Изменить стиль страницы

— Горазд твой хозяин, — усмехнулся Пожарский. — Как тебя звать?

— Вторашка.

— Никак, не люб тебе боярин?

Холоп ничего не ответил, поставил на поднос опорожненную посуду и удалился из горенки. Василий услышал, как звякнула щеколда двери.

«На запоре держит меня князь Масальский. Даже раненого боится, вражина! И кой прок ему у себя держать? Чего добивается?»

Смутно было в голове Василия Пожарского.

Миновало еще несколько дней. Князь уже спокойно поднимался с постели и передвигался по отведенной ему горенке.

— Благодари свою молодость и отменное здоровье, князь. Лекарь тебе больше не нужен.

— Спасибо тебе, господин лекарь. Ты можешь сказать князю Масальскому, что я хочу его видеть.

— Сказать можно, мой молодой друг, но я не могу ручаться за исход вашей просьбы. Прощай!

Василий пошел вслед за доктором, но дверь закрылась перед его носом. Тогда он успел отжать дверь здоровым плечом, но перед ним тотчас возник Петруха Солод с пистолем в руке.

— Осади, князь, иначе чрево продырявлю, хе.

Василий чертыхнулся и отступил в горенку. Подошел к открытому оконцу, глянул вниз. Прыгать не имело смысла, ибо горенка находилась на третьем ярусе хором. Все-то предусмотрел князь Масальский!

Сейчас бы веревку, подумалось пленнику. Но как и где ее достать? Жаль, что рядом нет Жака Маржарета. Он бы непременно что-то придумал… Маржарет! Любитель приключений. Не послать ли к нему холопа Вторашку? А вдруг согласится. Холоп, кажись, не слишком-то почитает князя Масальского. Надо с ним потолковать.

Но Вторашка кисло замотал головой.

— Не, князь. Мне никаких денег не надо. Башка-то дороже. Немецкая слобода далече. Изведает боярин — усмерть батогами забьет.

— Масальского страшишься?

— Нравом крут. За малейшую провинность — кнут да батоги.

— К другому хозяину переходи.

— Чудишь, князь. Куда уж холопу без отпускной грамоты? Разве что в бега на вольный Дон податься.

— А что, Вторашка? Многие бегут, ибо с Дону выдачи нет.

— Легко сказать, князь. И на Дону ныне богатеи голытьбу под себя подмяли. Нигде теперь правды не сыщешь.

— Спорить не буду, Вторашка. Правда дедовской стариной была жива, а ныне все взбаламутилось.

Василий хоть и разговаривал с Вторашкой, а в голове билась неотступная мысль: как выбраться из хором Масальского? Внезапно он вспомнил стольника Федора Михалкова, с коим поддерживал дружеские отношения. Разумеется, ни в какие авантюрные дела тот не вовлекался, жил спокойной урядливой жизнью, однако, один из немногих, имел свой взгляд на появление в русских пределах Самозванца.

— Сей беглый чернец, будь он семи пядей во лбу, худо кончит, ибо посягнул на царскую корону, коя никогда не была ему предназначена. Монарх должен быть от природного монаршего корня!

Федор Михалков даже палец вскинул над темно-русой головой. Их взгляды на чернеца Гришку Отрепьева оказались одинаковыми. Но как-то отнесется Федор к просьбе Василия, не сробеет ли?

Вторашка терпеливо ждал, пока невольник не отобедает, а тот вопросил:

— Слышь, Вторашка, ведаешь двор стольника Федора Михалкова? Он тут недалече от двора Масальского живет.

— Кажись, ведаю.

— Сбегал бы до него на чуток.

Вторашка тяжеленько вздохнул: не по нраву ему затеи пленника, одна поруха от них.

— Да ты не пугайся, друже. Дело-то пустяковое. И всего-то сказать Федору Михалкову, чтобы он дошел до брата моего Дмитрия Пожарского да известил его, где я обретаюсь. Выручай, друже, а я уж в долгу не останусь.

Поупрямился, поупрямился Вторашка и все же надумал сбегать до Михалковых.

Федор немало подивился рассказу холопа и поспешил к Дмитрию Пожарскому. Стольник, конечно же, ведал, что Лжецарь назначил на Москве своих правителей, но чтобы те, как злые ордынцы, начали хватать в полон столичных князей, — не укладывалось в голове. Кто сие учредил? Сам «царик», или новоиспеченные правители, дорвавшись до власти? Дмитрий Пожарский не оставит сие надругательство без внимания. И дело не только в родном брате. Пожарский слыл на Москве твердым и решительным человеком, он не побежал как другие князья и бояре лобзать ноги Расстриге, оставшись верным приверженцем законной власти.

