Мне и некоторым другим матросам участвовать в самом прорыве блокады не пришлось. Как-то вызвали к командиру и направили на медицинскую комиссию. Врачи проверяли тщательно: слушали, щупали, заставляли подолгу прыгать, а потом опять слушали. Очень внимательно осматривали рот - их интересовали зубы, которые у многих из нас или расшатались, или выпали вовсе. У меня они сохранились полностью, и это решило мою дальнейшую судьбу. Вскоре я был в Ленинграде в специальном разведывательном отряде или, как его еще называли,- роте особого назначения.

В отряде многие участники совместных операций завидовали мне - говорили, что у меня крепкие нервы. На самом деле было далеко не так. Я всегда сильно волновался, всегда было очень трудно и только ценой огромных усилий удавалось держать себя в руках.

Но однажды нервы мои не выдержали. Произошло это при нелепых обстоятельствах, но уж раз совесть человека в чем-то нечиста, ему очень трудно жить на свете. И чтоб хоть как-то оправдать себя и предостеречь других, с кем может случиться подобное в будущем, я и начал этот длинный рассказ не столько о людях, сколько о себе.

Мы ехали на полуторке по Выборгскому шоссе на передовую, чтобы, двигаясь вместе с нашими наступающими частями, собирать документы, которые могут интересовать морскую разведку.

В кабине сидел Батя. Он только что перенес тяжелое ранение и был еще не совсем здоров. Из окна кабины Батя увидел участок зацветающего картофеля и остановил машину:

- Хлопцы! Накопайте картошки. Смерть хочется…

Не прошло и пятнадцати минут, как полплантации было взрыто прямо руками, а набрали мы неполное ведро пупсиков. Из домика, что стоял несколько в стороне, выбежали армейский старшина и двое солдат.

Картошку мы захватили - и к машине. Но уехать не удалось. Старшина с солдатами встали на дороге и направили на нас автоматы. Батя не удержался.

- Вы что? Жить надоело? Прикажу моим, и от вас мокрое место останется.

- Отдайте картошку.

- Картошку? Ее ж финны садили.

- Мы заняли первые.

- А кто вы такие есть?

- Пограничники.

- Ну вот что, пограничники, убирайтесь с дороги подобру-поздорову. А картошку мы вам все равно не отдадим.

- Нам приказано доставить вас на заставу.

- Доставляйте. Только я сам не пойду. Видишь, раненый. Если хотите, несите меня.

В устах девятипудового человека это прозвучало смешно. Заулыбались не только мы, но и пограничники. Конфликт мог разрядиться, но от заставы подходил другой отряд человек в десять. Подошедших возглавлял капитан пограничной службы. Он спросил документы.

- Это можно,- протянул Батя красную книжечку, в которой значилось, что все рода войск обязаны содействовать ее обладателю.

Капитан заколебался, но не отступил:

- Отдайте картошку и можете быть свободными.

- А вы что, считаете нас арестованными? - вспылил Батя.- Да мы вас в потроха разнесем…

И пошел, и пошел. Перепалка длилась с полчаса, и никто не хотел уступать. О картошке давно забыли. Задета была воинская честь. Сивкин держал машину на педали. Несколько раз полуторка трогалась, но шофер вновь и вновь был вынужден выключить сцепление.

Наконец капитан уступил, и мы поехали. А Батя уже дошел до белого каления. Мы неслись на страшной скорости. Машину бросало из стороны в сторону, казалось, еще миг - и она разлетится вдребезги.

Остановил нас солдат красным флажком возле крутого поворота дороги.

- Дальше нельзя, передовая!

- Какая там еще передовая. Жми, Сивкин!

Метрах в двухстах шоссе упиралось в подобие стены- длинное крутое нагромождение из камней. Это был противоположный берег безымянной речушки. Там по ближнему к нам берегу шоссе поворачивало круто влево и шло на мост.

Метров сто мы пролетели, приближаясь к нагромождению камней.

