Относительно вообще всѣхъ отступленій въ моемъ изложеніи отъ принятаго церквами текста, читатель долженъ не забывать того, что столь привычное намъ представленіе о томъ, что евангелія, всѣ четыре, со всѣми стихами и буквами, суть священныя книги, есть самое грубое заблужденіе.

Читатель долженъ помнить, что Іисусъ никогда самъ не писалъ никакой книги, какъ Платонъ, Филонъ или Маркъ Аврелій, даже не какъ Сократъ передавалъ свое ученіе грамотнымъ и образованнымъ людямъ, а говорилъ толпѣ безграмотныхъ; и что только долго послѣ его смерти люди стали записывать то, что слышали о немъ.

Читатель долженъ помнить, что такихъ записокъ было очень много различныхъ, изъ которыхъ церкви выбрали сначала три, потомъ и еще одно евангеліе, что, выбирая эти наилучшія евангелія, церкви, по пословицѣ „не выберешь дубинки безъ кривинки", должны были захватить въ томъ, что они вырѣзали изъ всей огромной литературы о Христѣ, и много кривинки, что много есть мѣстъ въ каноническихъ евангеліяхъ столь же плохихъ, какъ и въ отвергнутыхъ апокрифическихъ.

Читатель долженъ помнить, что священно можетъ быть ученіе Христа, но никакъ не можетъ быть священно извѣстное количество стиховъ и буквъ, и не могутъ сдѣлаться священными стихи отсюда и досюда только потому, что люди скажутъ, что они священны.

Кромѣ того, читатель долженъ помнить, что эти отобранныя евангелія все-таки—дѣло тысячъ разныхъ умовъ и рукъ человѣческихъ, что они отбирались, прибавлялись и толковались вѣками, что всѣ дошедшія до насъ евангелія 4-го вѣка писаны слитнымъ письмомъ, безъ знаковъ и потому и послѣ 4-го и 5-го вѣковъ подлежали самымъ разнообразнымъ чтеніямъ, и что такихъ разночтеній евангельскихъ книгъ насчитываютъ до пятидесяти тысячъ.

Все это долженъ помнить читатель, чтобы не сбиться на тотъ привычный намъ взглядъ, что евангелія, какъ они понимаются теперь, такъ  точно и пришли къ намъ отъ святого духа.

Читатель долженъ помнить, что не только не предосудительно откидывать изъ евангелій ненужныя мѣста, освѣщать одни другими, но, напротивъ того, неразумно не дѣлать этого, а считать  извѣстное число стиховъ и буквъ священными.

Съ другой стороны я прошу читателя моего изложенія евангелія помнить то, что, если я не смотрю на евангелія, какъ на священныя книги, сошедшія отъ святого духа, я еще менѣе смотрю на евангелія, какъ на памятники исторіи религіозной литературы. Я понимаю и богословскій, и историческій взглядъ на евангелія, но я смотрю на нихъ иначе, и потому прошу читателя, при чтеніи моего изложенія, не сбиться ни на церковный взглядъ, ни на привычный въ послѣднее время образованнымъ людямъ историческій взглядъ на евангелія, которыхъ я не имѣлъ.

Я смотрю на христіанство не какъ на исключительное божественное откровеніе, не какъ на историческое явленіе; я смотрю на христіанство, какъ на ученіе, дающее смыслъ жизни. Я былъ приведенъ къ христіанству ни богословскими, ни историческими изслѣдованіями, а тѣмъ, что 50-ти лѣтъ отъ роду, спросивъ себя и всѣхъ  мудрецовъ моей среды о томъ, что такое я, и въ чемъ смыслъ моей жизни, и получивъ отвѣтъ: ты—случайное сцѣпленіе частицъ, смысла въ жизни нѣтъ, и сама жизнь есть зло, и — тѣмъ, что, получивъ такой отвѣтъ, я пришелъ въ отчаяніе и хотѣлъ убить себя, но, вспомнивъ то, что прежде, въ дѣтствѣ, когда я вѣрилъ, для меня былъ смыслъ жизни, и то, что люди, вѣрующіе вокругъ меня, — большинство людей, не развращенныхъ богатствомъ, — вѣруютъ и имѣютъ смыслъ жизни, — я усомнился въ правдивости отвѣта, даннаго мнѣ мудростью людей моей среды, и попытался понять тотъ отвѣтъ, который даетъ христіанство людямъ, понимающимъ смыслъ жизни. И я сталъ изучать христіанство въ томъ, что изъ христіанскаго ученія руководить жизнью людей. Я сталъ изучать то христіанство, приложеніе котораго я видѣлъ въ жизни, и сталъ сличать это приложеніе съ его источникомъ.

Источникомъ христіанскаго ученія были евангелія; и въ евангеліяхъ я находилъ объясненіе того смысла, который руководилъ жизнью всѣхъ живущихъ людей.

Но рядомъ съ этимъ источникомъ чистой воды жизни я нашелъ незаконно соединенную съ нимъ грязь и тину, которая одна заслоняла для меня его чистоту; рядомъ съ высокимъ христіанскимъ ученіемъ я нашелъ связанное съ нимъ, чуждое ему, безобразное ученіе еврейское и церковное. Я находился въ положеніи человѣка, который бы получилъ мѣшокъ вонючей грязи, и только послѣ долгой борьбы и труда нашелъ бы, что въ этомъ мѣшкѣ, заваленныя грязью, дѣйствительно лежатъ безцѣнныя жемчужины; понялъ бы, что онъ не виноватъ въ своемъ отвращеніи къ вонючей грязи, и не только не виноваты, но достойны любви и уваженія тѣ люди, которые собрали и хранили этотъ жемчугъ вмѣстѣ съ грязью.

