- У Алёнки отберём, - сказал я.
- На вашей неохота, - хитрил Федя.
Гарик вдруг сорвал с Фединой головы кепку и спрятал за спину.
- Не озорничай, - сказал Федя, пытаясь отобрать кепку. Но Гарик отбежал в сторону.
- Кому говорю? - стал сердиться Федя. - У тебя руки в смоле - измажешь.
Гарик подошёл к воде и, подняв камень, положил в кепку.
- Покажешь лещиное место? - спросил он.
- Не дури…
Гарик замахнулся в сторону озера.
- Считаю до трёх!
- Жалко мне, что ли? Покажу!
- Поклянись!
- Крест целовать, что ли?
Гарик вернул кепку Феде.
- Гляди, если обманешь! - сказал он.
- Отдаст Президент лодку - сразу поплывём.
Алёнка бросила якорь у самого острова. Мы видели, как она путалась с двумя удочками. Они то перекрещивались, то падали в воду. Наконец удочки были заброшены. Алёнка сидела на корме и смотрела на поплавки. Она сидела к нам боком, а к острову лицом. Пока я копал червей в куче слежавшихся листьев и опилок, а Гарик с Федей обсуждали план сегодняшней рыбалки, Алёнка исчезла. Первым заметил Гарик.
- Где она? - спросил он.
- За островом, - сказал Федя.
- Или на острове, - заметил я.
- А вдруг в лодке течь открылась?
- С чего бы это? - сказал я. - А потом, она плавать умеет.
- Тут, говорят, обитает какая-то громадная щука… - заволновался Гарик.
- Как бревно, - сказал Федя. - Уток глотает.
- Могла опрокинуть лодку…
- Щука - лодку? Не смеши… - сказал Федя.
- Такую бы щучку поймать! - сказал я.
- Её есть нельзя, - сказал Федя. - Жёсткая и болотом пахнет.
Гарик стал раздеваться.
- Сам не утони, - сказал я.
- Насчёт лодки намекни Президенту, - подсказал Федя.
Гарик поплыл к острову. А это не так уж близко. Километра полтора. И отдохнуть ему негде, если Алёнку не найдёт. Придётся висеть на корнях и громко звать Сороку на помощь. Только Гарик гордый - скорее утонет, чем Президента позовёт.
Он плыл саженками. Сначала разогнался, как на соревнованиях, а потом поплыл медленнее.
- Сохнет по Олёне, - сказал Гриб. - Дурак.
Я хотел спросить: почему дурак? Но Федя сам стал разглагольствовать:
- Я вот на девчонок даже не гляжу… Что есть они, что их нету. Время ещё на них тратить! Я и в школе с ними не разговариваю. Раз посадили ко мне за парту одну с косичками, так я прогнал. Шебуршит рядом, отвлекает от дела, а я и так по математике слабак. Взял и в три шеи прогнал. Учительница шум подняла - хоть караул кричи. Снова посадила. Ладно, думаю, раз так - сама уйдёт! И ушла как миленькая. Я ей стал всяких тварей в парту класть: то лягуху, то кузнечика. А один раз живого ужа положил. Как заорёт эта с косичками на весь класс. А я сижу, будто и не моё это дело. Я ужей не боюсь. Ты, говорит, притащил? Вот ещё, говорю, делать мне нечего. Сам заполз. Из подвала… Вон какие щели в полу. Ушла, в общем, сама. Так один и сижу. Одному благодать! Сидишь как начальник, и никто не жужжит под ухом.
Не верю я Феде. Девчонку, может, и верно прогнал. Только ребята сами, наверное, не хотят с ним сидеть. Какой-то он скользкий… Я бы с ним не сел за одну парту…
Не стал я поддерживать этот разговор. Мне тоже на девчонок наплевать… кроме той, длинной, которая в баскетбол играет…
Гарик наконец доплыл до острова. Вот последний раз мелькнула в осоке его голова и исчезла. Ищет грот. Видно было, как шевелились камыши.
- Ну, а ты как насчёт девчонок? - приставал Федя.
- Никак, - ответил я.
Червей копать помогал мне Дед. Он разрывал передними лапами листья и ждал, когда я соберу крупных розовых червей. Дед любил копать. У него сильные когтистые лапы, и когда войдёт в раж, то земля и мусор так и летят во все стороны. Раскапывая кучу, Дед иногда поглядывал на Гриба, словно ожидал от него какой-нибудь подлости. Но Федя не смотрел на нас. Он сидел на камне и поглядывал на остров. Федя ждал, когда появится Президент и вернёт ему лодку. Гриб вытащил из кармана коробку с порохом, моток шнура. Всё это аккуратно разложил на земле. Немного поколебавшись, достал из кармана длинный мешочек и положил рядом. В мешочке тоже порох.