Справа к шоссе спускался крутой склон, заросший соснами, слева на абсолютно голом месте до самого залива был один-единственный дачный домик. Впереди стояло несколько автомашин. Как только мы приблизились к ним, из каменной груды ударил финский снайпер. Он пробил лобовое стекло. Пуля прошла между головами Бати и Сивкина. А машина все еще шла.

Снайпер ударил в мотор, и только тогда полуторка встала. Мы попрыгали в левый кювет и спрятались за домик. Бате этого сделать не удалось. Когда он вылезал из кабины, снайпер угодил ему в правое бедро разрывную пулю. И вот тут он разъярился.

- Семенов, Удалов! Убить его, собаку! Живьем ко мне доставить!

Семенов рванулся через шоссе на ту сторону, в сосны. Снайпер выстрелил в него и каким-то чудом промахнулся. Я заколебался. Мне сделалось страшно. И хотя затея была совершенно бессмысленной - снайпер сидел в камнях надежно - на войне нельзя раздумывать. Увидев, что я топчусь на месте, Батя взревел:

- Ты что? - и выхватил пистолет. - Застрелю! - глаза его сверкали бешенством.

Я бросился за Семеновым. Снайпер опять промахнулся. Пуля прошла между ног, отбив чуть-чуть каблук и сверкнув по булыжнику.

До наступления темноты лежали мы с Семеновым на берегу речушки в кустах, выслеживая снайпера. Он больше не обнаруживал себя - стрелять ему было не по чему.

Когда мы вернулись, Бати не было. Его отправили в госпиталь с попутной машиной.

Через несколько дней я зашел к нему в палату, поздоровался. Он ответил не сразу, сказав:

- Я был о тебе лучшего мнения.

И отвернулся к стене.

КАЗУС

Финляндия - своеобразная страна. Так много здесь озер и островков на них. Береговая черта залива настолько изрезана, что иногда невозможно разобраться, где же ты находишься - не то на материке, не то на большом острове. Да и ландшафт на редкость однообразный: разросшиеся сосновые леса, огромные камни, отшлифованные ледниками, и серая вода, под стать небу, которое почти не бывает голубым и прозрачным.

Полей, в нашем русском понятии, почти не увидишь. Недаром у финнов и хлеба днем с огнем не сыщешь - какие-то сухие пресные лепешки вроде наших армейских галет, только ржаные.

Изрезанность береговой линии - большое преимущество в военное время. В шхерах можно спрятать что угодно и всегда сохранять за собой одно из величайших преимуществ- внезапность нападения. Финны этими особенностями местности пользовались мастерски.

А для разведки это было и удобно и доставляло немало хлопот. Фронт зачастую так петлял между островками и озерами, что мы, сами того не замечая, проникали в глубокий тыл врага, теряли ориентировку, не зная, где же, в конце концов, находятся финские части и где наши.

Интересовали нас в основном береговые укрепления, размещение надводных и подводных сил флота, который был у финнов достаточно мощным и мог в любую минуту нанести наступающим войскам серьезный урон.

Гордостью финского флота был броненосец береговой обороны «Вяйнемяйнен». Он имел небольшую осадку - был приспособлен к плаванию в шхерах, а на борту нес тяжелую дальнобойную артиллерию.

За «Вяйнемяйненом» упорно охотились наши надводные корабли и подводные лодки, его искала бомбардировочная авиация, но он оставался неуязвимым. Финны неожиданно выводили его в район боевых действий, он нещадно крушил наши москитные суденышки и, как только над ним самим нависала опасность, надежно прятался в шхерах.

Выследить, а потом уничтожить «Вяйнемяйнен» было мечтой всех разведчиков.

Нас троих -Володю Борисова, Сашу Синчакова и меня - привезли на небольшой прибрежный островок. Кроме тальника, красного вербника да крапивы пополам с пыреем в рост человека здесь больше ничего не было.

Неширокое водное пространство отделяло островок от другого такого же маленького островка, который считался занятым финнами. Над кустарниками там возвышалась бурая черепичная крыша, но людей мы нигде не заметили. Однако стоило нам только выйти из кустов и показаться на песчаной отмели, как с островка дали длинную очередь из автомата.