Вильям Федорович Козлов

Президент Каменного острова. Президент не уходит в отставку

ПРЕЗИДЕНТ КАМЕННОГО ОСТРОВА

Глава первая

Мы идём по шоссе. Над головой жаркое солнце, под ногами горячий асфальт. По обеим сторонам припорошенные пылью кусты, а за ними дальше - деревья. Там лес. Наверное, нет ему конца и края, как и нашей дороге. Деревья отбрасывают тень. Она короткая, до шоссе не достаёт. Днём, когда самое пекло, тени короткие. К вечеру они становятся длинными и косо пересекают асфальт. Вечером тень ни к чему. И так прохладно.

Впереди шагает отец, за ним я, последней плетётся Алёнка. На спине отца огромный рюкзак. Он набит битком. Из одного кармашка торчит зеленоголовая бутылка с кефиром, из другого поблёскивает тоненький прут антенны. Когда отец включает транзистор, мы слышим приглушённый голос диктора, музыку. Один раз передавали военные марши, и мы, не сговариваясь, зашагали в ногу. Когда работает приёмник, Алёнка догоняет нас. Отец босиком, зелёные штаны закатаны до колен. Ноги у отца мускулистые и волосатые. На голове выгоревшая соломенная шляпа с тёмной полосой от ленты. Вырезанная из орешника палка мерно постукивает. У меня тоже на спине рюкзак, только поменьше. В нём одежда, примус и концентраты. Но у меня такое впечатление, что мой рюкзак набит булыжниками. Ножка от примуса колет в лопатку. Лямки вдавились в плечи. Я просунул под ремни пальцы, но всё равно режет. Этот дурацкий примус растопырился в рюкзаке; как ни укладывай его - всё равно чем-то острым торкается в спину. Конечно, я в любой момент могу сказать, что устал, и мы, перевалив через придорожный ров, растянемся на лужайке… Но я молчу, почему я должен первым заговорить об отдыхе? Отец молчит, Алёнка тоже. И я молчу. Ничего, потерплю немного. Первая Алёнка не выдержит. У неё тоже за спиной рюкзак, и, пожалуй, потяжелее моего. Алёнка на три года старше меня.

Я слышу, как она пыхтит, но не оглядываюсь - и так знаю, что лицо у сестрёнки кислое. Белая войлочная шляпа съехала на глаза, зелёная куртка расстёгнута. Алёнка в брюках и кедах.

День выдался на редкость жаркий. Над асфальтом плавится воздух. Всё время впереди и позади слышится гул. Это автомашины мчатся навстречу друг другу. Сначала я смотрел на них, потом надоело. Машин много на шоссе. Огромные и длинные, как поезд, рефрижераторы, у которых над кабиной надпись: «Плечевой первой автоколонны». Почему этот грузовик «плечевой»? Я всё хотел спросить у отца, но было лень. Уж слишком парит. В такую жару разговаривать не хочется. Мимо с шелестом проносятся «Победы», «Волги», «Москвичи», маленькие кривоногие «Запорожцы». Проскочила одна «Чайка». Шурша шинами, она мелькнула как чёрная тень. Блеснув на солнце никелированным бампером, «Чайка» исчезла вдали. Я обратил внимание на одну странную штуку: смотришь вперёд - и кажется, что там впереди асфальт растаял и, будто огромная лужа, растёкся по шоссе. Но идёшь, идёшь, а асфальт под ногами всё такой же, крепкий и серый.

Иногда на обочине можно увидеть медведя с медвежонком или оленя с оленёнком. Не настоящих конечно. Выкрашенные в серебристый цвет, звери стыдливо смотрели пустыми глазами в сторону. Им стыдно было, что их выкрасили в неестественный цвет и выставили напоказ.

Мы идём из Ленинграда пятый день. Вышли рано утром в понедельник, а сегодня пятница. Каждый вечер мы разбиваем в лесу палатку, и рано утром сворачиваем. Палатка и топорик лежат у отца в рюкзаке. И котёл с треногой. Мы купили его в спортивном, на Невском, перед походом. Пока мы с отцом натягиваем палатку, Алёнка разжигает костёр и приносит воду. Костёр она научилась разжигать на третий день. Вечер - это самое лучшее время! Не нужно больше идти. Рюкзак не пригибает тебя к земле. Не колется примус. Можно растянуться у костра и смотреть, как закипает в котле душистый гороховый суп со свининой. Над головой шевелятся деревья, в костре весело потрескивают сучки. Дым лениво путается в ветвях. Приёмник висит на суку. Передают последние известия. Тоненько пищат над ухом комары. Но не кусаются, боятся дыма. Они потом своё возьмут, когда мы спать ляжем. Как ни затягивай вход в палатку, комары обязательно проникнут.

