Собравшиеся для очередного раунда переговоров западные политики выглядели, как на похоронах.

   – Как чувствует себя господин Аденауэр? – участливо поинтересовался Никита Сергеевич у Айка.

   – Не лучшим образом, – буркнул президент. – У господина канцлера обширный инфаркт.

   – Печально, печально, – констатировал Хрущёв. – Вот что значит – нарушать совместные договорённости. Итак, что вы можете сказать по результатам ваших вчерашних консультаций?

   Эйзенхауэр был мрачен:

   – Господин Первый секретарь, мы можем сначала переговорить с вами наедине? Коротко.

   – К вашим услугам.

   Они, в сопровождении переводчиков отошли в угол зала.

   – Господин Хрущёв, вы вчера поставили нас в очень сложное положение, – начал Айк. – На кон поставлен престиж западных держав. Надеюсь, вы понимаете, что в сложившихся условиях не может быть речи о выводе воинских контингентов США, Великобритании и Франции с территории Западного Берлина? Это будет воспринято прессой как капитуляция перед коммунизмом. То есть, такое развитие событий совершенно невозможно.

   – Разве мы сказали хоть слово о выводе войск, кроме того, что было оговорено подготовленным к подписанию договором? – спросил Хрущёв. – Наоборот, в документе от 1947 года подчёркивается, что Берлин продолжает оставаться местом пребывания четырехсторонних органов. В том числе – и воинских контингентов. Речь шла лишь о неправомочности и нелегитимности западногерманской гражданской администрации. Мы лишь требуем безусловного выполнения решений Контрольного совета, так же, как западные державы требуют безусловного выполнения Потсдамских договорённостей. Западногерманские власти должны покинуть Западный Берлин и передать его под юрисдикцию ГДР.

   Эйзенхауэр понял, что его поймали в ловушку.

   – О, дьявол... Но это – такая же капитуляция, только для Западной Германии!

   – Горе побеждённым, – безучастно пожал плечами Первый секретарь. – Не мы эту волынку начали. Скажите спасибо господину Макмиллану.

   – М-да... Я понимаю вашу позицию, господин Хрущёв. Вы решили действовать так же, как до того действовали мы. Требовать буквального выполнения всех ранее принятых решений.

   – Совершенно верно, – согласился Никита Сергеевич.

   – Давайте попробуем как-то договориться? – предложил Айк. – Найти взаимоприемлемое решение?

   – Мы готовы выслушать ваши предложения, – ответил Хрущёв. – Но не собираемся идти на односторонние уступки ради сохранения престижа западных держав.

   Они вернулись за стол переговоров. Все взгляды сосредоточились на Эйзенхауэре.

   – Мы вчера долго совещались, – начал президент. – Предъявленный вами документ очень сильно всё осложняет.

   – Так давайте просто выполним его условия, как вы постоянно требуете от нас выполнять условия Потсдамских соглашений до последней запятой, – ответил Косыгин.

   – И кстати! – добавил Никита Сергеевич. – Купол рейхстага верните, пожалуйста, на место. Ваша «реставрация» что-то долго затянулась, а нам Знамя Победы на нём надо поставить.

   В Потсдамских соглашениях было записано, что красное знамя должно быть всегда поднято над куполом рейхстага. Но американцы демонтировали купол под предлогом «реставрации».

   Президент скривился:

   – Этот вопрос я предлагаю обсудить отдельно. Сначала прошу выслушать наши предложения.

   – Мы слушаем, – ответил Косыгин.

   – Федеративная Республика Германия вложила в развитие Западного Берлина немалые средства. Передача этой территории под юрисдикцию Восточной Германии невозможна.

   – О чём тогда говорить? – спросил Косыгин. – Пока не будет выполнено решение Контрольного Совета от 1947 года, дальнейшие переговоры бессмысленны. Если только вы не предложите других вариантов?

   Президент взял из лежащей перед ним папки листок бумаги, надел очки и сухим голосом зачитал:

   – Соединённые Штаты, Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии, и Французская Республика готовы признать в полном объёме Германскую Демократическую Республику как полноправного субъекта международного права, со всеми вытекающими отсюда последствиями, как то: официальное признание послевоенных границ Восточной и Западной Германии, установление официальных дипломатических отношений, обмен посланниками, и поэтапное урегулирование статуса Западного Берлина на основе 6-сторонних переговоров, с равным участием обеих Германий.

