Он вылез из машины, захлопнул дверцу кабины и ступил на тротуар. Но и двадцати метров не прошел. Когда он услышал сзади шорох, было уже поздно. Вместе с шорохом он ощутил сильнейший удар в спину. О мадонна, как больно! Он хотел повернуться, но двое незнакомцев сжали его с двух сторон и давай лупить. Лишь когда сверкнули лезвия, он понял, что это удары не кулаками, а ножами. И еще он успел понять, что защищается плохо, спина вдруг стала мягкой и теплой, он еле удерживался на ногах. Руками он прикрывался от все новых и новых ударов беспощадных, безмолвных убийц и странным образом не ощущал больше боли. Сплошные страшные удары ножей вонзались в его онемевшее тело.

Он опустился на тротуар. Нет, это был не тротуар, а мягкий матрац с темным, беспрестанно подрагивающим балдахином. Ковер-самолет в ночи… Какая темень, темень…

В самой дальней комнате отделения карабинеров Траинито занимался важной работой: держал над паром конверт, а в кастрюльке, в которой он обычно варил кофе, когда бар бывал закрыт, вовсю кипела вода.

— Смотри, как бы чернила не расплылись, — предупредил рядовой Сартори, зачарованно наблюдая за поистине чудодейственными манипуляциями старшего сержанта. Впервые ему, простому карабинеру, довелось так близко соприкоснуться с тайнами объединенных мафиозных банд Кампании и Неаполя.

— Да все на машинке напечатано! — рявкнул в ответ Траинито. Этот дурень Сартори временами доводил его до бешенства. Он просунул в проступившую щелочку острие ножичка и стал осторожно вскрывать конверт. Собственно, он поступил точно так же, как и прежде, когда вскрывал анонимное письмо, отправленное этому мафиозо Паломбелле и самим карабинерам. Имя отправителя письма оставалось для них загадкой.

Неаполитанские коллеги, предупрежденные телексом из Виченцы, моментально разыскали этого Спаламуорто, а тот представил алиби, подтвержденное двумя вполне уважаемыми людьми. Но Спаламуорто подвел счет из прачечной, найденный у него в кармане пиджака и врученный ему в Виченце услужливой гардеробщицей одного из тамошних отелей. Портье и служанка на этаже опознали клиента, время совпадало. После этого господа, подтвердившие алиби, заявили, будто они спутали дни, а сам Спаламуорто перед лицом очевидных фактов упрямо отрицал какую-либо причастность к убийству. Он клялся и божился, что ездил в Виченцу, чтобы встретиться с одной «синьорой», имя которой он не назовет, не желая ее компрометировать.

Ну, а о том, чтобы арестовать Антонио Вичепополо, по прозвищу Дядюшка Нтони или просто Дядюшка, и говорить не приходилось. Он об убитом слыхом не слыхал. Да и сами подумайте, может ли порядочный и здравомыслящий человек послать кого-то рыскать по всей Италии, чтобы потом убить незнакомца? Этого предполагаемого наемного убийцу он и в глаза-то не видал. А Спаламуорто в свою очередь, понятно, утверждал, что не имел чести ни познакомиться с синьором Вичепополо и даже имени его не знал.

— Все в порядке! — Траинито осторожно раскрыл конверт с вкусно пахнущей краской печатью «заказное» и двумя пальцами выудил крохотную вырезку из газеты. «Неаполь, 22 октября. Район Нуова-Вилла в Сан-Джованни-а-Тедуччо стал местом кровавой трагедии. На Чириако Фавеллу, молодого человека двадцати одного года, возле самой двери его дома напали незнакомцы и зверски убили его ударами ножей. Ведется расследование среди торговцев наркотиками, с которыми молодой человек, очевидно, был связан. Не исключено, что речь идет о сведении счетов».

— Черт возьми! — воскликнул Траинито, и, подняв голову, едва не уткнулся лбом в порозовевшее лицо стоявшего совсем рядом Сартори.

— Этот мафиозо пустился во все тяжкие… Молодой человек, ну этот Фавелла, приезжал аж сюда, в глушь, чтобы с ним повидаться, и что с беднягой потом случилось?! С ним свели счеты. Ей-богу, прежде чем связаться с этим типом, надо составить завещание.

— С каким же «этим»? — спросил с порога старший сержант Брандолин. Он стряхнул с мокрого плаща капли дождя и вошел в комнату, вытирая лицо платком.

