников и солдат оказалось сопоставимо с боевой операцией? Что сегодня я вынужден отчитываться перед полковником Хаммондом Клэем о причинах, по которым более половины штата кафедральных клириков оказались выведены из строя, с истощенными ресурсами, а я об этом узнаю последним! Вы знакомы с полковником Клэем, экзарх? Он вполне способен расценить непредоставление помощи в подобной ситуации, как саботаж, со всеми вытекающими последствиями, по закону военного времени. Вы поставили меня в крайне щекотливое, если не сказать — опасное положение, отец экзарх!
— Простите, ваше высокопрэосвящэнство, — покрасневший дреней от волнения начал говорить с сильным акцентом, — Это цэликом и полностью моя вина! Я готов лично прэдстать и отвэчать пэред ставкой…
Архиепископ взирал на поникшего экзарха со смесью сожаления и строгости во взгляде.
— Боюсь, от вашего предстояния будет мало пользы, — вздохнул он, — Однако, по трагическому для всех стечению обстоятельств, полковнику сейчас не до тюремного бунта. У города проблема посерьёзнее — этой ночью при загадочных обстоятельствах скоропостижно скончался главнокомандующий Буреграда, генерал Джонатан Маркус.
Отцу Оккаму это имя мало что говорило, однако высокий чин покойного не мог не вызвать у него удивлённо-недоверчивого возгласа.
Архиепископ кивнул. — Печальное известие и весьма тревожное. Генерал был опытнейшим военачальником и надежной опорой нашего молодого монарха, да осияет его Свет… Последствия его смерти для города и королевства могут быть… непредсказуемы. Вы меня понимаете, отец экзарх? Именно сейчас, как никогда, нам необходимо сплотиться, твердо держась основ нашей веры, и, в первую очередь — послушания. Вы понимаете, Оккам?
Дреней утвердительно кивнул. — Я приложу для этого все усилия, ваше высокопреосвященство!
Архиепископ пожевал губами. — Нам предстоит непростое время, отец Оккам, — сказал он, — Возможно, потребуется мобилизация всех наших ресурсов. Кстати, у меня для вас есть и приятная новость.
Он взял со стола свиток пергамента со сломанной печатью, развернул его и подал дренею.
Отец Оккам пробежал глазами каллиграфические строки, выведенные, по-видимому, штатным канцелярским писцом.
— Благодарность за проявленное мужество и мастерство выпускницы школы? — с удивлением прочитал он вслух.
Архиепископ, слегка улыбаясь, кивнул.
— Гномка Лика… — экзарх нахмурился. — Она же должна была…
— Что? — вопросительно приподнял брови архиепископ.
— Н-нэт, ничего… — отец Оккам вздохнул и вымученно улыбнулся, — Я волнуюсь за неё, ваше высокопреосвященство. У городской службы целителей последнее время слишком большая нагрузка…
Архиепископ развел руками. — Насколько я помню, это была ваша идея, отец экзарх — посылать туда на послушания наших учащихся. Но вы, действительно, правы, городской службе необходимо усилить штат. Брату Склифу… понадобится помощь. Нужно рассмотреть возможности резерва.
Отец Оккам кашлянул. — Раз уж мы заговорили об этом, владыка, есть еще кое-что, о чем меня просил Аргуин.
— Да? — архиепископ едва заметно нахмурился.
— Этой ночью мы столкнулись с проблемой распространения в городе отравляющего дурмана, известного, как «демоново колено». Некая организация добавляет его в курительные смеси и распространяет по всему Буреграду. Единственным доступным антидотом является растение Asphyxius Simplus, в народе именуемый удавником. У городской службы острая проблема с ресурсами, и я обещал…
Показалось ему, или нет, что архиепископ кинул быстрый тревожный взгляд на входную дверь?
— Об этом не может быть и речи, — архиепископ отрицательно покачал головой, — Вы же сами только что сказали, экзарх, что данный ресурс является уникальным, а, следовательно, в условиях стремительно развивающейся эпидемии — стратегическим. Мы не можем распоряжаться им без учёта возможных последствий, особенно сейчас.
— Но, владыка, наших запасов достаточно, чтобы…
— Это не обсуждается, отец экзарх, — архиепископ Бенедикт поднялся со стула, давая понять, что аудиенция подошла к концу.
— Да, ваше высокопреосвященство, — скрепя сердце, ответил Оккам, также поднимаясь и склоняя голову, чтобы принять благословение.
Архиепископ покачал головой. — Вижу, что в глубине души вы не согласны с моими словами. Однако, со временем вы поймёте, что задача предстоятеля — не только решать сиюминутные задачи, но и уметь видеть перспективу…
Шум, доносящийся из коридора оборвал архиепископа на полуслове. Голоса раздавались всё громче, и, поневоле прислушивающийся к ним экзарх, уловил возмущенный женский молодой голос, и знакомый ему срывающийся фальцет секретаря. Архиепископ нахмурился и протянул уже руку к звонку, стоящему на его столе, когда дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появилось сразу несколько человек.
Невысокий, плотный брат ордена Кассий выглядел раскрасневшимся, и нервно утирал пот со лба.
Из-за его плеча выглядывал округлившимися глазами секретарь, а между ними находилась юная дренейка, доставленная непосредственно Оккамом в Собор этой ночью.
Дренейка выглядела взъерошенной и возбужденной, яркие зеленые глаза её сверкали; засунув руки в карманы кожаного с металлическими заклепками жилета, он с вызовом уставилась на опешивших иерархов, в немом изумлении взиравших на эту картину.
Первым опомнился архиепископ.
— Что здесь происходит?! — вопросил он.
— Вашвысокопресщесво… — низенький человечек отдувался и обильно потел, — Эта подопечная отказывается от лечения и опеки! Она требует, чтобы её немедленно отпустили, а, поскольку у нас нет никаких данных о её попечителях…
— Я сама себе попечительница! — перебила его дренейка, мотнув головой с парой изящных рожек, — Я здорова и не собираюсь лежать в этой вашей палате и пить всякие дурацкие микстуры! Я свободная дренейка в свободном городе, и протестую против того, чтобы меня тут удерживали!
Архиепископ, вздёрнув брови, взирал на дренейку, как на неведомого удивительного зверька.
Секретарь, будучи еще более бледным, чем обычно, корчил Оккаму страшные рожи.
— Насколько я понимаю, — произнёс ледяным тоном архиепископ, — Это и есть та самая пострадавшая девица, которую вы, отец экзарх, этой ночью передали на попечение сёстрам?
— Эти ваши сёстры — глупые наседки! — вмешалась дренейка, прежде чем Оккам успел открыть рот, — Они всё время толкуют про Наару, что они нас не забыли и повторяют одно и то же! Аркенон порос! Крона кай крестор!