замечаю разноцветные шарики и желтые перья на комоде.

Убрав ее волнистые волосы с подушки, я ложусь напротив моей девушки и целую ее в

висок, прежде чем лечь на подушку рядом с ней.

Есть не так много слов для штопки двух разбитых сердец. Это так же естественно, как

дышать. Мы лежим в темноте, в середине дня, давая молчаливые обещания. Она держит

мою руку и целует мое запястье. Мы засыпаем, и весь день проходит без единого слова.

***

– Диллон.

Я открываю глаза под тихий голос миссис Файнел. Она стоит у подножия кровати, тускло

освещенная желто-оранжевым светом, падающим из коридора. Переводя глаза с

отяжелевшими веками на часы светящиеся на тумбочке, я удивлен, что уже за полночь.

– Она в порядке? – мама моей девушки смотрит в сторону спящей рядом со мной.

Кивнув головой, я сажусь и подтягиваюсь, готовый идти домой.

– Останься,– говорит Соня шепотом. – Мне жаль, что я разбудила тебя.

Она уходит, тихо закрывая дверь и выключая свет в коридоре. Полоска света из-под

двери исчезает, и в комнате становится темно.

– Я сталкиваюсь с этим каждую ночь, и она удивляется, почему я сплю весь день, –

говорит Пенелопа.

Лежа на спине, я переворачиваюсь лицом к беспокойной. Ладони, сложенные словно в

молитве, под лицом в веснушках, она моргает и зевает.

– Все родители беспокоятся о своих детях, – говорю я.

Пен закрывает глаза и делает глубокий вдох.

– Когда ты уезжаешь?

– Через неделю.

– Почему ты здесь, Диллон? – спрашивает она с дрожью в голосе.

– Потому что я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Глава 35

Диллон

Сняв белое платье, в котором она спала, Пен натягивает на свои босые ноги пару старых

штанов, и натягивает рубашку через голову. Она запускает пальцы в свои непослушные

локоны, расчесывая их, и убирает пару прядей с лица.

– Готова? – спрашиваю я, беря ее за руку.

– Да.

Пенелопа и я провели большую часть утра, говоря о времени, которое мы потратили зря, и

о том, как сделать наше будущее совместным. Извинения не понадобились и, между

мягкими поцелуями и легкими прикосновениями, мы легко договорились что прошлое –

это прошлое.

Это было так просто.

Слушая как Уэйн, очередной раз подходит к двери спальни, мы решили подождать до

девяти, чтобы выбраться из кровати, и надеялись, что Уэйн не будет меня убивать при

свете дня.

– Они не могут сказать «нет», Диллон. Мне девятнадцать. Я не…

Зажимая пальцами ее губы, я улыбаюсь.

– Не сходи с ума раньше, чем мы услышим их ответ.

Как и в любой другой выходной, утром в доме Файнелов Соня готовит завтрак на кухне, а

ее муж сидит на диване и чистит свой пистолет.

– Что ты здесь делаешь, парень? Ты забыл про правила этого дома в наше отсутствие? –

он смотрит вниз на ствол своего оружия.– Тебе их напомнить?

Я шутливо ставлю Пенелопу перед собой, прикрываясь, и двигаюсь к двери. Моя девушка

визжит, но Уэйн и миссис Файнел смеются.

Отец моей девушки, кладет пистолет на стол рядом с открытой книгой о подростковой

депрессии, и приглашает нас посидеть с ним.

– Я напугал тебя, парень? Не будь ссыкуном, Диллон.

Он только что назвал меня по имени?

В ожидании смерти, осторожно сажусь в кресло напротив, и тяну Пенелопу на свои

колени, но остаюсь в напряжении, на случай, если надо будет убежать. Тренер Файнел

предлагает мне пиво, и я отказываюсь, зная, что это тест.

– Слабак, – он снова мычит, хлопает ладонью и принимает напиток.

– Почему у меня плохое предчувствие? – Соня садится рядом с мужем. Она сжимает в

руках красное кухонное полотенце.

