— Но есть же силы, пытающиеся противостоять сатане? — возражаю я. — Если бы не было противостояния, все стало бы сплошным мраком. — И тихо добавил: — Одним сплошным лагерем уничтожения, лагерем насилия и издевательства над человеком.
Рейч разводит руками. Вечером, в городском казино, говорит он, соберутся офицеры, прибудут даже легкораненые эсэсовцы из нашего госпиталя, вся полицейская верхушка. Он, гауптман Рейч, хорошо насмотрится на, так сказать, черную половину человечества.
— Но вы будьте осторожны, господин доктор, — предостерегает он меня, выходя из палаты. — За вами следят. Каждую минуту будьте начеку, господин Богуш. Эта акция с доктором Кригером может дорого вам обойтись.
Я и сам чувствую приближающийся конец. Пора уходить из госпиталя. «Опель» доктора Рейча во дворе, охранники наверняка напьются. Меня хорошо знают, ключ в столе у Рейча. Как-то он сам умышленно показал мне, словно хотел, чтобы я мог воспользоваться им. Если бы только Адольф Карлович мог встать… Вывести его черным ходом во двор, усадить в машину, дать полный газ, и… поминай, как звали.
Так я, наверное, и сделаю. Сегодня же вечером, другого случая может и не быть.
С нетерпением жду вечера. Из казино доносятся визгливые всхлипы аккордеона. Там идет настоящий шабаш. Напиваются господа арийцы, может, в последний раз напиваются, заглушая в себе страх перед завтрашним днем, перед неизбежной расплатой.
Иду в палату к Адольфу Карловичу и с удивлением не нахожу его в постели. За одной из дверей кто-то стонет, видно, привезли тяжелораненого, за другой слышен хохот и крики пьяной компании. Вот вынесли на носилках накрытое простыней тело — этот уже отдал богу душу. Испуганно оглядываюсь и замечаю темный силуэт около окна.
— Адольф Карлович…
— Тссс… Идите сюда… — шепотом зовет он меня. — Вон видите?
Из окна видны горбатые крыши домов, узенькая улочка, военные грузовики под деревьями около госпиталя.
— Что?
На его бледном, обескровленном лице радостно сияют глаза. Он хватает меня за руки и шепчет торопливо, что сейчас о н и за все получат… вот сейчас, минут через двадцать… Жаль, нет часов… Я еще ничего не могу понять, хотя уже сообразил: должно что-то случиться, сейчас что-то должно случиться…
Я не ошибся. Адольф Карлович шепотом сообщает мне:
— В десять — взрыв, наши заложили там большой заряд… И совсем уже помертвевшими, почти неслышными губами шепчет: — В казино!
Вот она — месть! За все на свете приходит возмездие… Судорожно обнимаю старика, прижимаю к себе его худенькие плечи… Глухая тишина упала на мир. Скоро эту тишину разорвет взрыв… Кровь за кровь, смерть за смерть!..
И вдруг — словно ушат холодной воды! Там же гауптман Рейч! Ну конечно же, он сказал, что упьется до чертиков, будет искать мировую гармонию в шнапсе.
— Ожидайте меня! — бросаю я Адольфу Карловичу. — Я сейчас! — И выбегаю из палаты.
Мимо дежурного, по безлюдной улице, мимо военных грузовиков бегу на скулящие звуки аккордеона… Заряд взрывчатки никого не пощадит…
Перед казино — длинным одноэтажным зданием, где была когда-то рабочая столовая, — толпятся офицеры. Им жарко от выпитого и от тостов, их потянуло на свежий воздух. Стоят, курят, хохочут. Я прохожу через толпу, как свой. Никому нет дела до какого-то человека в солдатских погонах, в пилотке и грубых сапогах. Рабочая команда, служба охраны… Все тут болтаются, всем сегодня весело.
В большом зале, синем от сигаретного дыма, шум, крики. Около длинных столов кто-то провозглашает тост, кто-то уже клюет носом. Серебрятся офицерские погоны. Вижу серые полевые мундиры пехотных офицеров, черные френчи эсэсовской элиты. Я стою у двери, не осмеливаюсь зайти, разыскиваю глазами гауптмана Рейча.
Вдруг кто-то крепко берет меня за плечо и толкает вперед.
— Господа! К нам пришел сын Вельзевула, бог жизни и смерти!
Обернувшись, я вижу начальника госпиталя. Он ведет меня через зал и показывает всем, как ярмарочную куклу.
