— Удалось кого-нибудь найти?

— Похвалиться особенно нечем. Выявили небольшую группу граждан, проживающих в окрестностях Несвижа. Они подтвердили, что гитлеровцы вырезали всех жителей деревни Бжезница, в которой, кстати, проживало несколько человек с фамилией Врублевский. В основном это потомки мелкопоместной шляхты, обосновавшейся в тех краях с прадедовских времён и кормившейся щедротами магнатов Радзивиллов, которым принадлежали огромные Несвижские латифундии. Никто из тех, кого мы нашли, не слышал о чудесном спасении одного из этих Врублевских и его дальнейшей судьбе. В общем, Баумфогель позаботился о безупречной легенде. Она помогла ему внедриться в партизанское движение, а затем вступить в Войско Польское, где он сумел заполучить фальшивые документы на имя Врублевского.

— Всё это мы и должны ему доказать, — заметил прокурор. — Вот почему работа ваших сотрудников и розыск на территории Белоруссии приобретают для нас особое значение.

Выждав несколько дней, Качановский позвонил адвокату Рушиньскому и попросил его заглянуть при случае в столичную комендатуру милиции. Адвокат не заставил себя долго ждать и на следующий день появился в кабинете подполковника. После взаимного обмена подозрительно сердечными приветствиями офицер милиции сразу, фигурально выражаясь, взял быка за рога:

— Мне приятно сообщить вам, пан меценас, — сказал он, — что. мы сделали всё от нас зависящее для того, чтобы ваши претензии были удовлетворены в кратчайший срок.

— Такая радостная весть — бальзам для моей души, — ответил Рушиньский. — Я постоянно помню, что моё сотрудничество с вами, пан подполковник, всегда развивалось— и в прошлом вы неоднократно могли в этом убедиться — наилучшим образом. Если милиция временами и допускала в своей работе какие-то промахи, а это случалось, как все знают, довольно часто, я, со своей стороны, старался сделать всё необходимое, чтобы направить её на путь истинный.

«Если бы змея умела говорить человеческим голосом, — подумал Качановский, — да ещё приложилась бы к бочке с мёдом, то её шипение вряд ли отличалось бы от речей адвоката»,

— Мы ценим ваши советы. — Подполковник сделал вид, что не заметил издёвки в словах юриста. — Поэтому и сейчас, учитывая ваши пожелания, направили необходимые материалы в Краков, в местный институт судебной медицины, а также провели соответствующее обследование заключённого на предмет выяснения его возраста. И уже получили результаты этих экспертиз. Считаю своим долгом познакомить вас с ними, пан меценас.

Мечо улыбнулся и стал похож на человека, которому дантист собирается удалить больной зуб.

— Безмерно благодарен, дорогой пан подполковник, за то, что вы меня не забываете.

— Не стоит благодарности, Мы обязаны помогать друг другу. Вот здесь, пан меценас, — Качановский выдвинул ящик письменного стола, — находится заключение экспертизы, полученное из Кракова. В нём говорится, что личность, изображённая на фотографии, и ваш мнимый Станислав Врублевский — одно и то же лицо. Ошибка исключена. Если защита пожелает проводить за свой счёт дальнейшие экспертизы, я ничего не имею против.

Адвокат не проявил ни малейшего желания взглянуть на краковское заключение.

— У меня есть ещё один документ, — продолжал подполковник. — Это результаты обследования задержанного с целью выяснения его возраста. Эксперты установили, что он родился приблизительно в 1920 году, причём допустимая погрешность составляет плюс-минус три года. Поскольку нам известно, что Баумфогель родился в 1917 году, данные экспертизы не противоречат этой цифре.

Они не противоречат и тому, что Врублевский появился на свет шестью годами позже, — спокойно заметил Рушиньский.

— А что вы скажете о фотографии? — насмешливо спросил Качановский.

— Всё дело в том, что здесь мы столкнулись с абсолютным двойником. Редчайший случай, которым должны заинтересоваться учёные всего мира. Опровергается теория, согласно которой на земле нет людей с одинаковым строением черепа и абсолютно похожими чертами лица.

— Очень интересная мысль, пан меценас. Чувствуется, что сегодня у вас великолепное настроение. Только ведь ни один суд не поверит в такие байки.

— Это уж ваша обязанность представить доказательства того, что в природе такие явления невозможны.

— Это подтвердит любой врач и любой криминолог. Да, чуть не забыл сказать вам, что я ездил в Брадомск.

— Я знаю об этом, — небрежно произнёс адвокат. — Вас даже видели там в обществе довольно миловидной… впрочем, это к делу не относится.

