А потом то ли Слава привык к новому графику жизни, то ли частое применение «дара» по назначению стало придавать ему дополнительных сил, но, так или иначе, больше он спать по утрам не хотел и уже после завтрака готов был взяться за любое дело. Собственно, ничто не мешало Славе заниматься днем своей прежней работой. Иногда он скучал по запаху штукатурки и клея, по упаковкам новенькой разноцветной плитки, а скорее даже – по самому процессу, когда квадратики выстраиваются на стенах или полу ровными рядами, рождая затейливый рисунок либо строгую, простую геометрию.

Но, когда Слава сравнивал свою долю в баре с той суммой, какую мог заработать за день даже очень приличный плиточник, прежняя работа казалась ему бессмысленной тратой времени и сил. Когда он вспоминал сумму кредита, в пылу азарта ему хотелось, чтобы бар работал круглосуточно, или хотя бы начинал работать не в шесть вечера, а, к примеру, с полудня. Мало, что ли, людей, которые начинают выпивать с обеда? А некоторые и вовсе, как похмелятся с утра, так и не останавливаются до самого вечера. Можно даже в клубе открыть утреннее отделение – «опохмелочную». Но все это были пустые мечты, и, когда сон перестал одолевать его после завтрака, Слава понял, что пора браться за новый дом.

Гуля все время его поторапливала, а Слава терпеливо объяснял, что нужно сначала заработать на материалы, а потом уже браться за ремонт. На самом деле, не смотря на расписку Хомина, которую в банке без проблем приняли, он все еще не чувствовал, что дом принадлежит ему. Слава не привык брать чужого и оттого мучился. С одной стороны, все справедливо: расписку он получил в награду от неведомого ТОГО, кто одаряет его удачами до тех пор, пока Слава соблюдает неписаный договор. И в баре он вкалывает дай боже – через его руки, точнее, через правую руку, за вечер проходят десятки, если не сотни литров. «Но Хомин-то не получил взамен расписки ровным счетом ничего!» – напоминал себе Слава. Разве что, бутылку водки. С другой стороны, на кой черт одинокому немолодому холостяку, допившемуся до белой горячки, такая внушительная сумма? Памятник маме можно было, на самом деле, купить и на задаток, даже десяток памятников.

Так или иначе, предаваться безделью в компании спящего Лошарика совсем никуда не годилось, значит, пора было браться за дом. Когда Слава сообщил о своем решении Гуле, она очень обрадовалась, отправила Дину погостить у сестры и вызвалась ему помочь. К тому же, на дворе стоял конец октября, нужно было запускать систему отопления. В первый же день выяснилось, что батареи работают только в одной половине дома, вода в канализацию уходит плохо, а бойлер по неизвестной причине отключается каждый час. Слава материл и Хомина – наврал, гад – и себя. Это ж надо было быть в такой эйфории, чтобы все как следует не проверить! Повелся на «для себя строили». Сам ведь строитель, знает, сколько косяков можно сделать, ясное ведь дело, что ни журналист, ни его покойная мама сроду инструмента в руках не держали. Людям свойственно ошибаться, за бригадой глаз да глаз нужен, залог по уму сделанной работы только один – хороший бригадир. А кто его знает, что за бригадир тут стройкой руководил. Впрочем, уже понятно, что не самый лучший.

С помощью такой-то матери и старого приятеля – специалиста по водоснабжению – через неделю коммуникации заработали более-менее нормально. Работой штукатуров Слава был вполне доволен, и они с Гулей взялись клеить обои. Дело спорилось: Слава размечал и отрезал от рулона полоски, жена шустро покрывала их клеем, потом они вместе разравнивали обои на стене.

Гуля за работой пела свои татарские песни – протяжные, но не заунывные. Слава не понимал ни слова, но под ее пение всегда представлял себе хищную птицу, которая поднимается со скалы и устремляется вниз, в бескрайние долины, навстречу ветрам и травам. В такие моменты ему верилось, что все будет хорошо, что дом принадлежит им по праву, и скоро вот в этой самой комнатке, где они сейчас клеят веселые обои с зайчиками и морковкой, будет смеяться Дина.

Когда Слава перешел к очередной полоске, Гуля прервала пение и спросила:

– Может, я Тамару позову помочь? Пока ты на работе, мы еще пару комнат оклеим.

– А кто это? – поинтересовался Слава.

