– Да с какой стати? – удивился Косыгин. – Если урегулирование будет действительно поэтапным, у населения будет несколько лет, чтобы перебраться в Западную Германию.

   – Я всё же предлагаю не увязывать вопрос статуса Западного Берлина со всеми остальными вопросами, – предложил де Голль. – Что до принятия ГДР в ООН, этот вопрос можно рассмотреть на сессии в августе этого года, но тогда следует принимать в ООН одновременно и ФРГ.

   – Да, в ООН логично принимать и ФРГ и ГДР одновременно, – согласился Косыгин. – Это будет справедливо.

   – Мне тоже представляется, что на сегодняшний момент можно считать первым этапом урегулирования достижение договорённости о признании ГДР западными державами, – согласился Хрущёв, понимая, что синица в руках лучше, чем журавль в небе. – Мы, безусловно, будем настаивать на выполнении решения Контрольного совета от 1947 года, но согласны не настаивать на его немедленном выполнении. Упомянутые вами вопросы денежной компенсации за построенную после 1947 года в Западном Берлине инфраструктуру можно и нужно обсуждать отдельно.

   Никита Сергеевич понимал, что нужно оставить Айку пространство для манёвра. Если продолжать нажимать, требуя немедленного согласия на передачу всего Берлина под юрисдикцию ГДР, пусть даже в качестве конечного итога поэтапных переговоров, американцы отзовут своё предложение, и германский вопрос снова зависнет.

   И он и Косыгин понимали, что американцы не согласятся на передачу Западного Берлина в подчинение ГДР – это, вероятнее всего, означало бы для НАТО потерю Западной Германии как партнёра. Но они действовали по принципу: «Требуй больше, чтобы получить хоть что-то». Признание ГДР уже было весомой победой. Первоначальная реакция Айка и Макмиллана показывала, что они оба знали о существовании раскопанного Фалиным протокола Контрольного совета, и опасались, что документ выплывет на свет.

   – Хорошо, – согласился Эйзенхауэр. – Давайте вместе, не спеша, поищем пути урегулирования статуса Западного Берлина. В этом вопросе переплетаются многие сложности – и выполнение Потсдамских соглашений, и имущественные проблемы, и престиж Западной Германии, что тоже немаловажно.

   Если принципиальное согласие по вопросу официального признания ГДР со стороны Соединённых Штатов, Великобритании и Франции достигнуто, предлагаю передать дальнейшее согласование этого вопроса министерствам иностранных дел.

   Хрущёв, Косыгин и Громыко переглянулись:

   – Мы согласны, – выразил общее мнение советской делегации Алексей Николаевич. – Предлагаю поручить министрам иностранных дел сегодня же разработать предварительный протокол, в котором будут изложены достигнутые сегодня договорённости, и на основе которого мы будем строить дальнейшие согласования.

   – Согласен, – коротко ответил Айк. – Господин Гертер, займитесь. Протокол должен быть готов к подписанию завтра.

   На этом, по общему согласию сторон, был объявлен перерыв. Во время перерыва главы делегаций ответили на вопросы репортёров. Известие о признании западными державами ГДР произвело эффект разорвавшейся бомбы. 19 мая все газеты пестрели гигантскими заголовками.

   Как выяснилось позже, Аденауэр в это время лежал без сознания, иначе он бы прибежал из Бонна в Париж, волоча за собой стойку с капельницей, но не позволил бы Эйзенхауэру, Макмиллану и де Голлю признать ГДР.

   (В реальной истории Аденауэр так прокомментировал выходку Хрущева [декларацию с требованием официальных извинений за полёт U-2]: «Нам здорово повезло. Хрущев совершил большую ошибку. Он мог многого добиться от Эйзенхауэра» см. Рыбас Святослав Юрьевич «Громыко. Война, мир и дипломатия» с. 256)

   Официальные заявления о признании ГДР были опубликованы на следующий день, 19 мая. Установление дипломатических отношений и прочие формальности были завершены к концу мая. (АИ)

   Вторую половину дня 18 мая посвятили обсуждению пересогласования поэтапного вывода войск с территории Германии. В сложившейся ситуации Макмиллан осознал, что после вывода американских войск британский контингент в Западной Германии в итоге останется лицом к лицу с советскими частями ГСВГ, которые будут вынуждены оставаться в ГДР, чтобы «уравновесить» британские войска. К тому же британцам придётся действовать и против Национальной Народной Армии ГДР, вооружённой советским оружием.

