Голосом поставленным и резким,
Яркой краской увеличив рот,
Перепутав польское с еврейским,
Голубые песенки поёт.
Крупная, по-женски обжитая
И вполне здоровая на вид,
О любви и нежности мечтая,
По ночам тоскует и не спит.
Вот и разрушается здоровье,
Неполадки в теле молодом,-
И струя ветхозаветной крови
Через сердце движется с трудом.
Для чего ей новых мод шедевры,
Синей тушью подведённый взгляд,
Если не выдерживают нервы
И почти без повода шалят.
Лишь одна осталась ей свобода –
Вспоминать свою былую прыть
И, не соблюдая перехода,
Медленно проспект переходить.
Милиционеры, не зевайте,
Поскорей свистки пускайте в ход,-
Переходит Баранаускайте
Улицу не там, где переход.
Красные чулки и чёрный шарф,
Сумочка из кожи крокодила,
Баранаускайте платит штраф,
А квиток к витрине прилепила.
Поплевала на него – и шлёп,
Так и припечатала квиточек,
Чтобы отучить, отвадить чтоб
Всех, до приставания охочих.
* * *
В руинах Рим, и над равниной
Клубится дым, как над котлом.
Две крови, слившись воедино,
Текут сквозь время напролом.
Два мятежа пируют в жилах,
Свободой упиваясь всласть,-
И никакая власть не в силах
Утихомирить эту страсть.
Какая в этом кровь повинна,
Какой из них предъявят счёт?
Из двух любая половина
Тебе покою не даёт.
Монолог художницы
Воду в ступе устав толочь,
Все теории сбуду оптом,-
Абстрагироваться невмочь,-
Верят женщины
только опытам.
Эмпирический метод прост:
Посадить натурщицу в угол,
Раздобыть бумагу и холст,
Масло, кисть, карандаш и уголь.
Опыт!
Верой в тебя живу.
Даже смерть осознать – и тут ты
Помогаешь мне, когда рву
Неудавшиеся этюды.
* * *
Подкова счастья! Что же ты, подкова!
Я разогнул тебя из удальства -
И вот теперь согнуть не в силах снова
Вернуть на счастье трудные права.
Как возвратить лицо твоё степное,
Угрюмых глаз неистовый разлёт,
И губы, пересохшие от зноя,
И всё, что жизнь обратно не вернёт?
Так я твержу девчонке непутёвой,
Которой всё на свете трын-трава,-
А сам стою с разогнутой подковой
И слушаю, как падают слова.
Объяснение в любви
...И обращается он к милой:
- Люби меня за то, что силой
И красотой не обделён.
Не обделён, не обездолен,
В поступках - твёрд, а в чувствах - волен,
За то, что молод, но умён.
Люби меня за то хотя бы,
За что убогих любят бабы,
Всем сердцем, вопреки уму,-
Люби меня за то хотя бы,
Что некрасивый я и слабый
И не пригодный ни к чему.
Иркутск
Оказывается,
плечо
От груза делается шире.
Оказывается,
ещё
В Москве – Сибирь, Москва – в Сибири.
О них была не просто весть...
Оказывается,
в Марине
Сибирь вместилась вся как есть,
От кротости и до гордыни.
Большак неровен. Гать из брёвен,
Тайга, глухая как Бетховен.
В Иркутск – через Иркутск Второй –
Через мосты над Ангарой.
А позади - Ангарск. Он спрятан
За хвойной завесью ветвей.
Сибирский город без церквей –
Богоотступник – Братску брат он.
Валун прибрежный, камень донный –
Иркутск – вразброс и наобум,
Над Ангарой нагромождённый,
Ну, и для рифмы – Аввакум.
Надёжно обжитой тремя
Столетьями кровосмешений,
Куражится Иркутск весенний,
Кривые улицы прямя.
Не зря меня сюда манило,
Притягивало и влекло:
Иркутск в холодное стекло
С твоим прищуром смотрит зло,-
Вот мы и встретились,
Марина...
Памяти ушедшей
Эта женщина жила,
Эта женщина была,
Среди сборища и ора
Потолкалась и ушла.
Как со сборища когда-то,
Озираясь виновато,
Ускользнула без следа,-
Так из жизни – навсегда.
В мнимо-видимый успех
Разодета и обута,
Так ушла она, как будто
Обмануть сумела всех.
* * *
Спокойно спал в больших домах в Москве,
Но вдалеке от зданий крупноблочных,
В Литве — была бессонница и две
Собаки для прогулок заполночных.
По Вильнюсу бродя то здесь, то там,
Два поводка натянутых ременных
Держал в руке — и вывески на стенах
Читал при малом свете по складам.
По Вильнюсу, примерно в тот же час,
Двух собачонок женщина водила.
Бессонницу свою заполнить тщась,
Со мной болтала искренне и мило.
Мы не знакомы с ней по существу,—
Но именно она, уверен в этом,
Навеки осветила мне Литву
Бессонниц наших двуединым светом.
* * *
Люди, люди мои! Между вами
Пообтёрся за сорок с лихвой
Телом всем, и душой, и словами,-
Так что стал не чужой вам, а свой.
Срок положенный отвоевавши,
Пел в неведенье на площадях,
На нелепые выходки ваши
Не прогневался в очередях.
Как вы топали по коридорам,
Как подслушивали под дверьми,
Представители мира, в котором
Людям быть не мешало б людьми.
Помню всех – и великих и сирых,-
Всеми вами доволен вполне.
Запах жареной рыбы в квартирах
Отвращенья не вызвал во мне.
Все моря перешёл.
И по суше
Набродился.
Дорогами сыт!
И теперь, вызывая удушье,
Комом в горле пространство стоит.
Расстоянье – не наша забота,-
Нам о времени думать пора.
От Иркутска до Братска полёта
Ангарою – часа полтора.
Перешли через море и сушу,
И загвоздка всего лишь в одном:
В том, что времени мало на душу
Населенья на шаре земном.
Богословы ударились в ересь,
А сильнейшие в мире умы
В математико-физику въелись,
Изучают поверхность Луны.
Человеческий разум порочен,
Биологией он пренебрёг.
Жизнь – блаженство, но краткое очень,-
Надо, люди, продлить этот срок.
Тесен жизненный срок и недолог
По сравненью с пространством Земли.
Опровергни Эйнштейна, биолог,
Время жизни раздвинь и продли!
Тбилиси. Цех