— Пусть духи укажут вам правильный путь! — улыбнулся над друг Ю Шэн-Ли, а министр разрешающе махнул рукой.

Едва мы вышли за дверь, как я набросилась на Дитера:

— Ну как ты не понимаешь?! Это же такой шанс!

— Какой? — холодно возразил генерал, буравя меня колким взглядом. — Шанс снова стать марионеткой в чужих руках? Я наелся этим за долгие годы, поверь.

— Знаю, мой хороший! Знаю! — жарко заговорила я, прижимаясь к нему всем телом. — Я боюсь за тебя, страшно боюсь! И не хочу тебя потерять снова!

— И я не хочу, моя пичужка, — Дитер обнял меня в ответ и поцеловал в макушку. — Ну что ты вся дрожишь, милая? Моя сила теперь в моих руках, меня не напугать простым зеркалом, и я всегда буду рядом с тобой, буду защищать тебя, и только ради тебя хочу остаться в нашей резиденции… Разве ты не хочешь того же?

— Хочу! — прошептала я, обвивая его шею и заглядывая в глаза. Его зрачки дрожали как темные озера, в глубине которых то тут, то там вспыхивали золотые огни. — Но еще больше я хочу знать, будет ли у нас ребенок…

Дитер вздохнул и замер, прижимая меня к груди. Его сердце глухо билось в грудную клетку, брови хмурились, между ними то появлялась, то исчезала глубокая складка.

— Я не доверяю оракулам и магам, — наконец, произнес Дитер, тщательно подбирая слова. — С тех пор, как мой отец герцог Мейердорфский отравил мою мать магическим зельем и обрек меня на пожизненные муки, я совершенно не желаю связываться с магией.

— Оракул основательница монастыря, — возразила я. — И разве ты сам не отправил прошение монахам-отшельникам на священное горное плато Ленг?

— Отправил, милая, — вздохнул Дитер. — Но не думал, что ответ придет так скоро…

— Видишь, это знак! — возликовала я, уже чувствуя, что понемногу пробиваю защитный панцирь генерала. — Если гора не идет к супругам Мейердорфским, то супруги Мейердорфские сами идут к горе!

— Не споткнуться бы по дороге, — проворчал Дитер и поцеловал меня в висок.

— Пока ты рядом, мне ничего не страшно, — ответила я и поймала своими губами его теплые губы. Дыхание Дитера пахло чайной свежестью, тепло разливалось между нами, и я снова растворялась в его сильных руках, в его поцелуе, в его ауре, дурманящей и немного опасной.

— Я генерал и привык побеждать на поле брани, — прошептал Дитер, лаская мой живот. — Но всегда проигрываю на поле любви, и всегда готов сдаться в плен красивой женщине.

— Любой женщине? — протянула я, на миг отрываясь от поцелуя и глядя в глаза василиска как в открытый огонь. — Однако, какой вы ловелас!

— Увы, женатый ловелас! — засмеялся Дитер.

— Жалеете? — вскинула я брови, запуская ладонь под его френч и поглаживая мускулы.

— Весьма.

— О чем же?

— Что не могу сделать свою жену счастливой, — ответил Дитер и снова привлек меня к себе. Я замерла, уткнув лицо в его грудь, вдыхая родной запах и тая от накатившей нежности.

— Ты обязательно сделаешь, Дитер, — прошептала я. — У нас все будет хорошо, я узнавала.

— Верю, пичужка, — ответил он. — Ведь ты моя Звездная Роза, упавшая с неба. А небожителям всегда виднее, как лучше устроить земные дела. — Поцеловав меня, Дитер игриво хлопнул по мягкому месту. — Теперь беги собираться. Завтра мы отправимся в альтарскую столицу.

2. Оракул

Утром меня разбудил не нежный поцелуй в щеку, а звук охотничьего рога, протрубившего едва ли не над самым ухом. Я вскочила, в испуге озираясь по сторонам, но увидела только довольно ухмыляющегося Дитера с рогом в руках.

— Ты! — возмущенно вскрикнула я. — Я могла умереть от испуга!

— Подумаешь, обычная армейская побудка, — пожал плечами Дитер.

— Ах, обычная! Так получи! — я запустила в него подушкой.

Дитер подушку поймал и прижал к носу.

— Мм… люблю запах теплой и сонной птички. Она так изящно машет крылышками, когда пугается!

— А еще я изящно машу сапогами сорок второго размера! — в тон ему ответила я и подхватила стоящий у кровати генеральский сапог. — Чей туфля? Твое? Готовься, сейчас будут пули свистеть над головой!

