— Целую руки господину Мержи, — произнес человек с зеленым шарфом. — Узнаете ли вашего покорного слугу, Томаса Морвеля?

Капитан еще не знал о новом злодеянии Морвеля, он знал только о совершенном Морвелем убийстве храброго Муи. Он ответил очень сухо:

— Никакого Морвеля я совершенно не знаю. Я предполагаю, что вы пожаловали для того, чтобы сообщить нам, зачем мы, в конце концов, находимся здесь.

— Дело идет, милостивый государь, о спасении нашего доброго короля и святой нашей веры от угрожающей им опасности.

— В чем же опасность? — презрительно спросил Жорж.

— Гугеноты в заговоре против короля. Их преступное сообщество открыто вовремя, благодарение богу! И все верные христиане должны ночью соединиться, чтобы истребить их во сне.

— Яко мадианитяне с силою гедеоновою, — подхватил человек в черной рясе.

— Что я слышу? — воскликнул Мержи, вздрогнув от ужаса.

— Горожане вооружены, — продолжал Морвель. — Французская гвардия и три тысячи швейцарцев сейчас в столице. С нами свыше шестидесяти тысяч человек. В одиннадцать часов по данному сигналу начнется работа.

— Проклятый головорез, что за гнусную клевету ты сюда приносишь? Король не приказывает убивать… самое большее, он за это платит.

С этими словами Жорж вспомнил о странном разговоре, который он имел с королем несколько дней перед тем.

— Не заноситесь, господин капитан. Если бы я не был поглощен заботой об исполнении королевских поручений, я сумел бы ответить на ваши оскорбления. Слушайте меня! Я явился от имени его величества требовать, чтобы вы и ваш отряд последовали за мной. Нам поручен Сент-Антуанский район и прилегающие к нему кварталы. Я привез вам список лиц, подлежащих истреблению. Преподобный отец Мальбуш даст напутствие вашим солдатам и произведет раздачу белых крестов, какие будут у всех католиков, дабы в темноте верные не были приняты за еретиков.

— Вы думаете, что я дам согласие на резню, истребляющую сонных людей?

— Католик ли вы? Признаете ли вы королем Карла IX? Известна ли вам подпись маршала Ретца, которому вы обязаны повиноваться? — и он вручил ему грамоту, висевшую у него на поясе.

Мержи подозвал конника, и при свете факела из соломы, зажженного пищальным пальником, прочел формальный приказ, предписывающий именем короля ему, капитану Мержи, оказать вооруженную помощь французской гвардии и отдать себя в распоряжение господина Морвеля для дела, которое вышеназванный Морвель ему объяснит. К этому приказу приложен был список имен с таким заголовком: «Список еретиков, подлежащих умерщвлению в Сент-Антуанском квартале». При свете горящего факела в руках конника все всадники увидели, какое впечатление этот приказ произвел на их начальника, не знавшего о приказе раньше.

— Никогда мои кавалеристы не согласятся стать простыми убийцами, — произнес Жорж, швыряя приказ в лицо Морвеля.

— Речь идет не об убийстве, — холодно заметил священник, — речь идет об еретиках и о справедливом воздаянии им за зло.

— Молодцы! — крикнул Морвель, громко обращаясь к солдатам. — Гугеноты хотят убить короля и истребить католиков, это надо предупредить нынче же ночью; покуда они спят, мы всех их перебьем. А король отдает их дома вам на разграбление.

Крики дикой радости пробежали по рядам: «Да здравствует король! Смерть гугенотам!»

— Молчать, по рядам! — скомандовал капитан громовым голосом. — Я один даю приказы моим солдатам. Солдаты, что говорит этот подлец! Может ли это быть правдой? Даже если бы король отдал такой приказ, разве моя конница согласится убивать беззащитных людей?

Солдаты молчали.

— Да здравствует король! Смерть гугенотам! — кричали Морвель и его спутник разом. Солдаты присоединили свой крик: «Да здравствует король! Смерть гугенотам!»

— Ну, капитан, будете ли вы повиноваться? — спросил Морвель.