– Ты ее не знаешь, мы в больнице познакомились, с тех пор вот созваниваемся. У нее сын тоже с пневмонией лежал.

– Даже не знаю, – Слава провел ножом идеально ровную полоску. – Вы сможете аккуратно сделать-то?

– Дело нехитрое, первый раз, что ли, – Гуля взялась за клей. – А мы ей с деньгами немного поможем. Беда у нее…

Гуля остановилась с кисточкой в руках, пытаясь отбросить назад непослушную прядь волос, выбившуюся из-под косынки.

– А что случилось? – Слава присел рядом на корточки и заправил непослушную прядь обратно.

– Долгая история…

– Расскажи?

Гуля снова принялась энергично размазывать кисточкой клей по обоям, попутно рассказывая:

– Дурацкое стечение обстоятельств. Ну, поругалась на работе с начальником – с кем не бывает. Коллега один посочувствовал, пригласил в бар – дескать, посидим, расслабимся, пятница, на носу выходные. Рюмка за рюмкой, она ему все и выложила, что про начальника думает. Потом поехали к нему домой, дошло до постели. В понедельник на работу приходит – на нее все криво смотрят. Представляешь, этот козел выложил в интернете ее фотки в неприличном виде, да еще написал и все, что она о начальнике наговорила. Уволили ее со скандалом, теперь никуда устроиться не может…

– Да, дела, – покачал головой Слава, поднимая полоску обоев за верхнюю часть.

Гуля ловко взялась за нижнюю, вздохнула:

– А у нее двое детей, мужа нет, и мама больная – лекарства дорогие нужны.

Они поднесли полоску к стене, Слава взобрался на стремянку, спросил, скорее риторически, чем у Гули:

– Что ж она о детях-то не подумала, когда тот козел ее фоткал?

– Так по пьяни же! – в голосе Гули звучало явное возмущение. – Что самое обидное, так-то она вообще не пьет, только по праздникам. Но в том баре, куда они пошли, такая акция дурацкая – платишь штуку и пьешь, сколько хочешь. А когда деньги заплатил, так ведь хочется их отгулять по полной! Руки бы потрывала тому, кто такие акции придумывает! Вообще о людях не думают, только про деньги.

Туго натянутая полоска обоев дрогнула в Славиной руке и надорвалась, сверху вниз побежала рваная линия.

Глава четвертая. Бабник

После разговора с Гулей Слава явился на работу сам не свой. Уже давно в баре для него существовали только бутылки, голоса и руки – на лица Слава с некоторых пор перестал обращать внимание. В конце концов, для того, чтобы различать лица, существовали Миша и его тетрадка. Иногда Слава развлечения ради работал с закрытыми глазами. «Безлимитный виски», – слышал он, безошибочно брал с полки бутылку, не открывая глаз, выбирал подходящий бокал, и наливал тоже на слух – по булькам. Когда в каждой бутылке всегда одно и то же количество жидкости, по булькам наливать очень легко. Открывал глаза только для того, чтобы поставить напиток перед гостем, да и то, смотрел не в лицо, а, скорее, на руки. Руки на барной стойке появлялись совсем не такие, какие он привык видеть на стройке. Изысканный маникюр у дамочек, ухоженные, мягкие и белые пальцы у мужчин, кольца, браслеты, дорогие часы. Многих гостей он узнавал по рукам, не поднимая глаз и не глядя им в лицо. Куда больше внимания Слава уделял бутылкам. Ему казалось, что у каждой есть свой характер. Взять, к примеру, шампанское – взбалмошное, неуравновешенное – единственный напиток, который все еще приходилось заказывать со склада. На восстановление пузырьков славины способности не распространялись – как ни крути, к вечеру шампанское выдыхалось. Вино, опять же, – напиток нервный, бесхарактерный – требует определенной температуры, без специального холодильника в открытой бутылке вино даже самых дорогих марок так и норовило скиснуть. И совсем другое дело коньяк или виски – солидные, надежные, на них всегда можно положиться, главное, пробку хорошо закрывать. Текила представлялась Славе залетной туристкой в разноцветной гавайской рубашке, мартини – элегантной итальянской синьорой в широкополой шляпе с цветами, абсент – художником со странностями вроде Ван Гога, ликеры – сладкоголосыми эстрадными артистами, а водка всегда оставалась простым закадычным приятелем, даже если пряталась в помпезной элитной бутылке под этикеткой, утыканной голографиями с десятью видами защиты.