— Должен вам сказать, господа, — майор берет со стола рюмку. — Господин доктор был ассистентом профессора Нимеера. Я предлагаю выпить за нашу немецкую медицину, за доктора Нимеера и его учеников!
Кто-то пьет, кто-то не пьет. Шум покрывает последние слова майора, и в следующую минуту он уже забывает обо мне, а я наконец вижу доктора Рейча. Он совсем трезвый, хмурый, лицо у него какое-то набрякшее, темное. А может, наоборот, совсем пьяный, и не может поднять голову, не может сказать ни единого слова.
— Герр гауптман… скорее идите за мной! — умоляю его.
— Ах, это вы… доктор Нимеер? — с едким сарказмом узнает от меня. — Опять привезли раненых? Идти в операционную? Мыть руки?
Хватаю его за плечи, тормошу. Всем телом чувствую приближение зловещей минуты. Адская машина уже отсчитывает мои последние мгновения… А он упирается, не хочет идти, хватается за бутылку, за стол… Может, бросить его? Спасаться самому? Адольф Карлович без меня погибнет, побег не состоится… Нет, только вместе. Я из последних сил вытаскиваю Рейча из этого пьяного содома. Как денщик, как санитар, как рабочая скотина, на которую никто не обращает внимания. Мимо столов, мимо гардероба, на крыльцо, на улицу…
Кто-то из пьяных офицеров кричит:
— Господину доктору будут делать операцию. Господин доктор перебрал!
Рейч подчиняется моей воле, но строит из себя обиженного.
— Зачем вы вызвали меня?.. Какое имели право?
— Сейчас вы обо всем узнаете, господин доктор.
— Вы много себе… позволяете, господин Богуш… Я еще не допил своей последней рюмки. За победу нибелунгов!..
Я увожу его все дальше от казино, в темноту улицы, а он протестует, капризничает, как маленький ребенок. Он хочет вернуться назад и провозгласить там свой последний тост.
— Знаете, что я им скажу, господин Богуш?.. Вот вы услышите, что я им скажу, господин Богуш…
— Сейчас мы все услышим, герр гауптман. — Я посмотрел на часы. Было ровно десять. — Слушайте, герр гауптман, — я крепко схватил его за руку.
Внезапный грохот нарушает тишину, в широких окнах казино яркая вспышка, вылетают рамы, двери, вздыбливается крыша, и над зданием бывшей рабочей столовой взвивается вверх столб огненного дыма. Мы с Рейчем стоим как парализованные. Он смотрит с ужасом, я — со злорадством. А столб все выше, все мощнее врывается в звездное небо.
Мелькают темные силуэты. Ударила автоматная очередь. Кто-то кричит, молит о помощи. Опять выстрелы… Все казино объято пламенем, летят в стороны снопы искр, гудит огонь, словно вулкан прорвался из своих вечных глубин.
— Партизаны! — в ужасе шепчет Рейч. — Мой тост…
— Это был бы ваш последний тост, герр гауптман.
Он глядит на меня, и в глазах его появляется смутное прозрение.
— Вы знали?
— Да, герр гауптман.
— И пришли за мной?
— Да, герр гауптман.
— Вы пришли очень своевременно. — Он берет меня за локоть, притягивает к себе. — Вы страшный человек, господин доктор. Нам нужно немедленно отсюда уходить. Здесь сейчас появятся солдаты с овчарками, люди из гестапо…
— Начальник гестапо сгорел в казино, — говорю я.
— Гестапо никогда не сгорает. Идемте быстрее.
Заходим в госпитальные ворота, почти бегом поднимаемся по лестнице в кабинет Рейча. Темная комната, света нет, за окнами отблески пожара. Ревут моторы, слышен лай собак, тревожные команды. Отблески багряного зарева падают на бледное неподвижное лицо Рейча. Он подходит к столу, вытягивает ящик, щупает рукой…
— Вы ищете ключ от своей машины, герр гауптман?.. Он у меня, — говорю я ему откровенно.
— Ага… правильно… — Рейч осматривается. Может, передумал? Или решил сам? Вечные сомнения честной души…
— Герр гауптман, — говорю я ему осторожно, — ведь силы сатаны могут уничтожить и вас. Может, поедем вместе?
— Нет, нет, — решительно отвечает Рейч. — Я останусь со своим несчастным народом. Со своей несчастной Германией.