Тхакур, не отрываясь, смотрел на самый маленький труп. Неизвестно откуда налетевший ветер принялся назойливо теребить покрывала. Казалось, что под ними шевелились живые люди, они будто пытались встать, но инспектор уже понял, что они никогда больше не поднимутся.

Ветер тоскливо завыл, забрасывая тела высохшими листьями, и вдруг сорвал все покрывала, кроме одного. Тхакур взглядывался в лица дорогих ему людей. Они были пугающе узнаваемы, но Тхакур видел, что это было лишь внешнее сходство, они принадлежали теперь другому миру.

Ветер никак не мог снять покрывало с единственного закрытого тела. Оно было таким маленьким, что простыня обернулась вокруг него. Тхакур знал, что он должен сделать это, он должен откинуть саван и посмотреть в лицо любимому внуку. Инспектор медленно присел, протянул набухшую черными венами руку и откинул край простыни — лица у Рама не было.

— Габбар! — закричал Тхакур.

Вид обезображенного внука вывел его из оцепенения. Он бросился со двора, раздавив по дороге рассыпавшиеся подарки, вскочил на оседланного коня и поскакал в горы. Это был поступок невменяемого человека — один, без оружия… Однако Тхакур знал, что, если сейчас Габбар попадется ему навстречу, он разорвет его голыми руками. Он знал — если даже в него всадят обойму пуль, жизнь покинет его только тогда, когда он убьет Габбара.

Несущийся бешеным галопом конь проскакал по горной дороге, ведущей к тому месту, где скрывалась банда. Подкованные копыта прогрохотали по деревянному мосту, переброшенному через глубокую пропасть, — она будто разделяла расколотый мир на две половины. Здесь начиналось царство зла.

Узкая тропа петляла между торчащими из земли острыми обломками скал, похожими на клыки чудовища. Тут не было ни одной живой души, не слышалось даже пения птиц, лишь высоко над ущельем кружила черная стая ворон, оглашая горы громким победным карканьем. Они наблюдали сверху за всадником, снижаясь над ним плавными кругами, как бы предупреждая о том, что в ущелье появился чужой, справедливо рассчитывая на награду.

Мерзкие птицы легко различили чужака. Перед тем, как сойти с поезда, Тхакур переоделся в красивый светлосерый ширвани — длинный пиджак со стоячим воротником и длинным рядом жемчужного цвета пуговиц. Праздничная одежда окрасилась красным — со скалы спрыгнул бандит, скрывавшийся в засаде, и с лету ударил инспектора прикладом ружья по голове. Он упал с коня в гудящую колоколами кровавую бездну, и это падение длилось бесконечно долго…

— Облейте его водой! — приказал Габбар своим подручным, бросившим у его ног бездыханное тело Тхакура.

Один из разбойников, покряхтывая от натуги, вылил на инспектора полное ведро воды. Тот застонал и открыл глаза. Его подняли, встряхнули и подвели к главарю. Глаза раненого горели таким огнем, столько ненависти было во взгляде, что Габбар невольно вынул саблю из ножен.

— Ну, Тхакур, я же говорил, что мы еще встретимся! Вот и настал этот день! — Главарь засмеялся, наслаждаясь полной властью над беззащитным врагом. — Я сделал так, чтобы ты сам пришел ко мне, и ты попался в мою ловушку!

— Изверг! Убийца! — выкрикнул Тхакур.

Эти крики еще больше развеселили Сингха.

— Громче! Кричи громче! Я тебе разрешаю. Помнишь, когда-то я молил тебя о пощаде? Теперь пришла твоя очередь. Если ты хорошо попросишь, я, пожалуй, сохраню тебе жизнь. — Он встал перед Тхакуром, поигрывая саблей. — Ну, начинай… Не хочешь? Что ж, может быть, у тебя есть последнее желание? Ты говори, не стесняйся, здесь все свои! — и обвел широким жестом ряды бандитов.

Габбар, несмотря на то, что противника держали за руки двое дюжих головорезов, старался не приближаться к инспектору. Он знал, на что способны отчаявшиеся люди.