От диких зверей нас охраняет Дед. Я совсем забыл про него.

Дед всё время куда-то отлучается. Вот и сейчас его не видно. На шоссе он не выходит, отец запретил. Не хватало, чтобы наш Дед попал под машину. Ом бежит впереди по кромке леса. Иногда отстаёт, а то и совсем надолго исчезает. Но всегда догоняет нас. Дед - умный пёс. Он понимает, что нам тяжело, и готов помочь. Но рюкзак на него не навьючишь - тяжёлый. В первый день Дед нёс в зубах плетёную корзинку с провизией. Но к вечеру всё, что в корзинке было, мы съели, а корзинку забыли в лесу.

Позади нарастает гул - машина. Я стараюсь определить: «Волга» или «Москвич»? Послышался тягучий скрип тормозов. Сейчас предложат подвезти. Нам иногда предлагают. Я бы с удовольствием забрался в кабину. Честно говоря, за пять дней осточертело идти пешком. Но мы не поедем на машине. Такой у нас уговор: до конца путешествия идти своим ходом. Эту идею подал отец, а мы с Алёнкой радостно подхватили. Нам тогда показалось, что это так здорово. И вот шагаем ножками пятый день.

Это была «Волга». Пепельная. С московским номером. На кузове металлический багажник. Кроме уложенных в брезентовый чехол удочек, там ничего нет. Машина остановилась впереди нас, и я крякнул от зависти. За рулём сидел мальчишка в чёрной рубашке. А рядом с ним широкоплечий мужчина. На заднем сиденье у дверцы примостилась молодая женщина. Красивая и загорелая. Она приветливо смотрела на нас и улыбалась. Я во все глаза смотрел на водителя. Мальчишке было лет шестнадцать-семнадцать. Он небрежно положил руку на кремовый руль с золотым оленем посередине и ждал, когда мы подойдём. Волосы у мальчишки светлые, вьющиеся. Конечно, он имел все основания задаваться. За рулём сидит. «Волгу» ведёт. Мальчишка мельком взглянул на меня и уставился на Алёнку.

- Могу подбросить, - сказал мужчина.

Отец, опершись на палку, посмотрел на нас. Наверное, мы выглядели не очень жизнерадостно, потому что отец снял рюкзак и сел на него.

- Мы должны посоветоваться… - объяснил он хозяину машины. - Вам не трудно пять минут подождать?

- Подождём, - усмехнулся мужчина.

- Если бог послал транспорт, я не вижу смысла отказываться, - сказал отец. - У Алёнки глаза смотрят в разные стороны, а у тебя, Серёжа, - это он мне, - такой несчастный вид, словно ежа проглотил.

- Какого ещё ежа? - обиделся я.

- Твой рюкзак самый тяжёлый, - сказала отцу Алёнка.

- А куда мы Деда посадим? - спросил я.

- У вас ещё один человек? - сказала женщина. - Не разместимся.

- Мальчика кто-нибудь возьмёт на колени, - вмешался мальчишка. - А старик…

- Дед - не человек! - засмеялась Алёнка.

Это я-то «мальчик»? На колени меня возьмут… Каков нахал, а?

- Едем? - спросил отец. Мы с Алёнкой посмотрели друг на друга, потом на пепельную «Волгу». Она негромко урчала, готовая ринуться вперёд. Мы можем сейчас забраться в неё и без хлопот доехать почти до самого места. Отец ничего нам не скажет, даже не вспомнит об этом, но нам с Алёнкой будет стыдно.

Отец смотрел на нас и ждал. Нужно только кивнуть, и он поднимет с земли рюкзак и подойдёт к машине. И мы поедем. С ветерком.

А потом нам с Алёнкой будет очень стыдно. Ведь мы уговорились до самого озера идти пешком. Там, в Ленинграде, мы кричали, что это так здорово - идти пешком, - и даже хлопали в ладоши.