На склон

из ассирийского района

Выносят гроб с водителем такси.

Сирены воют.

(Господи, спаси!)

И горестно поют и разъярённо.

Дощатый гроб

над склоном чуть креня,

Толпа выходит на тропу крутую.

Нажала на клаксоны шоферня,

Соратнику и другу салютуя.

Кренится над оврагом виадук,

Кренится ноша медленно и тяжко.

Вдову

враскачку

под руки ведут,

Вся в чёрном,

убивается,

бедняжка.

У каждого шофёра в голове

Простая мысль и явная забота:

Вполне возможно,

что моей вдове,

Как мы теперь,

поможет завтра кто-то.

Пусть обеднею.

Разорюсь пускай –

Зато сегодня разделю с вдовою

Всё, что имею.

...............................

О, не иссякай,

Остаточное братство цеховое.

Лежит мертвец,

тяжёл и недвижим,

В костюме полосатом, как в пижаме,

И лысые воробушки над ним,

И рыжий воздух выстроен стрижами.

* * *

На заснеженном вокзале,

Отправляясь в дальний путь,

У вагона мы стояли,

Снег стараясь отряхнуть.

Над перроном выла вьюга,

Снег валился вкривь и вкось,

Отряхнуть его друг с друга

Нам тогда не удалось.

Уезжали из метели,

Уходили от зимы,

Не прошло и полнедели –

Угодили в лето мы.

Дождь накрапывал в Батуми,

Было сыро и тепло.

Акробатом на батуде

Бакен прыгал тяжело.

С кошельковой сетью сейнер,

Как заржавленный утюг.

Всё похоже здесь на север,

А на самом деле – юг.

Отпустили нас тревоги,

Отступили холода,

Снег растаял по дороге,

Не осталось ни следа.

* * *

В жизни парка наметилась веха,

Та, которую век предрекал:

Ремонтируем комнату смеха,

Выпрямляем поверхность зеркал.

Нам ошибки вскрывать не впервые,

Мы, позорному смеху назло,

Зеркала выпрямляем кривые,

Ставим в рамы прямое стекло.

Пусть не слишком толпа веселится,

Перестанет бессмысленно ржать,-

Современников доблестных лица

Никому не дадим искажать!

Успех

Что мне сказать о вас...

О вас,

Два разных жизненных успеха?

Скажу, что первый –

Лишь аванс

В счёт будущего... Так... Утеха.

Что первый, призрачный, успех –

Дар молодости, дань обычья,-

Успех восторженный у всех

Без исключенья и различья.

Второй успех

Приходит в счёт

Всего, что сделано когда-то.

Зато уж если он придёт,

То навсегда – и дело свято.

Обидно только, что второй

Успех

Не на рассвете раннем

Приходит к людям,

А порой

С непоправимым опозданьем.

Баллада возраста

Вот и назвали наконец

Меня отцом. Вот и назвали...

Какой-то парень на вокзале:

- Подвинься,- говорит,- отец...

Кто я такой? Ни вождь, ни гений...

А вот признал во мне отца –

И сделал это от лица,

Как говорится, поколений.

Достанет ли ума и сил?..

Как говорится, всё по плану,-

И не обидно – сыном был,

Теперь отцом, как видно, стану.

Под Новый год заместо льгот,

Не в ублажение гордыне,

Я наречён отцом. Отныне

Особый возраст настаёт.

Я был помилован свинцом,

Но время милостей не знает,-

Признает или не признает,

Что я достоин быть отцом?

Под домом

Под домом

в катакомбах

водку пьют.

Там разговоры и ужимки грубы,

Там парового отопленья трубы

Дают тепло и создают уют.

Там

целый город

размещён в подвале:

Гаражи, мастерские и склады –

А значит, недалёко до беды,-

И так не раз пожарных вызывали.

Там, после перекуров и работ,

Сойдутся двое-трое у котельной –

И сразу же

идейно к ним примкнёт

Какой-нибудь философ самодельный.

По-быстрому бутылку принесут,

И начинают

разговор толковый,

И учиняют

жизни

трезвый суд,

Пока не постучится участковый.

За ним

всегда

влачится длинный хвост

Просителей и жалобщиков рьяных.

И участковый,

заступив на пост,

По долгу службы

пресекает пьяных.

Просители и жалобщики

Врут.

И, не скупясь на преувеличенья,

Обиды, нелады и огорченья

Спешат поведать в несколько минут.

А пьяные не ведают вины

И норовят спасти хотя бы пиво,-

Они бутылку прячут торопливо...

Беспечные

наследники

войны!

(- Что медлишь, участковый! Отчего

Не принимаешь мер? Какая сила

В твоё, солдат, проникла существо

И эту руку приостановила?)

Фонариком расталкивая тьму,

Он щурится,

бутылку разбивая.

Как вдруг начнёт мерещиться ему

Забытая ночёвка фронтовая...

Он смутно видит

угол тёмный свой,

Он думает бессвязно и сердито

О тесных нарах дружбы фронтовой,

О катакомбах фронтового быта.

Там,

рядом с Волгой,

страх переборов,

Он делит спирт надёжно и сурово

На трубах отопленья парового,

Перед началом уличных боёв.

Над домом

После праздника – затишье,

Но уже,

уже,

уже

Кто-то топает по крыше

На десятом этаже.

После праздничной бодяги

Встать до света – не пустяк.

Вкалывают работяги

На высоких скоростях.

Рождество отпировали –

Управдому исполать.

Хорошо в полуподвале

На фундаменте плясать.

А наутро, по авралу,

Снег бросать с домовых крыш.

После праздника, пожалуй,

На ногах не устоишь.

Крыша старая поката,

Не видна из-подо льда.

Гиря, ломик и лопата –

Все орудия труда.

Богу – богово, а кесарь

Всё равно своё возьмёт,-

И водопроводный слесарь

С крыши скалывает лёд.

Приволок из преисподней

Свой нехитрый реквизит.

После ночи новогодней

Водкой от него разит.

Он с похмелья брови супит,

Водосточную трубу

Гирей бьёт, лопатой лупит:

- Сдай с дороги, зашибу!

Снегом жажду утоляя,

Дышит-пышет в рукава

Молодая, удалая