251. ГОЛОСЕЕВСКИЙ ЛЕС
© Перевод М. Зенкевич
Во время героической обороны Киева в 1941 году Голосеевский лес был местом большого сражения.
В короне Киева смарагдом темногранным
Переливался он, и дням благоуханным
В воспоминаниях не отцвести моих.
Бывало, вырвавшись из улиц городских,
Горластее галчат, спешим мы, гимназисты,
Халву с орехами погрызть в тени сквозистой,
А солнце золотит его дубов венцы,
И дразнят свистом нас насмешливо скворцы,
И облака плывут, белея парусами,
И, любопытствуя, склоняются над нами.
И не забуду я ни лодки, ни весла
И ни дороги той, что в гору нас вела
Извилистой рекой от милого трамвая.
Нередко и теперь я нежно вспоминаю
Те дни, когда с женой и другом молодым
(Романтик, он меня не называл «Максим»,
А «кабаллеро» лишь, да иногда «Массимо»)
Прогуливался я под ветвями шальными —
И я с романтиком в эпитете таком
Хотел им подражать, но вовремя потом
Удерживали мы порыв на полдороге:
Ведь взгляд у девушек такой лучисто-строгий,
Что и романтики (они ли не должны?)
Пред ним смиряются, как пред лучом весны
Разгульный снеговей… В игре пятнистой света,
Средь зелени дубов калечили мы Фета
И даже Надсона (мой славный побратим
Считал его тогда учителем своим,
Сам будучи поэт, а больше — композитор).
Как были ветерком горячим кудри взбиты,
Где время лишь поздней добилось, снегом пав,
Осуществления своих предвечных прав,
Посыпав волосы как будто перцем с солью!
Как радовались мы свободе и приволью,
Как по-ребячески катались мы с бугра,
Как сделалась тогда от зелени пестра
Моя в историю попавшая толстовка!
Как зяблик из листвы высовывал головку,
Чтоб посмотреть на нас, и серебристый свист
Вплетался тонкими струна́ми в шумный лист!
Какой был светлый день! И небеса какие!
Как в дымке розовой вдали маячил Киев
Лучистым маревом!
Я в памяти сберег
И день тот солнечный, когда в свой звонкий рог
Трубила по лесам весна свои сигналы
И племя пастухов коров еще не гнало
На талые холмы, где в грязной белизне
По впадинам канав лежал ноздристый снег, —
Но воды пенились, трава рвалась сквозь листья
Вверх, к солнцу, и дрозды звенели голосистей
Среди кустарника. Я и приятель мой.
Охотник и певец (он в школе трудовой
По нотам петь учил хор детский терпеливо,
И полюбился мне за то, что дар счастливый
Имел — поэзию и жизнь соединять),
Мы к выводу пришли, что нужно натаскать
Собак на вальдшнепов, без ружей. Лес открытый
Еще не зеленел. Охотник знаменитый,
Который был судьей на выставках собак, —
Подумайте! — к тому ж по вальдшнепам мастак
И мастер чай варить в лесу из разных зелий,
Вдруг согласился сам (то был конец недели,
А может, выходной) возглавить наш поход.
Пошли мы не спеша, и, выскочив вперед,
В самозабвенье псы бежали перед нами,
Подобно челнокам, ныряя меж кустами,
Вынюхивая след по ржавому листу.
А мы, забыв тревог житейских суету,
Впрямь по-аксаковски гуторили толково
О лете вальдшнепов, когда они, по слову
Судьи собачьего, одним календарем
Руководясь, летят не клином, не углом,
Не стаей, а вразброд, тайком, поодиночке
На клич серебряный весны, и в чаще ночью
Садятся отдохнуть. Пускай еще зима
Сердито сыплет снег, дорога их — пряма,
Когда в календаре день марта двадцать пятый
По стилю старому. Недаром этой датой
Отмечен их пролет, и вальдшнепы верны
Приметам радостным изменчивой весны.
Но вдруг под разговор остановилась Леди,
И Аста нюхает серьезно, без комедий,
И стойку делает, — и вальдшнеп взвился вверх,
Крылом коричневым блеснув, как фейерверк,
И вытянувши нос свой, длинный и красивый…
Ужели кто-нибудь найдется нас счастливей?
Вот в заповедный яр знаток наш наконец
Повел с собой собак, а я и друг-певец
Присели покурить и в юношеском пыле
В соревнование привычное вступили:
Толстого вспоминать — «Казаки», а потом
«Войну и мир»… Хотя и был я знатоком,
Мой друг не отставал… Когда же он «Ругаем»
И «чистым делом марш» блеснул, то уступая
Учителю, его победу я признал
И победителя в уста поцеловал.
Тот поцелуй в лесу под небом беспечальным
Не показался нам тогда сентиментальным.
А сколько было нас, счастливых киевлян,
Что, завершивши свой еженедельный план,
Толпой и парами, веселые как птицы,
В лес Голосеевский спешили, чтоб напиться
Дыханья свежего, душистого вина!
Но вот нагрянула, как в ночь мороз, война,
И полчища врагов нахлынули на Киев…
Лес Голосеевский, и ты встал в дни такие
Как честный, гордый муж — и сам в сраженье пал,
Но злого недруга ты под себя подмял,
И не одно с тобой упало вражье тело.
Ты славно, друг мой, жил и умер в битве смело!
И прогремит в веках твой подвиг боевой!
Когда настанет день, великий день святой,
И мы вернемся вновь на нашу Украину —
Родимый дом чинить и след стирать звериный, —
Мы склонимся тогда пред пеплом и твоим,
И верю: в этот день побегом молодым
Ты встанешь в поросли дубовой и кленовой
И юной зеленью воскреснешь к жизни новой.