— Чего-чего? — не понял Тимофей бормотания кота. На Тимофея из темноты смотрели два безумных светящихся кошачьих глаза. От страха кот раздружил с рассудком и нёс всякую околёсицу. Следующим куплетом кот сразил Тимофея наповал.

Затем кот немного подумал, лизнул лапу, а лапой этой поправил растопыренные усы, после чего грустно как-то добавил к вышесказанному следующее:

Это было последним, что сказал кот на человечьем языке. Непонятно вообще было, в каких тёмных притонах кот всего этого нахватался. В каких безобразных закоулках нахлебался он подобной баланды.

— Всем в мусорный бак! — скомандовал Анисий.

На этот раз Жиган даже опередил Тимофея. Запрыгнул первым и калачом устроился под бок к Светке. Залез за котом и Тимофей. К баку подошёл Анисий. Сквозь свой скафандр весело подмигнул Тимофею.

— Прощай! — крикнул Анисий, но из-за скафандра крик этот по децибелам получился не громче писка.

— Прощай и ты! — проорал Тимофей. От его крика проснулась Светка, повернулась и спросонья непонимающе уставилась сперва на кота и Тимофея, затем на диковинно одетого Анисия. Крышка мусорного бака с силой захлопнулась. Наступила полнейшая темнота. Едва-едва расслышал Тимофей сквозь стенки бака:

— Семьсот семьдесят семь на семь миллионов восемьсот пятьдесят четыре на число Пи в седьмой степени.

Затем секунда темноты и пустоты. Далее жуткая тряска и болтанка, после чего хлопок и провал. Мусорная капсула аннигилировала в пространстве.

Та же самая картина открылась Тимофею, что наблюдал он при переходе в первый раз. Первым делом рядом подпархнула, будто бабочка лихая, строгого вида или секретарша или директриса. Секретарша по-прежнему являлась брюнеткой жгучей, да при очках и главное, что парила рядом на рабочем месте, но уже без пишущей машинки на столе. Машинку заменил самый заправский ноутбук. Были и ещё кое-какие изменения. Из разряда: найдите десять отличий. Десять отличий вот так сразу в глаза не бросались, но вот три отличия, Тимофей для себя отметил. Первым отличием стало превращение груди секретарши-директрисы со второго размера в четвёртый. От этого неплохого, в принципе, превращения, бусы секретарши-директрисы перестали залазить на грудь, а значит её закрывать. Ещё, бусы эти стали определённо другими, ну и на этот раз секретарша-директриса выскочила к Тимофею босиком, в то время как в прошлый раз, была при туфельках. Однако главным несовпадением с прошлым разом, было собственное ощущение Тимофеем себя. Здесь и сейчас Тимофей не просто болтался ничего не чувствуя и понимая, а совсем наоборот, был в трезвом уме и твёрдой памяти. Секретарша-директриса меж тем делом, лениво потянулась, выключила на своём новеньком ноутбуке какую-то игрушку, после чего на минуту вопросительно уставилась на Тимофея. Как следует, насмотревшись своими красивыми глазками и просветив ими Тимофея насквозь, будто рентгеновыми лучами, секретарша-директриса изволила слово молвить.

— Вот гляжу я на тебя и определённо вижу: чего-то в тебе не хватает от прошлого тебя.

— Зато в тебе прибавилось, — отвечал с улыбкой Тимофей, определённо намекая на четвёртый размер.

На это, казалось бы, грубое замечание, секретарша-директриса не надулась и не полыхнула румянцем, а даже с точностью до наоборот: залилась в восторге, улыбке и гордости.

— Еле-еле мужа уболтала дать денег на операцию! Но зато, каков эффект! Однако не заговаривай мне зубы, я тут при исполнении. Так вот: бестолковку свою, я смотрю, ты не забыл, а программу оставил. Ты что же, по возвращению хочешь задницу прищурить? Дуба врезать желаешь? Ведь на такие вещи согласование сверху надобно получать. Своевольничать в таких делах, себе дороже, — говорила секретарша-директриса, а сама параллельно подводила глазки и мазала ресницы тушью.