— Я больше не капитан, — воскликнул Жорж и сорвал офицерский знак и шарф офицерского достоинства.

— Схватить изменника! — закричал Морвель, обнажая шпагу. — Убейте бунтовщика, не повинующегося королю!

Но тут ни один солдат не осмелился поднять руку на своего вождя. Жорж выбил шпагу из рук Морвеля, но вместо того, чтобы пронзить его своей, он ударил его в лицо эфесом с такой силой, что тот свалился наземь.

— Прощайте, подлецы, — сказал он своему отряду. — Я считал вас солдатами, а вы только убийцы.

Потом обернулся к корнету:

— Вот, Альфонс, прекрасный случай, если хотите стать капитаном. Примите командование эскадроном.

Говоря так, он дал шпоры лошади и вскачь понесся к центру столицы.

Корнет последовал за ним, но, сделав несколько шагов, замедлил аллюр, перевел лошадь в шаг, потом остановился, дал повод обратно и вернулся в отряд, без сомнения, рассудив, что совет капитана, хотя и дан сгоряча, все же хорош.

Морвель, еще ошеломленный полученным ударом, снова сел на лошадь, разражаясь проклятиями, а монах, поднимая распятие, наставлял солдат не щадить гугенотов и потопить ересь в волнах и потоках крови.

Солдаты на минуту задержались под влиянием упреков, брошенных капитаном, но, увидя, что они свободны от его присутствия, и предвкушая безнаказанный грабеж, взмахнули саблями над головами и дали присягу в точности исполнять предписания Морвеля.

Глава двадцать первая

ПОСЛЕДНЕЕ УСИЛИЕ

В тот же вечер, в обычный час, Мержи вышел из дому, закутавшись плащом, по цвету не отличавшимся от стен, в шляпе, опущенной на глаза, и с надлежащей осторожностью направился к дому графини. Едва он сделал несколько шагов, как встретил хирурга Амвросия Паре, с которым познакомился в дни, когда пользовался его заботами, будучи раненым. Паре, несомненно, шел из особняка Шатильона, и Мержи, поняв, что тот его уже узнал, справился о здоровье адмирала.

— Ему лучше, — ответил хирург. — Рана серьезная, но больной крепок. С божьей помощью он поправится. Надеюсь, что прописанная мною микстура будет для него целительна и он будет спать спокойно.

Какой-то человек из простонародья, проходя мимо, услышал, что речь идет об адмирале. Когда он отошел довольно далеко, настолько, что мог безнаказанно проявить дерзость, он закричал:

— Скоро настанет час, когда ваш чортов адмирал пропляшет монфоконскую сарабанду[60], — и бросился бежать со всех ног.

— Жалкая сволочь, — произнес Мержи. — Жалею, что наш адмирал вынужден жить в городе, где у него столько врагов.

— К счастью, его особняк хорошо охраняется, — ответил врач. — Когда я его оставил, все лестницы кишмя кишели солдатами с тлеющими пальниками в руках. Ах, господин Мержи, население столицы нас не любит. Но поздно, мне пора в Лувр.

Они расстались, пожелав друг другу доброй ночи, и Мержи пошел своей дорогой, предавшись розовым мечтам, которые быстро заставили его забыть и адмирала, и ненависть католиков. Однако, он не мог не заметить необычайного движения парижских улиц, обычно столь мало оживленных с наступлением ночи. То ему попадались навстречу грузчики, тащившие на плечах тяжести странной формы, казавшиеся в темноте связками пик, то это были взводы солдат, проходивших безмолвно с оружием на изготовку, с горящими пальниками; кое-где поспешно распахивались окна, на мгновение показывалась какая-то фигура с фонарем и исчезала мгновенно.

— Эй! — крикнул он кому-то из грузчиков. — Добрый человек, что несешь в такой поздний час?

— Игрушки во дворец на нынешнюю ночь, любезный дворянин!

— Любезный, — обратился Мержи к сержанту, шедшему во главе патруля, — куда вы идете в таком вооружении?

— Идем во дворец поиграть нынешней ночью, любезный дворянин!