Те корабли, что остались в Египте, вообще не имеют отношения к нашему сегодняшнему обсуждению. Египетской делегации я в этом зале не наблюдаю. Указывать суверенному государству, как ему поступать с взятыми в бою трофеями, мы не имеем возможности. Хотите вернуть свои транспорты – договаривайтесь с Египтом.

   – Мы знаем, что вы имеете достаточное влияние на египетское руководство, – упрямо гнул свою линию Макмиллан. – Сабри – далеко не такой сумасшедший, как Насер. Вам достаточно будет нескольких слов.

   – Так и договаривайтесь с Сабри, – заявил Косыгин. – Мы-то тут причём? Мы всего лишь приняли у него корабли в уплату за поставки. Я вообще считаю ваше требование надуманным и неправомочным. Устаревшие корабли вам не нужны, так же, как американцам были не нужны те «Либерти», что они затопили. Вы лишь хотите найти формальный предлог, чтобы сорвать подписание договора о поэтапном выводе войск из Европы.

   Даже если мы согласимся на ваше требование, вы придумаете ещё что-нибудь, потом ещё, и ещё, и это будет тянуться бесконечно. Господин президент, – он обратился к Эйзенхауэру. – Вы же видите, что британская сторона под надуманным предлогом пытается сорвать подписание уже согласованного договора.

   Президент явно не выглядел довольным:

   – Требование Британии мне не кажется обоснованным, но формально это их право.

   – Тем не менее, мы настаиваем на возврате наших кораблей, – Макмиллан упёрся рогом.

   – А за ремонт и модернизацию этих старых корыт кто платить будет? – возмутился Хрущёв. – Мы не только отремонтировали все боевые повреждения, мы ещё и установили на трёх авианосцах угловые палубы и трамплины для старта реактивных самолётов, заменили все системы связи, установили новые системы инструментальной посадки, новые радары. Формально это уже не ваши авианосцы, у них половина конструкции – нашего производства.

   – Этот вопрос пусть обсуждают дипломаты, – упорствовал британский премьер. – Пока корабли не будут возвращены, мы отказываемся подписывать договор о поэтапном выводе воинских контингентов из Европы.

   – Значит, войска останутся там, где они находятся сейчас, – ответил Хрущёв. – Предлагаю всем «поблагодарить» господина Макмиллана и его хозяев за срыв мирной конференции. На этом можно расходиться.

   Первый секретарь был прав. Четырёхсторонний договор был сбалансирован по количеству выводимых подразделений с каждой стороны. Это согласование заняло около полугода. Если британская сторона выпадала из договора, нужно было пересогласовывать заново все количественные параметры, с учётом не только количества, но и показателей боеспособности подразделений, ТТХ выводимой и оставляемой на ТВД техники, и множества прочих условий.

   – Минуточку, Никита Сергеич, – остановил его Косыгин. – Вот тут у меня имеется любопытный документ... Протокол Контрольного Совета от 1947 года...

   Хрущёв, внимательно следивший за выражением лиц собеседников, заметил, как одновременно побледнели Эйзенхауэр и Макмиллан. Де Голль оставался спокойным и смотрел заинтересованно.

   – Согласно этому документу, в 1947 году было принято решение, заверенное подписями всех членов Контрольного Совета, губернаторов оккупационных зон, о том, что Берлин является местом пребывания четырехсторонних органов и одновременно столицей советской зоны. Весь Берлин, а не только его восточная часть.

   Косыгин передал по экземпляру документа Эйзенхауэру, Макмиллану и де Голлю, и продолжил:

   – На основании указанного документа мы обращаем внимание сторон на абсолютную незаконность нахождения на территории так называемого Западного Берлина каких-либо органов и структур государственного управления Федеративной Республики Германии, требуем их незамедлительной ликвидации и передачи указанной территории под управление гражданской администрации Германской Демократической Республики.

   Эйзенхауэр побагровел. Макмиллан сидел в шоке. Затем главы западных делегаций и их переводчики принялись сравнивать свои копии документа, пытаясь найти разночтения в английском, французском и русском вариантах текста.

