Джерри в отчаянии закрыл глаза ладонью.

Дети никогда не изменятся. Даже если вырастут во взрослых пони голубого цвета, «самых крутых и потрясных из всех».

Между тем, Стив беззвучно вздохнул с облегчением.

У Рэрити были воспоминания об Эквестрии.

Страшно было представить, каким ударом это стало бы для Свити, если бы родная сестра ее не узнала. Но соседи не поскупились на модель EQ, похоже, рассудив, что намного веселее будет поохотиться на дичь, привыкшую к мирной и счастливой жизни…

Киберпространство. Почтовая служба.

Входящее сообщение:

«Дорогие мистер и миссис Смит. Меня зовут Трикси Луламун. Я была на похоронах, но Вы, вероятно, не обратили на меня внимания, потому что я — синтет, синяя пони-единорог. Хочу, чтобы Вы знали. Я — бывшая невеста Питера. Мы любили друг друга так, как только это возможно между бьющимися в унисон сердцами, и собирались пожениться. Вы можете отнестись к этому так, как сочтете нужным, и я это приму. Я не смогу заменить Вам Питера. Но люди, являющиеся родителями того, кого я любила всей душой, не могут быть мне безразличны, и я хотела бы быть рядом в наступающих непростых временах.

С наилучшими пожеланиями, Беатрикс Луламун Смит».

Ответ:

«Приезжай к нам, дочка».

Лира Хартстрингс никогда бы не подумала, что в такое время ей придется гулять на свадьбе Флаттершай. Пони-тихони, при виде мужественных жеребцов терявшей волю, дар речи и способность двигаться.

Но их с Тандерлейном любовь, что расцвела из простой благодарности за спасение, сотворила с желтой пегасочкой чудо.

Гигаполис с его чрезвычайным положением, биржевым кризисом и скандалами в СМИ остался где-то там, за стеной раннего снегопада и бескрайних заснеженных равнин, в которые моментально превратились холмистые луга Зеленого сектора.

Почетная гостья, принцесса Селестия из клуба «Маяк», заканчивала торжественную речь, осенив расправленными крыльями счастливую пару:

— А теперь — обменяйтесь перьями!

На свет появились две продолговатые шкатулки. Подчиняясь магии принцессы, они одновременно распахнулись, являя взору два маховых пера: черное, как ночь, и нежно-желтое.

Тандерлейн с улыбкой поднял черное перо и ловко пристроил в волосах Флаттершай. Та, в свою очередь, воткнула желтое перышко прямо в свисающую сбоку косичку черного пегаса.

Брачный обычай, когда пегасы обменивались частичками себя, пришел из эквестрийских воспоминаний, и Лира искренне верила, что он осенен веками традиций.

И как бы там ни было в действительности, обмен маховыми перьями у пегасов символизировал вечный союз сердец, так же, как обмен роговыми кольцами у единорогов или браслетами у земнопони.

— …властью, данной мне солнцем и луной, — говорила Селестия слова эквестрийской свадебной церемонии, — я объявляю вас жеребцом и кобылой!

Тандерлейн, на морде которого заиграла улыбка чуть ли не впервые со времен его появления на ранчо, притянул к себе покрасневшую Флаттершай и решительно поцеловал в губы.

Писк пегасочки потонул в восторженных криках пони и людей, но Флаттершай быстро пришла в себя, и сама прильнула к мужу, обнимая его ногами и крыльями.

Когда все сумели совладать с чувствами, Лира поймала себя на том, что прижимается к теплому боку Бон-Бон.

Конфетная пони улыбалась и смотрела на мятную единорожку, и в огромных глазах читалось все, что та и сама чувствовала.

— Я все же советовала бы тебе остаться, — сказала она, — хотя бы на какое-то время. Виктору и Серафиме надо побыть вдвоем, Леденечик. Ты же знаешь. Особенные друзья… новобрачные. А квартирка у них небольшая. Да и собирались они куда-то вроде.

— Поверить не могу, что после всего я больше не нужна Виктору!

— Все не так. Вы по-прежнему друзья. Но особенные друзья — это, согласись, иногда требует… уединения.

Мятные ушки опустились, а на зеленой мордочке проявился румянец.