— Его сиятельством доном Джузеппе Паломбеллой. Прочтите сами, старший сержант. Неплохой образчик послания с двойным смыслом.

Траинито протянул Брандолину вырезку из газеты и впился в шефа взглядом, чтобы не упустить малейшую его реакцию. Но тот, читая заметку, лишь слегка прикусил губу.

— Что значит «с двойным смыслом»?

Траинито вскинул брови — учись, мол, дурень, что можно извлечь из нескольких газетных строк анонимного письма. А еще не мешает дурню Сартори послушать, как умно и точно он расшифровывает это тайное послание.

— Либо это подтверждает, что приказ об убийстве выполнен, если Фавелла был врагом и дон Джузеппе приказал его убрать. Или же это грозное предупреждение, если Фавелла был другом дона Джузеппе, за что его и убили.

Не обращая внимания на стекавший за воротник ручеек пота, старший сержант надеялся отыскать в этих строчках непонятно что. Наконец он все свое внимание сосредоточил на конверте — по штемпелю видно, что письмо отправлено из Неаполя днем раньше, необычная резвость для почты, как правило пользующейся для своих нужд чуть ли не каретами. Но не сбылась надежда Траинито услышать мнение начальника о его умной и точной расшифровке письма. Тот лишь сказал:

— Надо все сообщить лейтенанту Лаццерелли в Виченцу. А ты, Сартори, сходи в муниципалитет и попроси сделать фотокопию. Хотя нет, две. И конверта тоже. Потом снова положишь письмо в конверт и отнесешь его на почту, пусть отправят адресату.

— Хотелось бы посмотреть на лицо этого Паломбеллы, когда он вскроет конверт, — заметил Траинито.

— А какое у такого лица должно быть при этом лицо? — отозвался Брандолин. Он нарочно прибег к игре слов, чтобы собраться с мыслями и выразить кратко всю свою досаду.

— Эти молодчики веками учатся сохранять на лице невозмутимость, чтобы ни о чем нельзя было догадаться. Если бы ты даже в тот миг тайком следил за ним, то ничего бы не заметил. Ведь эти мафиози не такие простаки, как мы с вами!

Барон подождал, пока вдова Косма, которая услужливо принесла заказное письмо, закроет за собой дверь, и стал его изучать. По темным, еле заметным пятнышкам на конверте он определил, что фараоны опять его вскрывали. Он процедил сквозь зубы свою нецензурную оценку действий цензоров, вскрыл конверт и вынул вырезку. Потом тщательно ощупал изнутри сам конверт.

Брандолин не ошибся. Любой, кто поглядел бы за Бароном, не заметил бы никаких внешних признаков волнения. Разве что дон Джузеппе стиснул зубы от ярости, нахлынувшей, словно могучая и разбившаяся о скалы волна.

Значит, от зорких глаз Дядюшки Нтони не ускользнуло «предательство» Чириако. Со своего гнусного парикмахерского кресла в глубине комнаты, заваленной картонками и ящиками, он тотчас повелел покарать виновного, и с редкой жестокостью, никак не соизмеримой с тяжестью проступка. Ну а цель была двоякой — наказать того, кто рядом, и напугать того, кто далеко. Какая подлость!

Он живо представил себе, как этот человечек усмехается, отправляя заказное письмо с вестью, что нетрудная загадка с анонимным письмом из Виченцы разгадана.

Зря он «подкинул» Дядюшку Нтони карабинерам, эта блоха кусается, и свирепо. Он тут же нанес ответный удар тому, кто находился поблизости, хоть Чириако почти ни в чем не был виноват. В сущности, он лишь открыл человеку, которого уважал, что труп, ему подброшенный, не что иное, как одна из злобных и гнусных шуток этого подонка Нтони, любящего позабавиться.

Но до чего же быстро отреагировали карабинеры! Если б они не действовали столь поспешно, Дядюшка Нтони никак не увязал бы анонимное письмо с приходом Чириако. И тогда этот совсем еще юнец избежал бы преждевременной насильственной смерти. Во всяком случае, раз Антонио Вичепополо смог после ареста Спаламуорто организовать убийство Чириако и отправку письма с этой вестью, значит, он вышел сухим из воды, заключил про себя Барон, весь кипя гневом. «Клянусь богом, пока я, Джузеппе Паломбелла, жив, я не успокоюсь, покуда не упеку вонючего убийцу в тюрягу!» Повторив это несколько раз, он наконец успокоился.