— Меня мудрец от программы избавил. И кстати, к величайшей моей радости. Не желаю я более программы в себе носить. Не нравится, можете меня прямо тут и укокошить.

— Знаем мы этих самых мудрецов! Проходили! Всякого сорта мудрецов видали! Когда сами тут оказываются — двух слов связать не могут. Ладно-ладно, не волнуйся. Раз уж тебя так восхитила моя новая грудь, а это и слепой бы разглядел, пойду так уж и быть на должностное преступление. Возьму этот грех на себя, замолчу перед начальством. Оно ведь и вправду дело-то благое, — перестав краситься, отвечала секретарша-директриса.

— Грудь действительно отлично вышла! Мастерски! — подыграл Тимофей. — Спасибо тебе добрая женщина. Хочется пожить по-человечески немного, без всяких там программ и наставников. А то у нас на земле жизнь итак, как детская распашонка: коротка, да и та вся зассана.

— Да кстати, вспомнила, чего в прошлый раз не договорила, — поменяла вектор секретарша-директриса. Было видно, что ей, чертовски приятными, показались комплименты про грудь.

— И чего? — заинтересованно внимал Тимофей.

— А того! В седьмое измерение тебя направляли. Вот чего. Теперь тебе от этой новости, какой толк? Проклятый склероз! Тогда нужно было тебе говорить, тогда!

— Да ладно, не вини себя, добрая женщина! С кем не случается! Лучше поздно, чем никогда. Буду теперь знать хоть, в каких местах гостил. А грудь, она загляденье просто. У других, допустим, сразу видно силикон, рубцы всякие от вмешательств. Бывает и того хуже, начинка рассасывается, а сиськи превращаются в уши спаниеля. Сколько раз своими глазами сам лично видел. Ужасные сиськи в девяноста процентах из ста! Уж ты мне поверь, просто ужасные! Но твои…! Прямо, как с картины мастера! От родных не отличить никоим образом. Хвала и честь тому хирургу! Не хочется даже отрываться, вот смотрел бы и смотрел сутками, если бы семья дома не ждала. Не подскажешь, кстати, как поскорей домой вернуться? — хитрил Тимофей да перехитрил.

— Пустяковая твоя душа! Да я тебя теперь в упор не вижу! И это твоя благодарность — дымящееся враньё! — надулась секретарша-директриса.

— Сама посуди, чего мне врать-то? Али ты думаешь, я не разбираюсь в грудях? Как есть, так и говорю, — начал оправдываться Тимофей, при этом волнуясь.

Секретарша-директриса уставилась в монитор и начала что-то стучать своими тонкими пальчиками по клавиатуре. Продолжалось это около пяти минут.

— Так! С документооборотом покончено. Справки я тебе распечатаю в другой раз. Декларация вместе с отчётом о поведении, механизмы принятия решений, и прочее — всё запротоколировано и будет подшито в личное дело. Надоело мне тебя пестовать. Лети уже домой комплиментщик масленый! Трещать тут с тобой: в пустую время терять! Отпускаю! — тут секретарша-директриса подняла указательный палец, дабы нажать кнопку «enter» на своей клавиатуре.

— Ай, момент! Как звать-то тебя — добрая женщина? Для памяти! — прокричал Тимофей.

— Вот тут всё время сама путаюсь и забываю. Честное слово забыла, что далее говорить. На этом самом проклятом месте голова постоянно запустевает. Всегда так! Хотя нет, вспомнила: соседи зовут меня тётей Хлоркой! Можешь так и запомнить, — с этими словами красивый пальчик тёти Хлорки громом ударил по нужной клавише клавиатуры, тем самым провалив Тимофея на платформу машины Соколова, то есть домой.