Одетый во вчерашнюю одежду, я дрыгаю ногами в нетерпении, пока мы четверо сидим в

неловкой тишине. Мои глаза двигаются между родителями моей девушки и пистолетом,

который Уэйн достал только для того чтобы напугать меня. Ожидая пока Пенелопа начнет

говорить, и поведает своим родителям о том, чего она хочет, мои руки начинают потеть, и

чувствую, как моё сердце бьётся в кончиках пальцев.

Тридцать полных напряжённости секунд, которые казались десятилетием, проходят, а

Грусть не произносит ни одного звука, поэтому озвучиваю все я.

– Я уезжаю в Сиэтл через неделю, и хочу, чтобы Пенелопа поехала со мной.

Школьный «нацист» встаёт, и его лицо становится красным под густыми бровями и усами

цвета соли и перца. Его колени ударяются о старый деревянный стол, задевая оружие, и

оно падает на пол.

Пока я жду случайного выстрела, или когда оно выстрелит мне в лицо, Соня кричит, а

Пенелопа начинает плакать.

– Я спрашиваю только из уважения к Вам, тренер Файнел. Если Пенелопа хочет уйти, то

она может это сделать. Но я не хочу, что бы это произошло так. Ваше благословение

очень важно для нас.

Его лицо сменяет три оттенка раздражения, прежде чем, в конце концов, стать

фиолетовым.

– Сиэтл?! Ты понимаешь как он далеко, парень? Она не может быть одна.

– Она и не будет, – ответил я, думая об этом с тех пор как попросил ее переехать со мной.

– Герб и Матильда тоже там учатся. Возможно, мы втроем сможем составить такое

расписание, что с ней всегда кто-нибудь будет рядом. Или она может ходить на курсы при

колледже, пока я буду учиться. Мы справимся.

– Ты мой ребенок. Я беспокоюсь о тебе, – мистер Файнел качает головой, направляя

темные глаза к своей дочери с хрупким сердцем. Морщины гнева и огненный цвет кожи

смягчаются и возвращаются к нормальному состоянию, когда он заключает ее в объятия.

– Я знаю, папа,– говорит она тихо.

– Помоги мне понять, детка, – говорит он, падая обратно на диван. – Я не понимаю, ты и

парень снова вместе? Почему ты хочешь уехать?

– Я люблю его,– просто отвечает Пен, вытирая слезы с лица.

После того как первоначальный шок из-за нашего заявления прошел, Уэйн начинает

задавать вопросы об учебе, и о том, как я планирую содержать себя и его единственного

ребенка. Описывая двухкомнатную квартиру, за которую мой отец согласился платить,

пока мои оценки будут высокими, я думаю, он понимает, что мы будем жить как самые

обычные студенты.

На текущие расходы хватит стипендии, и поскольку у меня есть год, чтобы наверстать

упущенное, и у меня будет загруженный график занятий, я не смогу зарабатывать

дополнительные деньги.

– Это будет нелегко, но я хочу стать врачом, – говорю я. – И я хочу быть с Пен.

Несъеденный завтрак становится холодным, когда утро перетекает в обед. Мы говорили в

течение нескольких часов и позвали моих родителей, чтобы они тоже присоединились к

обсуждению. Они удивлены также как и Файнелы, и оправданно нервничали. Папа хочет,

чтобы я принял во внимание, что жить с человеком с хронической депрессией требует

дополнительного внимания.

– Нет необходимости спешить, сынок, – говорит он. – Почему бы не подождать, семестр

или два, пока ты адаптируешься сам?

– Она не помнит, когда необходимо принимать лекарства самостоятельно, Диллон. Если

ты собираешься заботиться о ней, ты должен не позволять ей оставаться в кровати весь

день. А что насчет терапии и назначений других врачей? Это будет сложно. Мы не будем

жить на одной улице. Я не смогу помочь… – Соня замолкает, поворачивая свое

испуганное лицо к мужу в поисках поддержки.

– Я не могу провести еще один год без нее, – говорю я честно. – Она будет в порядке со

мной. Нам будет хорошо вместе.

В конечном счете, они признают, что это наши жизни и наши решения, и, скрепя сердце,

соглашаются поддержать.

Даже Уэйн.

– Не думай, что я не смогу приехать к вам, парень,– фыркает он.