Качановский слегка порозовел. Удар адвоката пришёлся в цель. Оставалось лишь гадать, каким образом этому вездесущему ловкачу удалось пронюхать о его невинном флирте в Брадомске.

— Я привёз оттуда запротоколированные показания пятидесяти трёх свидетелей — жертв преследований Баумфогеля, а также показания тех граждан, семьи которых были по его приказу уничтожены.

— И конечно, все эти свидетели обладают такой феноменальной памятью, что моментально узнали Баумфогеля на предъявленной им фотографии.

— Вы угадали, так оно и случилось.

— Вам, видимо, невдомёк, что сначала свидетели познакомились с этим снимком в газетах, из которых узнали, кто на нём изображён. Позвольте поздравить вас, пан подполковник, с новым блестящим успехом следствия.

— Какой, скажите, им смысл лгать?

— Я далёк от того, чтобы обвинять их в сознательном лжесвидетельстве. Я лишь утверждаю, что опубликованная фотография и воспоминания о пережитых страданиях вызвали у людей совершенно определённый настрой.

— В ближайшее время мы повезём Баумфогеля в Брадомск и дадим свидетелям возможность встретиться с ним. Если вы захотите составить нам компанию в этой поездке, милости просим,

— Большое спасибо. Ваша затея — пустая трата времени. Очные ставки ничего не прояснят. Что касается пятидесяти трёх протоколов, то я прошу показать их моему стажёру. Не сомневаюсь, ему будет очень полезно поучиться тому, как осторожно надо подходить к оценке работы некоторых органов милиции. Позвольте ещё раз сердечно поблагодарить за приглашение и содержательную беседу.

Приятели любезно улыбнулись друг другу и расстались. Вот так же, соблюдая правила хорошего тона, разбежались бы, наверное, в разные стороны кошка с собакой, если бы у этих животных были приняты в обиходе нормы человеческого общения.

— Каков стервец! Так и норовит отправить меня раньше времени на тот свет, — чертыхался подполковник, глотая таблетку элениума.

— Снова придётся принимать успокоительное, — ворчал себе под нос Рушиньский, спускаясь с третьего этажа комендатуры милиции.

Защита проигрывает первый раунд схватки

Прошло несколько месяцев, в течение которых прокуратура и милиция продолжали свою кропотливую работу. Уточнялись детали показаний свидетелей, продолжались допросы Врублевского-Баумфогеля, накапливались доказательства виновности или невиновности подозреваемого. Сам же он на каждом допросе по-прежнему упорно твердил, что он родом из деревни Бжезница, что никогда не служил в гестапо и Тем более не возглавлял эту преступную организацию в Брадомске в годы гитлеровской оккупации.

Прокуратура и милиция добросовестно пытались проверить достоверность показаний подозреваемого. Но удалось лишь узнать, что он действительно сражался в нескольких партизанских отрядах, в том числе в отряде АК под командованием поручика Рысь в Люблинском воеводстве. Установили также, что подозреваемый действительно вступил добровольцем в Войско Польское под. именем Станислава Врублевского и прошёл боевой путь от Люблина до Камня Поморского, где был тяжело ранен, а после выздоровления— уже в послевоенный период — демобилизовался. За время прохождения службы в армии мнимый Врублевский дважды награждался медалью «Крест Храбрых», а также удостоен одной из высших наград Польши— серебряного креста ордена «Виртути Милитари».

В то же время не удалось, несмотря на усиленные розыски как в Польше, так и на территории Белорусской Советской Социалистической Республики, найти хотя бы одного свидетеля, который бы вспомнил молодого паренька из деревни Бжезница, пробиравшегося в Люблинское воеводство и по пути останавливавшегося на длительный постой в польских и белорусских деревнях. Фамилии, которые называл в своих показаниях мнимый Врублевский, или вообще не значились в списках жителей этих деревень, или же принадлежали давно умершим людям. Другие жители подтвердили, что деревни захлестнул тогда огромный человеческий поток. Это были беглецы из лагерей для военнопленных, лица еврейской национальности, партизаны из разных, нередко разгромленных формирований и вообще многие из тех, кто вынужден был во время оккупации скрываться от гитлеровских палачей. Но никто не мог вспомнить, был ли в этом людском потоке человек, называющий себя сейчас Станиславом Врублевским. Люди внимательно рассматривали снимок— копию с фотографии, найденной в Главной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний в Польше (пересняли только голову Баумфогеля, к которой художник подрисовал вместо эсэсовской фуражки лоб и шевелюру), и, беспомощно разводя руками, чаще всего говорили: «Да разве всех упомнишь, столько воды утекло с тех пор. Тогда пришлось встречать и провожать много народу».