«При спуске с холма мы заметили углубление в снегу, которое, по уверению Тулуа, должно было служить логовищем медведя. Несколько клочков белой шерсти у входа подтверждали высказанное им предложение. Я залез в углубление, желая посмотреть, как выглядит логовище, в котором проводят зиму полярные медведи. Оказалось, что по своим размерам и устройству оно напоминало жилище иннуитов. Единственная разница, насколько я мог усмотреть, заключалась в том, что логовище было вырыто в глыбе снега, а иннуиты сооружали свое жилище на поверхности земли.

«Местность, по которой мы шли в этот день, ничем не отличалась от остальной части Земли короля Уильяма — каменистая почва, болота, небольшие пространства коричневого и зеленого мха, нежные цветочки пурпурного цвета, неожиданно выглядывающие из-под камней, под которыми как будто нет даже земли, необходимой для поддержания их непрочной жизни. Эти цветы появляются сейчас же, как только снег сходит с мха, и очень приятны для путешествующих в этой безотрадной стране.

«Мы покинули бухту Ирвинга 13 июля, поставив памятник над могилой умершего здесь лейтенанта. Мы оставили здесь также копию сообщения Мак-Клинтока — Крозье вместе с сообщением о результатах нашей экспедиции, зарыв их в 10 футах к северу от гурия и сделав об этом пометку на могильном камне. На обратном пути к мысу Франклина мы зарыли найденный в пути череп. Идя дальше, мы не находили больше костей, пока не достигли мыса Ле-Весконта. Мы видели вдоль берега, в различных точках места бывших стоянок как белых, так и местных жителей, а также один гурий, который был разобран, но оказался пустым. Расположившись для отдыха на холме, мы нашли там пустую могилу, а на расстоянии ¼ мили от нее — череп, очевидно унесенный туда дикими зверями. Единственными предметами, найденными нами в могиле, были большая бронзовая пряжка и пистон. Поблизости оказались следы лагеря эскимосов. Вообще, где бы мы ни находили могилы, рядом с ними неизменно оказывались следы пребывания местных жителей, подобно гиенам разыскивавшим и разрывавшим их.

«Отсюда мы двинулись к месту нашей первой остановки у бухты Эребуса. Дальше наш путь оказался необычайно трудным, и нам пришлось пережить здесь едва ли не самый неприятный день из всего путешествия. Нам нужно было пройти вглубь острова, чтобы разыскать место, где можно было переправиться вброд через широкую и глубокую реку, впадающую в бухту Эребуса. Пришлось долго итти по болотам, пока мы, наконец, не переправились на противоположный берег реки с большими трудностями, так как течение было очень быстрым, а вода доходила нам до пояса. Густой туман затемнял солнце и закрывал от нас бухты. Было невозможно найти правильное направление, и приходилось итти извилистым берегом, пока туман не рассеялся. К тому же мы не знали, где были сани, так как отправили их с Тулуа другим путем и, не подозревая, насколько трудной окажется дорога, уговорились встретиться гораздо дальше. Пришлось пройти большое расстояние пешком, пока, наконец, мы не услышали лая собак и не увидели в отдалении саней. В конце концов дувший весь день холодный ветер стих, туман рассеялся, и мы дали сигнал Тулуа приблизиться к нам.

«Мы очень обрадовались саням. Как ни мало комфорта они представляли, все же они заменяли нам дом, предоставляли приют и возможность отдыха в спальных мешках. Мы пообедали на этот раз позже полуночи и скоро забыли все наши невзгоды, уснув крепким сном.

«На следующий день буря возобновилась с прежней яростью, стоял густой туман, но так как у нас совершенно не было пищи, Тулуа отправился на охоту и вернулся вечером с богатой добычей: ему удалось застрелить трех оленей. Таким образом, около полуночи нам было приготовлено великолепное кушанье. Хотя и трудно было в нашем положении чувствовать себя эпикурейцами, все же мы с удовольствием заметили, что олень был чрезвычайно жирным и мясо очень вкусным. Олений жир необыкновенно приятен на вкус, его кладут в кушанья в сыром или жареном виде. Ребра жирных оленей считаются большим деликатесом. Внутренности оленя, смешанные с тюленьим жиром, напоминают на вид сливочное мороженое и заменяют эскимосам это лакомство.