   Документ, по заданию Косыгина, обнаружил в неразобранных архивах референт Громыко Валентин Михайлович Фалин. Когда он положил свою находку перед министром иностранных дел, Андрей Андреевич едва за голову не схватился. Он даже не хотел сначала докладывать Косыгину, но Алексей Николаевич об этом документе уже знал – из справки ИАЦ, подготовленной по присланным мемуарам самого Фалина. (АИ)

   Это был феерический про@б советской дипломатии. Вспомни об этом документе раньше, в 1948-м году, советская блокада Берлина была бы не нужна.

   («Инициаторами записи были англичане, задумавшие пропустить щупальца в восточную часть города и, если получится, в Восточную Германию. Имейся у трех держав нечто отдаленно похожее, оправдывавшее превращение Берлина в землю ФРГ, с Советским Союзом и говорить бы не стали.

   Раскрою секрет. Ни в 1958-м, ни в 1959 г. про упомянутую запись в МИД СССР никто не слышал. В 1960-м или даже 1961 г., когда у меня зашел разговор с А. А. Громыко на данную тему, министр буркнул:

   – Почему мне не показали этот документ до посылки нашей ноты 27 ноября 1958 года?

   – Я работаю в МИДе с марта 1959 года.

   Это дало тогда же повод для разговора с Громыко о необходимости создания в МИДе службы централизованного учета, систематизации и хранения официальных документов. … Между тем причина сдержанности на нашей стороне – бескультурье в делопроизводстве, издержки работы зауженным составом в самом МИДе, отсутствие координации с республиканскими правительствами.» см. В.М. Фалин «Без скидок на обстоятельства» стр. 81-82)

   – Я также вынужден подчеркнуть, что воздушные коридоры между ФРГ и Западным Берлином не были утверждены Контрольным советом, и используются только на основании рекомендаций административного департамента. То есть, незаконно, – добил «союзников» Косыгин.

   Эйзенхауэр снова побелел:

   – Вы хотите объявить блокаду Западного Берлина? – прохрипел президент внезапно пересохшим горлом.

   – Разве я произнёс слово «блокада»? – мягко улыбнулся Алексей Николаевич. – Я лишь указал на то, что современная ситуация полностью нарушает четырёхсторонние договорённости, принятые Контрольным советом.

   – Мы сегодня же передадим этот документ репортёрам, и завтра с утра всё это будет в газетах, – добавил Никита Сергеевич. – Посмотрим, как вы из этого выпутаетесь.

   Эйзенхауэр и Макмиллан переглянулись:

   – Предлагаю прерваться до завтра, – деревянным голосом произнёс Айк. – Вы понимаете, надеюсь, что нам необходимо проконсультироваться с канцлером Аденауэром и между собой.

   – Разумеется, – небывало широко улыбнулся Косыгин. – Передавайте привет господину канцлеру.

   – Угу. И валидол, – вполголоса буркнул себе под нос Хрущёв.

   «Консультации» между главами западных делегаций продолжались до позднего вечера. Неформального общения между делегациями этим вечером не было.

   – Подпустили американцам ежа в штаны! – Никита Сергеевич удовлетворённо потирал руки. – Пусть теперь попробуют оспорить собственные подписи под протоколом.

   Первый секретарь как в воду глядел. Утром 18 мая обслуживавший Хрущёва в поездках сотрудник 9-го Главного управления КГБ Алексей Алексеевич Сальников показал ему местную французскую газету. Сообщение на первой полосе гласило:

   «Вчера вечером канцлер ФРГ Конрад Аденауэр был срочно госпитализирован в связи с внезапным ухудшением здоровья. По официальным сообщениям, на сегодняшнее утро состояние 84-летнего политика продолжает оставаться стабильно тяжёлым. Никаких подробностей о его самочувствии не сообщается».

   Сообщение о претензиях СССР на Западный Берлин, подкрепленных решением Контрольного совета от 1947 года, вызвало в прессе бурю самых различных откликов. Однако документ есть документ, оспорить его подлинность американцам и англичанам не удалось, и теперь пресса на все лады обсуждала, каким будет следующий шаг красных, и как будут развиваться события.