 Я не зналъ свѣта, думалъ, что нѣтъ свѣта истины въ жизни; но, убѣдившись въ томъ, что люди живы только этимъ свѣтомъ, я сталъ искать его источникъ и нашелъ его въ евангеліи, несмотря на лживыя толкованія церквей. И, дойдя до этого источника свѣта, я былъ ослѣпленъ имъ и получилъ полные отвѣты на вопросы о смыслѣ моей жизни и жизни другихъ людей, отвѣты, вполнѣ сходящіеся со всѣми мнѣ извѣстными отвѣтами другихъ народовъ, и на мой взглядѣ превосходящіе всѣ.

Я искалъ отвѣта на вопросъ жизни, а не на богословскій вопросъ или историческій, и потому для меня главный вопросъ не въ томъ, Богъ или не Богъ былъ Іисусъ Христосъ и отъ кого исшелъ святой духъ и т.п.; одинаково не важно и не нужно знать, когда и кѣмъ написано какое евангеліе и какая притча можетъ или не можетъ быть приписана Христу. Мнѣ важенъ тоть свѣтъ, который освѣщаетъ 1800 лѣтъ человѣчество, и освѣщалъ и освѣщаетъ меня; а какъ назвать источникъ этого свѣта, и какіе матеріалы его, и кѣмъ зажженъ, — мнѣ все равно.

На томъ бы могло и кончиться это предисловіе, если бы евангелія были книги, открытыя теперь, если бы ученіе Христа не подвергалось 1800-лѣтнимъ лжетолкованіямъ. Но теперь для пониманія ученія Іисуса необходимо ясно сознать главные пріемы этихъ лжетолкованій. Самый привычный и сросшійся съ нами пріемъ лжетолкованія состоитъ въ томъ, что подъ именемъ христіанскаго ученія проповѣдывается не ученіе Христа, а церковное ученіе, составленное изъ объясненій самыхъ противорѣчивыхъ писаній, въ которыя только какъ малая часть входитъ оно, изуродованное и подогнутое подъ требованія объясненія другихъ писаній. Ученіе Христа по этому лжетолкованію есть только одно изъ звеньевъ цѣпи откровенія, начавшагося съ начала міра и продолжающагося въ церкви до сихъ поръ. Лжетолкователи эти называютъ Іисуса Богомъ, но признаніе его Богомъ не заставляетъ ихъ придавать словамъ и ученію, приписываемому Богу, больше значенія, чѣмъ словамъ Пятикнижія, Псалмовъ, Дѣяній апостольскихъ, Посланій, Апокалипсиса и даже соборныхъ постановленій и писаній отцовъ церкви.

Лжетолкователи эти не допускаютъ иного пониманія ученія Іисуса, какъ такого, которое было бы согласно со всѣмъ предшествующимъ и послѣдующимъ откровеніемъ; такъ что цѣль ихъ не въ томъ, чтобы объяснить значеніе проповѣди Христа, а только въ томъ, чтобы найти наименѣе противорѣчивый смыслъ самыхъ невозможно-разнорѣчивыхъ писаній Пятикнижія, Псалмовъ, Евангелія, Посланій, Дѣяній, т.е. всего, что считается священнымъ писаніемъ.

Объясненій такихъ, имѣющихъ цѣлью не истину, а согласованіе несогласимаго, т.е. писаній Ветхаго и Новаго Завѣта, очевидно можетъ быть безчисленное количество, и таково оно есть. Таковы посланія Павла, постановленія соборовъ, начинающіяся формулой „изволися намъ и св. духу". Таковы постановленія папъ, синодовъ, хлыстовъ и всѣхъ лжетолкователей, утверждающихъ, что ихъ устами говоритъ св. духъ. Всѣ они употребляютъ одинъ и тотъ же грубый пріемъ утвержденія истины своего толкованія тѣмъ, что толкованіе ихъ есть не людское толкованіе, а толкованіе св. духа.

Не входя въ разборъ самыхъ вѣръ этихъ, называющихъ себя каждая истинной, нельзя не видѣть того, что въ общемъ имъ всѣмъ пріемѣ признанія огромнаго количества такъ называемыхъ писаній Ветхаго и Новаго Завѣта одинаково священными, лежитъ непреодолимая, ими самими поставленная себѣ преграда для пониманія ученія Христа, и еще того, что изъ этого заблужденія вытекаетъ самая возможность и даже необходимость безконечно-разнообразныхъ толкованій ученія. Только согласованіе всѣхъ откровеній можетъ быть безконечно различно; толкованіе же ученія одного лица, почитаемаго за Бога, не можетъ порождать разногласія. Ученіе Бога, сошедшаго на землю, чтобы научить людей, по самой цѣли сошествія Бога на землю, не можетъ быть понимаемо различно. Если Богъ сошелъ на землю, чтобы открыть истину людямъ, то наименьшее, что онъ могъ сдѣлать, это то, чтобы открыть истину такъ, чтобы всѣ ее поняли; если же онъ этого не сдѣлалъ, то онъ не былъ Богъ; если же истины божескія таковы, что и Богъ не могъ ихъ сдѣлать понятными для людей, то люди уже никакъ не могутъ этого сдѣлать.