«Когда мне впервые пришлось попробовать этот деликатес, я, к сожалению, видел способ его приготовления, и это отравило мне то удовольствие, которое я мог бы испытать, не будь этого. Кушанье готовила старая беззубая женщина, смешивавшая составные части его на блюде, грязнее которого я никогда еще не видел, и к тому же наполненном оленьими волосами. Впрочем, последних не было видно, когда кушанье было готово, так как они смешались с входившими в состав его травами и мхом. Старуха выдавливала сало, грызя куски тюленьего жира своими старыми деснами, и выплевывала его прямо на блюдо, а потом размешивала своими грязными пальцами, пока вся смесь не стала белой и не приобрела твердости деревенского сыра. Мне пришлось попробовать это кушанье, чтобы не обидеть своих хозяев, но не могу сказать, чтобы я ел его с особым удовольствием.

«На следующий день мы покинули место нашей стоянки до наступления прилива, опасаясь, что не будем в состоянии добраться до льда. Оани приходилось тащить с большими усилиями, и бедняге Тулуа досталась тяжелая работа, которую он безропотно выполнял, не выражая ничем своего неудовольствия. Я полагал, что он будет уговаривать нас по скорее закончить розыски, так как можно было опасаться, что лед скоро тронется. Однако он неизменно повторял нам, чтобы мы шли вперед и продолжали наше обследование до тех пор, пока это нам необходимо, выражая готовность и в дальнейшем управлять санной запряжкой и вообще делать все, что он будет в силах. Было очень приятно видеть такую преданность!

«Тулуа как нельзя лучше умел успокаивать и ободрять собак, на которых действовал самый тон его обращения. Бывали случаи, когда мы много раз тщетно пытались пройти какое-нибудь трудное место и уже считали его непроходимым, пока не слышали ободряющего возгласа Тулуа «уай-а-ву-ха-ху-а!», после чего он сам впрягался в запряжку. Это действовало на собак, и они протаскивали, наконец, сани через трудное место.

«Оказалось, что берег у южной стороны бухты Эребуса изрезан глубокими проливами, что сильно затрудняло наши поиски. Вдоль всего берега у проливов мы находили куски синей форменной морской одежды, которая, очевидно, была смыта приливом. Попадалось также значительное количество плавника. Однако наши сани были нагружены до отказа, и нагружать их больше было невозможно. У входа в одну из самых глубоких бухт мы нашли обломки корабельной шлюпки, разбросанные вдоль берега вместе с кусками железа, обрывками одежды и паруса, а также человеческими костями. Нам удалось собрать вместе части четырех скелетов и найти некоторое количество пуговиц, рыболовных крючков, медных и железных задвижек и заклепок, веревок от саней, свинца, пуль и патронов, обрывков одежды, разбитых аптечных бутылок, пороховниц, один железный фонарь и большое количество разных других предметов, составлявших снаряжение экспедиции.

«Мы приготовили кости для погребения, а найденные на берегу предметы сложили в кучу, чтобы отобрать из них все, что стоило и возможно было захватить с собой. Среди подобранного нами на берегу оказались нос и ахтер-штевень лодки, сохранившиеся в хорошем состоянии. Судя по их размерам, можно было заключить, что шлюпка была довольно большой. Мы провели здесь несколько часов, собирая найденные предметы при густом тумане и сильном северо-западном ветре, который дул из проливов Виктории и Мельвиля, заполненных тяжелым льдом.

«Покончив с этим, мы двинулись к югу, и в течение четырех часов ходили взад и вперед, поджидая сани, которые должны были быть доставлены по свежему льду, когда опадет прилив. Когда, наконец, Тулуа доставил сани, оказалось, что он был вынужден бросить печи и дрова, так как было невозможно тащить такие тяжелые сани при ненадежном состоянии льда. Только после четырех часов нам удалось лечь спать, причем наши одеяла и спальные мешки были совершенно мокрыми: не было никакой возможности уберечь их от воды, которая покрывала лед на всем пространстве.