Тхакур плюнул ему в лицо. Разгневанный убийца, потеряв осторожность, подскочил к нему, замахиваясь саблей. Нечеловеческим усилием Тхакур вырвался и ударил главаря. Тот отлетел далеко в сторону, рухнул на камни. Град ударов обрушился на инспектора. Озверевшие бандиты били его ногами и прикладами, стараясь попасть в голову или по почкам. Телохранители подняли оглушенного хозяина, мотающего головой. Когда он очнулся и выплюнул выбитые зубы, трудно был узнать Габбара, он окончательно потерял человеческий облик: скалясь окровавленными обломками зубов, вытер тыльной стороной ладони обильно стекающую красную пену и зарычал:

— Привяжите его!

На небольшом возвышении в землю были врыты каменные столбы, с которых свисали цепи — то ли проржавевшие от дождей, то ли покрытые запекшейся кровью. Головорезы подтянули цепи повыше, и Тхакур повис на них, едва касаясь земли кончиками пальцев ног. Габбар подошел к нему ближе:

— В твоих руках еще много силы… Отдай ее мне! — Убийца протянул открытые ладони, и телохранители вложили в них две сабли.

— Нет! — выкрикнул инспектор. Он понял, что сейчас произойдет.

В обеих руках Габбар сжимал по остро отточенной сабле. Уставившись налитыми кровью глазами в лицо инспектора, он высоко поднял блеснувшие клинки.

— Да! Отдашь, потому что я так хочу!

Убийца поднял к небу оскалившееся лицо, туда, где кружила, снижаясь, бесчисленная стая ворон, ликующе зарычал и обрушил сабли в нечеловеческой силы ударе…

…Налетел внезапный порыв ветра, похожий на тот, что срывал саваны с убитой семьи Тхакура. На этот раз его добычей стал серый плащ из грубой ткани, покрывавший плечи инспектора. Плащ упал на землю, Виру и Джай с ужасом увидели пустые рукава рубашки. Ветер замахал ими, словно играя. Было похоже, будто Тхакур оживленно жестикулирует, пытаясь что-то сказать, но он молчал, глядя округлившимися от горя и бессилия глазами на толпу крестьян, отводивших взгляды от калеки.

Потрясенные друзья склонили головы, они не знали, что сказать. Даже бойкий на язык весельчак Виру лишь сжал кулаки. Сквозь расступившуюся толпу прошла Ратха. Она заботливо подняла плащ и накинула его на плечи свекра. Тхакур быстро пошел через площадь к своему дому.

Теперь, когда тайна инспектора стала известна, друзья по-новому смотрели на этого человека. Они были поражены его мужеством — сколько горя перенес Тхакур! Но он не сломался, не впал в уныние и не упивался собственными страданиями, навязывая их окружающим. Инспектор решил уничтожить зло в облике Габбара. Теперь он не был калекой — Виру и Джай стали его руками.

ЧАСТЬ II

Глава двадцать седьмая

Тхакур поднимался по ступеням лестницы в дом. На повороте остановился, разглядывая опять вылезший из доски гвоздь. Много дней назад, когда он, безрукий инвалид, встал с больничной койки и начал ходить, он зацепился за этот гвоздь и покатился вниз, впервые осознав, насколько беспомощен. Тхакур напрягал несуществующие мышцы, пытался ухватиться пальцами, которых не было, и падал жалким обрубком, пятная ступеньки проступавшей сквозь бинты кровью.

В ту ночь, лежа в постели, калека впервые заплакал, но не от боли, а от бессилия, и единственной целью, смыслом всей его оставшейся жизни стала месть. Как отомстить, если ты словно спеленутый ребенок? Надо учиться жить заново, и Тхакур решил не только выжить, но и выполнить то, ради чего он остался на этом свете. Габбар приказал тогда оттащить его от лагеря и бросить, чтобы он околел, как собака. Тхакур не помнил, как выбрался на дорогу. Раненый позволил себе потерять сознание, лишь когда ступил на доски моста. Отправившиеся на поиски крестьяне подобрали его, плавающего в крови. К счастью, среди местных жителей оказался опытный знахарь. Он не стал прибегать к магическим заклинаниям, а просто зажал разрезанные сосуды и поддерживал в нем едва теплившуюся жизнь, пока Тхакура не отвезли в больницу. Там ему сделали срочное переливание крови и наложили швы. Он остался жив…

Тяжело вздохнув, инспектор посмотрел еще раз на гвоздь и ударил по нему ногой с такой мощью, что тот ушел в лестницу по самую шляпку.