   Тем не менее, Макмиллан продолжал упорствовать, требуя возврата кораблей. Подписание договора о поэтапном выводе войск пришлось отложить до окончания пересогласования численности выводимых контингентов.

   #Обновление 18.12.2016

   Встреча в Париже официально завершилась 20 мая подписанием предварительного протокола о графике переговоров по поэтапному урегулированию статуса Западного Берлина. В протоколе были зафиксированы решения Контрольного совета от 1947 г и требования сторон, намечены основные этапы и темы переговоров, определены предварительные сроки их проведения.

   Помимо этого, были подписаны подготовленные ранее соглашения между СССР, США и Францией – о совместном использовании наземных систем радионавигации LORAN и «Чайка», а также об унификации частот американской спутниковой системы «Transit» и советской «Циклон». (АИ, см. гл. 04-16). Франция также присоединилась к соглашению о совместной разработке унифицированного стыковочного узла. Де Голль с Хрущёвым подписали подготовленный дипломатами и специалистами договор о совместной разработке космических аппаратов гражданского и научного назначения. Для Франции это была наиболее реальная возможность относительно быстро войти в «клуб космических держав», даже не имея пока собственной ракеты-носителя для вывода спутников на орбиту.

   Впрочем, де Голль в кулуарах намекнул Никите Сергеевичу, что работа по созданию французской РН лёгкого класса уже начата:

   – Лет через пять мы сами сможем запускать на орбиту лёгкие спутники, – сказал президент. – Запомните это название – «Диамант». Вы о нём ещё услышите.

   Основная совместная работа с французами в космической области уже шла с января 1960 г – во Французской Гвиане началось строительство космодрома Куру. На площадке №1 строился стартовый комплекс для РН «Союз-2» (АИ). Британский премьер предсказуемо отклонял любые попытки сближения позиций, поставив безоговорочным предварительным условием возврат кораблей.

   В кулуарах Хрущёв и Эйзенхауэр обсудили ещё один вопрос, положительного решения которого особенно опасались политические «ястребы» с обеих сторон – возможный запрет на проведение ядерных испытаний в атмосфере. Радиоактивные осадки не радовали ни американцев, ни европейцев. У нас, в силу невероятной секретности, об этой проблеме говорили меньше, но это не означало, что Никита Сергеевич уделял ей меньше внимания.

   Впрочем, Хрущёв вёл переговоры о запрете ядерных испытаний с оглядкой. Он сформулировал позицию СССР так:

   – Мы предлагаем запретить ядерные взрывы в атмосфере, на поверхности Земли или воды, и под водой, а также в плоскости эклиптики, – это слово Никита Сергеевич прочитал по бумажке, – на высотах, где располагаются радиационные пояса Земли – чтобы не вредить летающим на орбите спутникам. Проводить ядерные испытания для совершенствования оружия необходимо, поэтому мы предлагаем взрывать под землёй, в глубоких шахтах, откуда радиация не сможет выйти на поверхность. Также следует оставить возможность «технологических» ядерных взрывов малой мощности – скажем, до 10 килотонн или сколько там насчитают учёные – на поверхности земли, и в приполярных областях, в стратосфере и в космическом пространстве. В этом случае меньше вероятность образования искусственных радиационных поясов. Но «технологические» заряды должны быть специализированными, с уменьшенным выделением радиации, насколько это вообще возможно.

   – Вообще-то мне говорили, что при взрыве малой мощности плутоний реагирует в меньшей степени, и взрыв, наоборот, получается более «грязным», – припомнил Эйзенхауэр. – Этот вопрос следует проработать подробнее.