В ЧЕТЫРЕ ПОУТРУ{58}
(Бокхэмптон)
Июньским днем с зарей встаю:
Сияньем полнится она;
Волшебная голубизна
Вокруг: и то ли я в Раю
В четыре поутру,
То ль в окружении Плеяд,
Изменчиво струящих свет
(Хоть днем и мнится, что предмет
Таит ухмылки злобной яд,
В четыре поутру
Мне хорошо.)… Я здесь, в лугах,
Совсем один. Но что за свист
Я слышу? Ловок, сноровист,
Ужель косарь давно в трудах
В четыре поутру?..
И нега прочь… Я раздражен:
За что же плеткою нужды
Гоним, суровые труды
Вершит безропотнейше он
В четыре поутру!
НА ЭСПЛАНАДЕ
(Разгар лета, 10 часов вечера)
Огромная и ясная луна
Над ширью моря.
Внизу — дорожка лунная видна
В морском просторе,
По ней бегут, вдали теряясь вскоре,
Мерцанья света,
Как лепестки цветов. Дрожит волна…
Все просто и все тайною одето.
Укрылся горизонт за мрак ночной.
Из-за моей спины
Огни залива, выгнувшись дугой
В две стороны,
До самой дамбы аж устремлены
Жемчужной нитью.
Их отраженья тают под водой…
Все просто и все ждет еще открытья…
За створкой растворенного окна
В какой-то миг
Вдруг девушка запела, и струна…
И лунный блик
Скользнул по судну, вот к нему приник
Звук арфы сладкий.
И тут очнулся я: мне неслышна,
Моя Судьба вдруг подошла украдкой!
В ТОТ ЧАС БЫЛ СТРАНЕН ЛИК ЗЕМЛИ
(Фантазия)
В тот час был странен лик Земли.
Восстало алое свеченье,
И некий Голос рек из мглы:
«Грядет Великое Прозренье!
Я насылал кромешный мрак
И прятал вашу жизнь во тьму.
Но мне постыл ваш мертвый зрак,
И я дарую свет ему.
Не ведал бедный род людской
От сотворенья первых дней
Земли и неба смысл и строй,
Но днесь — завесу прочь с очей!
И воссияет огнь в ночи!
И вечный сумрак Заблужденья
Разгонят Истины лучи
Грядет Великое Прозренье!»
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ПРИ ВОСХОДЕ СОЛНЦА
(Близ Догбэри Гейт, 1867)
Холмы со своих вершин,
Средь пастбищ, лесов и лощин
Разглядывают в тумане,
На месте ли их основанье.
Так тот, кого вдруг разбудили, спросонья спешит убедиться,
Что мир этот за ночь не слишком успел измениться.
Со скрипом натужным на склон
Ползет из тумана фургон.
Навстречу с вершины холма
Промчался наездник в туман,
Тем временем к дружному пенью синиц, воробьев и скворцов
Старался подладиться хор петухов и коров.
Чуть выше с корзиной и флягой
Шел путник. Сойдясь с колымагой,
Он встал — ноша тяжкой была.
«Ну, — возчик спросил, — как дела?»
«На этот раз мальчик — ты ж видел, как доктор спускался от нас.
Решили назвать его Джеком. Жене уже лучше сейчас.
А ты чем сегодня гружен?»
И путник кивнул на фургон.
«Да вот, старику Джону Тинну
Везу, помолясь, домовину».
«Так, значит, он умер? А был ведь такого сложенья и роста!»
«Он застал еще взятье Бастилии. Ему было почти девяносто».
НОЧНАЯ БУРЯ В СЕРЕДИНЕ ОСЕНИ
Я слышу, как безумствуют ветра
Во мгле ночной — в бездонной яме
От их дыханья ворохами
Слетают листья, словно мишура;
Стволы кренятся, и трещит кора,
И лопается почва над корнями.
Волной бурлящей вздыбился ручей,
Переполняются овраги,
На берег выползают раки,
И тянет в новые места угрей…
Скрипят засовы ставен и дверей,
И ведьмы с воем носятся во мраке.
НЕБОЛЬШОЙ СНЕГОПАД ПОСЛЕ ЗАМОРОЗКОВ
Проселок пуст… Но вот и человек,
Он не спеша проходит мимо,
А голова бела: что это — снег?
Или преклонный век?
Издалека — неразличимо.
Мороз идет на спад,
И паутинки за окном висят
Все в инее — гирлянды белой пряжи!
Мы их не замечали даже
Какой-то час назад.
А вон еще прохожий,
Шаги за изгородью не слышны;
Его пальто и шляпа зелены,
Пылает борода, нос красен тоже,
И ярок он средь белизны,
На падуб в зимних ягодах похожий.
Снег падает бесшумно и светло,
Его лебяжьи перья
Проселок черный скрыли — так бело!
Смотрю и не пойму теперь я:
Когда же это все произошло?
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ЛЕСНОМ КРАЮ{59}
(Картинки старины)