Пальцы свело судорогой, я даже не пытался их распрямить. В спине, перекатываясь, мелко кололо, а в голове поселилась назойливая сверлящая боль. Тело не важно. Даже привкус камня во рту и мельтешение мировых линий под веками не важны. Казалось, всё сейчас происходит с кем-то другим, не со мной. Впрочем, глаз я не смыкал, а то шпаги мировых линий меня бы точно разорвали.

То, что я сделал в пещере, было... неполным. Не таким страшным, как в прошлые разы. Не таким реальным. Оно не вскипятило мне мозг и, надеюсь, никого не убило. Оно было контролируемым.

И Алик жив.

Я не знаю где он, но точно знаю что где-то - и жив. Своей цели он достиг: использовал меня и Фишера, чтобы вернуться из небытия, а значит, его подсказок я больше не получу.

В небе проступила единственная далёкая звёздочка.

Андрей бросил меня. Так старался оградить от происходящего - а потом бросил. Выбрал Лиану.

Саградов мёртв.

Фишер тоже. Его ничуть не жаль. Жутко, не верится, но не жаль. Алик, наверняка, и это предвидел. Точнее, и это подстроил. Нарисовал на внутренней стороне браслета угря-стрелку, чтобы я его забрал у Каладиана. И когда Фишер заметил у меня усилитель - тот, что не успел снять с убитого им ясновидящего - забрал в свой извращённый зал славы, в своё логово. Принёс, надел на Алика - и помог ему стать реальным. Чтобы затем Игорь снял браслет, потерял контроль над разделением и убил человека-нутрию. Иначе у Каладиана не хватило бы духу. У меня не хватило.

Привела ли Фредерика Максима к Мастеру? Не против его воли - точно, но... я не знаю.

Отступит ли Мастер теперь, не получив ни Максима, ни меня? Или сожрёт всех, до кого дотянется? Золушка собиралась его остановить. Если не врала. И её уже давно не видно... Может быть, она закончила как Ксавье. Или хуже.

Это меня не касается. Она взрослая, она понимает, что делает. Она меня использовала, в конце концов. И как бы она мне ни нравилась, я не могу за неё отвечать.

Мне нужно позаботиться о себе.

Для начала выбраться отсюда.

Полежу немного ещё.

Выбраться отсюда. Но как? Вернуться к остаткам кабинета Саградова? Если я разберу завал из шкафов, что я за ним найду? Выход? Пустоту? К тому же дорогу туда преграждает поле зёрен.

Впереди, на полпути к горизонту, - высокие белые стены лабиринта. Может быть, это другой лабиринт. Но, кажется, сама эта конструкция - мост. Где я окажусь, если пройду его? В лабиринте Мастера? В подземном городе? В каком-нибудь другом городе? Было бы хорошо.

Было бы здорово, идти-идти, и выйти на проспект, заполненный людьми, которые меня не знают, которым ничего от меня не нужно, которым я ничего не должен. Где меня никогда не найдут.

Я поднялся.

Вот он - выход. Нужно лишь добраться. Лёгкость мурашками разбежалась по телу, наполнила надеждой израненные руки и ноги. Боль почти утихла, свернулась уютным клубком, но почки раздражающе ныли, намекая, что хотя нанниты и подлечили ушибы, фабрика и тело истощены.

Я двинулся в сторону лабиринта.

Потом побежал. Устал быстро, и опять перешёл на шаг.

Я всего лишь хочу рисовать. Рисовать, и чтобы оставили в покое. А вместо этого иду по чёрной пустыне, на неизвестной планете, и меценат, обещавший мне славу, съел другого художника, а Золушка, которую я всегда хотел спасти, о которой всегда мечтал, оказалась ещё красивее, но - взрослой, хитрой... и в беде.

Кому я вру, я же знаю что она в беде.

Знаю, что Фишер сказал правду: Мастер её уничтожит. Даже если она не пошла против него. Даже если она всё ещё его верная соратница - Мастер сделает с ней то, что однажды почти сделал.

Съест.

Я опять побежал.

Бег проветривал голову.

Нужно удостовериться, что Золушка в порядке. Или, что её здесь нет. Просто проверю. Не потому, что так требует дэ, не потому даже, что у Марии золотые волосы, нежные руки и дыхание перехватывает, когда я гляжу на неё. Просто потому, что она мне снилась так часто, что я воспринимаю её не как живого человека, а как один из придуманных образов, и люблю её так же. Я не смог оставить у Мастера картину, настоящую Марию я тем более не могу бросить.