Выслушав стольника Федора, Дмитрий Михайлович повел себя сдержанно, не зашелся от гнева, а неторопко прошелся по покоям, а затем произнес:

— Спасибо тебе, Федор Иванович. Я поразмыслю, что делать с произволом князя Масальского.

— А чего размышлять, князь? — вскинул темные кустистые брови молодой стольник. — Надо дворянство поднимать.

— И поднимем, коль того дело призовет. Не все же дворяне к Расстриге отшатнулись.

Угостив, как того требовал обычай, стольника и проводив его до самых ворот, Дмитрий Михайлович вернулся в покои, опустился в кресло, обитое червчатым сукном и углубился в думы. Младший брат Василий объявился с неожиданной стороны. Конечно же, Дмитрий Михайлович слышал о пропаже царевны, но чтоб ее выкрал из годуновских хором Василий, он и предположить не мог. Он чаял, что младший брат отлучился из Москвы по посольским делам, а посему был спокоен за Василия.

Сам же Дмитрий Михайлович два года пропадал на войне, сражаясь в спешно сколоченной рати Бориса Годунова с воинством Расстриги. Он и знать ничего не знал о любовных похождениях брата, да и мать ему о том ничего не поведала, ибо с наступлением весны, лишившись высокого чина «верховой боярыни», уехала в вотчинное село Мугреево. Тем лучше, а то бы всполошилась, затеяла поиски…

Дмитрий любил своего младшего брата за веселый нрав, за его неизменную задоринку в глазах, за его смекалку, проявленную в посольских делах (дьяк Афанасий Власьев как-то одобрительно отозвался), за отвагу. Не каждый молодой стольник сам напросится в дальнее морское путешествие, сопряженное с опасностью. Лихой братец! Не чересчур ли? Его последняя лихость граничит с безрассудством. Россия — не Европа, где сплошь и рядом случаются подобные происшествия с разного рода знатными особами королевских дворов. За великосветских дам сражаются на шпагах короли и принцы, герцоги, графы и бароны, проливают кровь и развязывают целые войны. На Руси же совсем другой уклад жизни: урядливый и дремотный, царевны во все времена и веки живут затворнической жизнью, строго блюдя старозаветные обычаи. И вдруг братец Василий (вот чертенок!) посягнул на древний, устоявшийся уклад. Взял, да и выкрал царевну. И куда? Слуга, кой прибегал к Федору Михалкову, сказывал, что Василия и царевну захватили послужильцы Масальского на дальнем лесном починке. И не просто захватили, а боем брали. Василий зарубил одного из княжьих холопов, но и сам едва Богу душу не отдал. Ныне сидит невольником в хоромах князя Масальского — одного из правителей Москвы, назначенных Гришкой Отрепьевым.

Совсем недавно Дмитрий Пожарский находился в одной рати с Василием Рубцом Масальским. Подлым человеком оказался сей дворянин. Борис Годунов поручил ему отвезти казну в Путивль для царского войска, а тот, вкупе с дьяком Богданом Сутуповым, доставил деньги в стан Самозванца, оставив служилых людей без жалованья. Расстрига на радостях возвел незнатного дворянина в чин ближнего боярина, а дьяка Сутупова, занимавшего самое скромное место в московской приказной иерархии, сделал своим канцлером — главным дьяком и хранителем царской печати. Прославился свежеиспеченный боярин Масальский и другим «героическим» шагом: во время стремительно бегства Гришки Отрепьева из-под Севска, Масальский спас царя, отдав ему своего коня (сам же добил одного тяжелораненого дворянина, пересев на его лошадь), за что и был удостоен неслыханной чести, став одним из самых видных людей при Самозванце. Кто б мог подумать, что казнокрад Масальский станет одним из правителей Москвы?! Жестоких правителей, ибо по его личному приказу был убит только что возведенный на московское царство Федор Борисович и задушена вдовая царица Мария Григорьевна. Масальский из кожи вон лезет, дабы угодить Вору. Чу, царевну Ксению в наложницы Отрепьеву предназначает. Пакостник!.. Нелегко будет вызволить Василия из грязных рук сего мерзавца. Мирного разговора с Масальским не получится. Поднять дворянство, кое не отшатнулось к Вору, как того посоветовал стольник Федор Михалков? Кое-кто может и откликнуться: у Дмитрия Пожарского немало на Москве верных друзей, готовых оказать ему самое горячее содействие. Но и у Масальского предостаточно сторонников. На Москве может загулять новая замятня, прольется кровь. Как всегда под шумок всколыхнутся и разбойные ватаги, ждущие удобного случая для погрома дворянских и боярских дворов… Нет, такой путь неуместен…