Потом от нечего делать стал заигрывать с Дедом. Он похлопывал себя по колену, ласково звал Деда. Но тот лежал на влажной куче листьев и часто дышал, высунув длинный язык. Федя придвинулся поближе к собаке и осторожно дотронулся до спины. Дед лениво повернул к нему рыжую голову и показал большие белые клыки. Федя вздохнул и отошёл в сторону. Вспомнил, что с Дедом шутки плохи.
Я вскочил с места: показалась наша лодка. Алёнка гребла, а Гарик плыл рядом, держась рукой за борт.
Немного погодя из камышей выскочила ещё одна лодка. Федя так и подпрыгнул.
- Моя! - радостно сказал он. - Плывёт, голубушка!
На Фединой лодке сидел Сорока.
- Неужто не отдаст? - заглянул мне в лицо Федя.
- Отдаст, - сказал я.
Лодки пристали к берегу. Гарик лёг на песок. Чувствовалось, что он здорово устал. Алёнка вытащила нос лодки на берег, удочки положила на траву.
Федя подскочил к Сороке.
- Чтоб мне вовек рыбы не видать, коли ещё брошу бомбу…
- Старая песня… - сказал Сорока.
- Принёс тебе порох и шнур… Забирай, не надо мне.
Я заметил, что мешочка с порохом уже нет.
Сорока взял с камня боеприпасы.
- Всё? - спросил он, взвешивая коробку в руке.
- До последней порошинки!
Федя похлопал себя по карманам.
- А что там? - спросил Сорока.
Федя вытащил из-за пазухи мешочек с порохом.
- И как это я забыл… - сказал он, протягивая мешочек.
Сорока развязал его, высыпал на ладонь несколько порошинок и сдунул. Затем снова завязал мешочек, положил в карман.
- Забирай свою лодку, - сказал он. - Ещё раз попадёшься - пеняй на себя.
- Ну их к лешему, бомбы, - забормотал Федя.
Сорока отвернулся от него, и Федя резво побежал к своей лодке. Дед с лаем бросился за ним.
- Приструни, - обернулся ко мне Федя.
Сорока посмотрел ему вслед и сказал:
- Батька его этой весной из-за кустов выпалил в меня. Он и лосиху уложил.
- Куда милиция смотрит, - сказал я.
- Попадётся, - ответил Сорока.
Федя минут десять копошился у лодки. Ощупывал её, заглядывал под сиденья. Потом подошёл к Сороке.
- Чашка была, - сказал он. - Воду вычерпывать… Нету чашки.
- Какая ещё чашка? - спросил Президент.
- Алюминиевая с отломанным краем…
- Отстань…
Федя потоптался и снова ушёл к лодке. Немного погодя вернулся. На этот раз с веслом в руке.
- Треснуло, - сказал он, - вот тут…
- Ты ещё здесь? - сказал Сорока.
Федя наконец отчалил. Отплыв подальше от берега, он сказал:
- А порох-то я тебе всучил подмоченный…
- Плыви, плыви, - ответил Сорока.
- Ну, как твоя башка, Президент, зажила?
- Зря я отдал ему лодку, - сказал Сорока.
- Я для тебя хороший дрын припас…
- Неохота раздеваться… - сказал Президент.
- А ты, Гришка, забудь про лещей. Не про тебя они. Тебе надо Олёнку караулить.
- Скотина, - скачал Гарик, покраснев.
- Карауль не карауль Олёну, а она…
- Эй, догоню! - заорал Сорока.
- …на другого заглядывается…
- Вот фрукт! - сказала Алёнка.
- А собаке вашей бороду вырву! - не унимался Гриб.
- Сейчас до меня доберётся, - сказал я. И не ошибся.
- А ты, кочерыжка, помалкивай… Продался Президенту за двух кролей?..
Сорока не выдержал и стал стягивать рубаху. Федя, заметив это, замолчал и заработал вёслами. Скоро он скрылся за излучиной. До нас донеслась песня: «Есть на Волге утёс, диким мохом оброс…» Скоро и песня заглохла.
Федя давно скрылся из глаз, но мы молчали. Какой-то неприятный осадок остался у всех. Попадись он нам сейчас в руки, каждый бы с удовольствием набил ему морду. Даже я, мирный человек. Я ведь не люблю драться, но Грибу бы врезал за милую душу. Алёнка вскочила с травы и побежала в дом. Она плиту затопила, - наверное, что-нибудь закипало. Гарик поднялся и, стряхнув с живота песок, оделся. Достал из кармана Алёнкины часы и отдал Сороке.