   Это предложение действительно, если советская сторона снимет требование о немедленном выводе западногерманской администрации из Западного Берлина и немедленной передаче указанной территории под юрисдикцию ГДР, и согласится с предлагаемым планом поэтапного урегулирования.

   («Андрей Михайлович Александров-Агентов: «Тринадцатью годами позже описываемых событий, в период переговоров американцев с Брежневым по Ближнему Востоку, у меня был в Кремле короткий разговор с Киссинджером, во время которого мы вспомнили майские события 1960 года в Париже. Киссинджер тогда сказал: «А знаете ли вы, что все, чего вы добились своими соглашениями с ФРГ и Западом в 1970—1971 годах – признание ГДР, признание послевоенных немецких границ, берлинское урегулирование, вы могли иметь десятью годами ранее — в 1960 году. Я читал директивы, утвержденные для нашей делегации в Париж, и там предусматривалась возможность подобных наших уступок по всем этим вопросам» см. Рыбас Святослав Юрьевич «Громыко. Война, мир и дипломатия» с. 255)

   – Поэтапное урегулирование возможно, – ответил Косыгин. – Но мы должны уже сейчас знать, к какому итогу собираются привести данное урегулирование западные державы. Мы настаиваем, что итогом должно быть безусловное исполнение решения Контрольного совета от 1947 года.

   Мы также настаиваем на безусловном принуждении ФРГ к отмене дискриминационной «доктрины Хальштейна». Это естественным образом вытекает из самого факта признания ГДР западными державами.

   (Суть этой доктрины заключалась в том, что отныне ФРГ поддерживала и устанавливала дипломатические отношения только с теми странами, которые не имели дипломатических отношений с ГДР. Установление дипломатических отношений с Восточной Германией отныне рассматривалось Бонном как недружественный шаг и вело к разрыву отношений с этой [установившей эти отношения] страной. Единственным исключением, допускавшимся доктриной Хальштейна, был СССР — в связи с важностью поддержания отношений для ФРГ с этим государством. Отменена в феврале 1970 года. https://ru.wikipedia.org/wiki/Доктрина_Хальштейна)

   – Ваше требование об отмене доктрины Хальштейна логично и справедливо, – признал президент. – Но принудить Западную Германию к его исполнению будет непросто.

   – А вы постарайтесь, – улыбнулся Никита Сергеевич. – Уверен, Аденауэр вас послушает.

   – Аденауэр вот-вот отбросит копыта, – заметил Айк, резко переходя от сухого дипломатического тона к обычной, почти неформальной беседе.

   – Не скажу, что меня это сильно огорчит, – жёстко ответил Хрущёв.

   – Так что насчёт итогового результата поэтапного урегулирования статуса Берлина? – продолжал нажимать Косыгин. – Мы также настаиваем на принятии ГДР в Организацию Объединённых Наций.

   (После арабо-израильской войны 1967 года, когда правительство ГДР заняло бескомпромиссную антиизраильскую позицию, на Ближнем Востоке поднялась волна признания Восточной Германии [пример подал Ирак, установивший дипотношения с ГДР в 1968 году]. В этих условиях министерство иностранных дел ФРГ в феврале 1970 года объявило о прекращении действия доктрины Хальштейна. В 1972 году было подписано соглашение об урегулировании отношений между ФРГ и ГДР. В сентябре 1973 года оба государства были приняты в ООН. К апрелю 1974 года ГДР была признана более чем 100 государствами. https://ru.wikipedia.org/wiki/Доктрина_Хальштейна)

   Эйзенхауэр вздохнул:

   – Мы вынуждены признать обоснованность требований советской стороны. Они основаны на подлинном документе, подписанном всеми сторонами. Выполнение этих требований было возможно в 1947-м году, когда Западная Германия была оккупирована войсками союзников. Но сейчас? Я не представляю, как можно этого добиться. Вы понимаете, что ваше требование спровоцирует гуманитарную катастрофу? Массовый исход населения из Западного Берлина в ФРГ?