Дитер выставил подушку как щит и принял пафосную позу.

— Фессалийские драконы не сдаются!

— Русские и подавно! — я швырнула сапог, Дитер уклонился и с рычанием бросился ко мне. Я пискнула, ныряя в облако перин и подушек. Дитер навалился сверху и просипел:

— Сдавайся, птичка!

— Ни за что! — сказала я и поцеловала его в губы.

— Вот как! — выдохнул он, глядя глаза в глаза. В его зрачках закрутились золотые спирали. — Запрещенный прием?

— Еще нет, Ваше Сиятельство, — улыбнулась я. — Но сейчас будет…

Я скользнула рукой по его груди, оглаживая напряженные мускулы, чуть выпуклые нити шрамов, круговыми движениями обвела живот. Дитер выдохнул сквозь сжатые зубы и подтянул меня к себе. Его поцелуи обжигали кожу, ладони гладили живот и ноги, задирая подол ночной сорочки все выше и выше, пока не почувствовала, как моих бедер коснулась напряженная плоть.

— Вы… ненасытны, Ваше Сиятельство, — с придыханием произнесла я, дрожа от сладкой истомы. — Неужто мало ночи?

— Твой нектар… слишком дурманит разум… моя роза, — прошептал Дитер между поцелуями. — Его всегда мало…

Горячая ладонь скользнула между бедрами. Я застонала, откидываясь на подушки, и бесстыдно раздвинула колени. Тело горело, по венам пробегал ток, а может магия.

— Дитер! — прошептала я, выгибаясь ему навстречу.

Потом грохнула, открываясь, дверь.

— Ваше Сиятельство, карета подана! — во все горло прокричал Ганс.

Дитер зарычал, но не от страсти, а от ярости. Я залилась краской до корней волос, но не потому, что оказалась почти обнаженной перед ошарашенным взглядом адъютанта, а потому, что услышала отборную и виртуознейшую фессалийскую ругань из уст моего мужа, и единственными разборчивыми словами были:

— Куда прешь, болван? Не видишь, мы с супругой не одеты?!

Потом в несчастного Ганса полетел второй сапог, оставшиеся подушки и даже медный канделябр. Дверь захлопнулась снова, и уже потом послышалось приглушенное извинение:

— Простите, Ваше Сиятельство! И вы, Ваше Сиятельство! Но вы приказали подать карету к девяти утра! И вот я…

— Выполнил и свободен! — закричал Дитер и с неудовольствием глянул на часы. Я проследила за его взглядом и увидела, что минутная стрелка стоит аккурат на двенадцати.

— Опаздываем! — в один голос вскрикнули мы и подскочили с кровати.

Мы разлетелись по комнатам. Жюли уже ждала меня, нервно перебирая гардероб.

— Не смела тревожить вас, фрау! — зачастила она. — Ганс сказал, вы с супругом, поэтому…

— Поэтому нужно скорее собраться! — выпалила я и схватила первое попавшееся платье-ханфу красивого желтого оттенка. — К нему подойдет красный пояс, как думаешь, Жюли? И вон те прелестные туфли. А волосы мне заколи так…

Второпях, я принялась сама помогать Жюли укладывать волосы в прическу, на что девушка поджимала губы и ворчала:

— И откуда только понабрались замашек? Где это видано, чтобы госпожа сама одевалась и сама прически делала? Если так дело пойдет и дальше, то господа скоро сами обеды готовить будут и полы мыть. А на что же тогда горничные?

Она хихикнула и покачала головой, словно укоряя меня в излишней самостоятельности. Я уже почти была готова, когда в будуар заглянул Дитер.

— Ах! — вскрикнула Жюли. — Ваше Сиятельство, нельзя мужчине…

— А супругу можно, — отрезал он и повел пылающим взглядом туда-сюда. — Мэрион, ты готова?

— Почти! — с улыбкой повернулась я, но вместо ответной улыбки наткнулась на плотно сжатые губы.

— С ума сошла! — ничуть не стесняясь Жюли, произнес он. — Заявиться к альтарскому Императору в желтом ханфу? Он подумает, ты собралась узурпировать его трон.

— Что за чушь! — возмутилась я.

— Желтый — цвет солнца, поэтому и носить его можно только Золотоликому, — отрезал Дитер. — Переодевайся, у тебя десять минут.

Дверь хлопнула. Я показала язык и со вздохом развязала пояс.