Земля была ровной, но к лабиринту я мчался легко, как будто с горки. За его стенами ждала принцесса.

Я бежал, бежал всё быстрее, наполняясь фальшивой наркотической свободой. Когда показалась полоса тонких высоких растений, перейти на шаг было почти больно. Цветки покачивали костяными бутонами на неестественно длинных стеблях, иногда приоткрывая их и ярко сверкая спрятанной сердцевиной.

Поле зёрен преграждало путь к лабиринту.

Преодолевая настойчивость потока, я свернул, но полоса растений не заканчивалась, она лишь расширялась, опоясывая лабиринт. Пространство над ней тянулось, перекатывалось, вертелось, как больной на ложе смерти.

Я сглотнул, поняв, почему ощущение, что вызывали растения так похоже на поток лабиринта. Пространство над полем, словно в кипящем котле, бурлило извивающейся, тянущей и толкающей силой. А лабиринт целенаправленно - но точно так же - влёк меня вперёд, к своему центру.

Лабиринт стоял посреди растений, питался их силой, упорядочивал и направлял её. Поле зёрен не обогнуть.

В небе раскатисто грохнуло.

Жёлтое свечение пришло в движение, потекло, приближаясь, со всех сторон горизонта. Не как дым или тучи, а как пласты несмешивающихся жидкостей. Несогласованными сердцами в них пульсировали бесцветные молнии.

В худшие дни, когда солнечная активность на максимуме, а магнитосферу сотрясают бури, мантия похоже собирается над Атхенами. Бледнее, светлее, но похоже. Застилает небо, застилает солнце, и кажется, что сейчас она накроет город и высосет из него похороненное ядро Рыбы. Но на Земле мантия никогда не покидает своих безопасных высот.

Наэлектризованные газы раскрылись как крылья плаща, обнажая сияющее полотнище плазмы. Величественно вращаясь, мантия опускалась на лабиринт.

Но лабиринт - всё равно самое безопасное место. Может быть, не везде, но келья, где я рисовал - точно. После смерти Ксавье она защитила меня от Рыбы, хлынувшей в коридоры, укрыла от Мастера. Значит, и от мантии может спасти. Ведь сброшенная оболочка - не Рыба, она лишь кожура без разума и почти без инстинктов.

Моя келья должна защитить и сейчас. Обязана. В ней... безопасно. Так я чувствую. (Чувства могут врать, они только это и делают. Разве мне не понравился Мастер в нашу первую встречу?).

Путь к лабиринту преграждало поле зёрен.

Дёргающимися руками я застегнул куртку Андрея и натянул воротник на голову.

В видении корни разрывали Лиану, вырываясь из каждой её веснушки. Раздувая тело и погребая его под шевелящейся голодной массой. Точно так же они съедят изнутри меня, двигаясь под кожей и ища выход - через поры, через рот. Щекотные, острые, высасывающие. И, спасибо наннитам, моё тело и прорастающее зерно будут долго бороться, превратив меня в кровавое поле боя.

Я не мог туда пойти.

Просто не мог, и всё.

Стоял и смотрел, как опускается жёлто-серая наэлектризованная масса облака. Как смертоносные бутоны поворачиваются к нему, дрожа и стуча - будто переговариваясь. Как в воздухе, сами собой, возникают короткие змейки молний.

Меня тошнило от страха и ненависти к себе.

Тонкий разряд выстрелили из-под моей стопы, прорастая в небо шипящим электрическим деревом.

Как дурной конь я сорвался с места. В сторону, и - к лабиринту.

Я бежал зажмурившись, втянув голову под куртку, спрятав кисти в рукава, низко согнувшись.

Залп зёрен ударил в спину сухим дождём. Застучал по прикрытому затылку, по лопаткам и бёдрам. Тысячи крохотных неумелых паучков атаковали и отскакивали от куртки. Если хотя бы один коснётся меня... Ещё быстрее.

Я мчался, и духота забивала лёгкие. Коричнево-красная мясная темнота под веками пульсировала. Стопы скользили и путались в жёстких стеблях.

Я помнил направление на участок лабиринта, похожий на вход. Главное не сбиться, не споткнуться и быть быстрее, пока тонкая растительная смерть не впилась, проникая под кожу и убивая за минуты.