— Останься со мной ненадолго, Леденечик, — сказала Бон-Бон, потеревшись мордочкой о щеку Лиры, — Мне все это время так не хватало тебя, хотя я и сама об этом не догадывалась…

Лира прищурила глаза от удовольствия и нашла в себе силы только кивнуть. Ей не хотелось бросать Виктора одного, но Бон-Бон была права. Стивена не стеснит еще одна пони на ранчо, а у Виктора и Серафимы пони вечно будет путаться под ногами… хотя друзья наверняка будут отрицать этот факт.

Единорожка вновь перевела взгляд на пегасов.

Те вновь целовались под одобрительные крики всех присутствующих.

— Еще не все! — вдруг раздался писклявый голос Пинки Пай.

Все взгляды устремились на розовую пони в нарядном платье, напоминающим морскую форму.

Розовая пони, подпрыгнув чуть ли не до потолка, огласила обеденный зал преисполненным восторга воплем:

— ВЕЧЕРИНКА-А-А!!!

Зал взорвался восторгами, а покрасневшая Флаттершай, смущаясь, подцепила крылом букетик цветов и бросила в толпу.

Никто даже заметить не успел, как тот оказался в зубах у подпрыгнувшей Пинки Пай. Розовая пони, приглушенно хихикая прямо сквозь зажатую в зубах добычу, начала прыгать вокруг сперва обомлевшей, а в следующее мгновение жарко покрасневшей Рейнбоу Дэш…

Когда рубиновые глаза на мгновение встретились с голубыми, пегаска вдруг почувствовала, как в сердце разливается доброе тепло напополам с решительностью.

Рейнбоу Дэш Агилар протянула ногу и привлекла к себе неугомонную королеву вечеринок. Обняла и ткнулась мордочкой, вдохнув запах кондитерской и не обращая внимания на одобрительное улюлюканье вокруг.

Пора уже, наконец, было принять то, что изначально было лишь сочувствием и желанием помочь.

…Рейнбоу Дэш, идя по коридору огромной усадьбы (назвать это домом язык не поворачивался), не могла поверить, что этот человек, Стивен Агилар, помог ей и ничего не требует взамен.

Пленница, беглянка, пойманная с поличным оголодавшая воровка — совсем не та пони, которой захотелось бы помогать. И уж тем более, не та, которую хочется приютить, помыть, накормить, вылечить, подарить новенькую одежду и предоставить просторную комнату просто так, «пока не надумаешь уйти».

В памяти всплыли сбивчивые извинения, которые Стивен заставил произнести перед всеми пони на ранчо. Рейнбоу ожидала смеха, отчужденности, даже злых слов, но никак не нахлынувших обнимашек.

Изумленно вскинув голову, Рейнбоу тогда встретилась взглядом с таким знакомым взглядом голубых глаз. Но там, в глубине, вместо озорных смешинок остро блеснули два холодных огонька беспросветной тоски.

Видеть взгляд безумной Пинкамины на обрамленной кудряшками мордочке Пинки Пай было страшно и… неправильно.

Рейнбоу, подойдя к двери с рисунком в виде трех шариков, хотела уже решительно постучать, но створки уехали в сторону сами.

Темную комнату, заставленную в веселом «пинкипаевском» стиле, освещал лишь экран головизора, в котором сменялись какие-то пейзажи. Сразу вспомнилась древняя, тошнотворная история из фэндома, и по спине пробежал холодок, заставивший крылья рефлекторно дернуться в попытке непроизвольно раскрыться от страха.

Дэш нерешительно переступила порог и вдруг услышала, что с дивана посреди комнаты донесся сдавленный всхлип.

«Да любитесь вы все понем!» — подумала Рейнбоу и решительно подошла к дивану, где, свернувшись калачиком и отвернувшись от экрана, лежала Пинки Пай.

Из закрытых глаз спящей пони текли слезы. Внимание Рейнбоу вновь привлек шрам, пересекающий правый глаз, очевидно, восстановленный при лечении — историю появления розовой сладкоежки на ранчо пегаска уже знала.

Она села рядом. Ей прекрасно было известно, что сейчас она видит перед собой не подругу, а двойника озера Отражений, но кто в этом безумном мире поручится, где оригинал, где двойник? Кое-кто из пони вообще считал, что Эквестрии не существует, но Дэш отказывалась верить в подобную ерунду.

Крыло Рейнбоу накрыло розовую пони.

— Пинки, — тихо позвала Дэш, — смотри другой сон, слышишь?