Рисунками в юмористических журналах, иллюстрациями в книгах для больших и маленьких читателей Лада щедро сеет вокруг себя веселье и оптимизм. В основе этого лежат глубокие симпатии, которые автор пытает к человеку. Он понимает его горести и переживания, верит в то, что человек в самой своей основе добр и разумен. Но эти склонности не ограничили творческую сферу Иозефа Лады сценами веселья, идилии и благодушия. Правда, после классиков чешской живописи И. Манеса и М. Алеша это был в первую очередь он, кто воспел чистоту, невинность, чистосердечность и другие лучшие стороны человеческой души, нежное очарование девичества, силу «удалых молодцев», непосредственность детей и мудрость старости. Воспоминания об утраченном рае детства и сказок выливаются в его творчестве в мечту о строе, который будет пестовать и лелеять лишь подлинные и облагораживающие человека ценности. Но тому, что стоит на пути к претворению этой мечты, Лада не дает никакой пощады! Сотни политических рисунков художника показывают, сколь острую социальную критику могут передать его ощетинившиеся линии, с какой лаконичностью и безапелляционностью выносит он окончательный приговор ограниченности, надменности и людской злобе.

Итак, как уже было сказано, с Ярославом Гашеком Лада знакомится в 1907 году. И из большого числа своих друзей именно в его лице он находит самого верного, самого почитаемого друга, а на некоторое время и своего квартиранта, о котором Лада заботился с примерной старательностью. В «Хронике моей жизни» Иозеф Лада писал о первых впечатлениях от этой встречи: «Знакомство это меня обрадовало. Но видом Ярослава Гашека я, право, не был доволен. И это автор тех самых фельетонов? Я представлял себе, по меньшей мере, Вольтера или Викториена Сарду, а тут предо мной предстал молодой человек с лицом почти безо всякого выражения, чуть ли не ребяческим. Тщетно я высматривал в его кругленькой физиономии привычные черты сатириков: хищный нос, тонкие губы и лукавые глаза. Недоставало и сардонического смеха. Гашек скорее оставлял впечатление заурядного сынка из хорошей семьи, которого хорошо питают и который не любит забивать себе голову какими бы то ни было проблемами. Лицо почти женское, безусое и бесхитростное, открытый взгляд, все скорее напоминало наивного первоклассника, нежели гениального сатирика. Но так человек думал лишь до тех пор, пока Гашек не начинал говорить. Стоило ему что-нибудь сказать, хотя бы только подать реплику, она всегда оказывалась такой остроумной, оригинальной и меткой, что это немедленно выводило из заблуждения и каждый должен был сказать про себя: «Эге, парень, да ты не промах!»

В 1911 году Гашек написал три первых рассказа о бравом солдате Швейке, которые Лада, будучи редактором сатирического журнала «Карикатуры», напечатал в этом издании. Мы знаем, что Лада и Гашек были приятелями. Но, с другой стороны, известно нам также и то, что злорадство и по-мальчишески несентиментальные и не особо бесцеремонные шутки были всегда по нутру и Гашеку и Ладе… Третье продолжение своей серии Гашек одновременно отдал в другой, конкурирующий журнал. Владельцам «Карикатур» это не понравилось, и они — в отместку за нарушение издательских прав — заказали другому юмористу боевую кончину Швейка. Вот как случилось, что в ладовских «Карикатурах» появилось: Ярослав Гашек, «Конец бравого солдата Швейка». Совместная работа друзей над образом доброго вояки начинается лишь после войны, на которую Гашек отправился с 91-м пехотным полком, где познакомился с прототипами своих будущих героев: капитаном Сагнером, надпоручиком Лукашем и его денщиком, каптенармусом Ванеком и другими солдатами. Гашек посетил Ладу в 1921 году. «Он попросил, чтобы я нарисовал обложку для «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны», которые должны были издаваться отдельными выпусками. Я принялся за работу. Фигуру Швейка я создал не по каким-то определенным персонифицированным представлениям, но по описанию, данному Ярославом Гашеком в романе. Я написал Швейка раскуривающим трубку среди пуль и гранат, рвущихся шрапнелей. С простодушным спокойным выражением на лице, словно совсем ничего не происходит… Эту обложку в условленный день я принес в винный погребок «У Могельских». Гашеку и его другу Франте Сауэру она очень понравилась, и они тут же пообещали мне гонорар. Пока что, однако, вместо денег, мне пришлось за обоих уплатить по счету». Обложка, о которой говорит Лада в своих воспоминаниях, — единственная иллюстрация к Швейку, созданная еще при жизни Ярослава Гашека. Эта веселая характерная картинка с изображенным на ней солдатом пока что еще имеет мало общего с будущим столь выразительным типом Швейка. Ей еще пока недостает той уверенности линий, которые впоследствии недвусмысленно и лаконично определяют тип человека, который защищает маской глуповатого простодушия свое непоколебимое человеческое достоинство и независимость. Первые наметки именно этого типа

Швейка проступают во втором эскизе — для обложки второго издания «Похождений». А сложившийся характер того бравого солдата Швейка, которого мы знаем ныне, проступает в грандиозной серии 540 (!) рисунков, созданных Иозефом Ладой в 1924–25 гг. для воскресного выпуска газеты «Ческе слово». С подлинной творческой страстностью увлекся художник своим замыслом, создав в результате огромный комплекс замечательных иллюстраций. При этом он хорошо понимал, что в случае переиздания «Швейка», выходившего до сих пор с рисунком только на обложке, он сможет использовать лишь крупицу своей безграничной фантазии, близкого знакомства с военной жизнью (художник смог в своей серии зафиксировать массу «военных» впечатлений своего детства, все то, о чем ему рассказывали и что он видел собственными глазами). Чтение романа служило богатейшим источником вдохновения, узы дружбы, связывавшие с покойным Гашеком, ко многому обязывали. И Иозеф Лада создает невозмутимо улыбающегося, всегда и всюду вежливо «осмеливающегося доложить» Иозефа Швейка, а вокруг него — целую галерею военных и цивильных благородий и нижних чинов. Часть рисунков из этого романа в иллюстрациях нашла себе затем применение во многих книжных изданиях «Швейка», триумфально шествующего по сей день по всем уголкам родной страны и всего земного шара.

Однако этим интерес Лады к бравому солдату Швейку не исчерпывается. Художника ожидала та же судьба, что и всех читателей этого романа, которые снова и снова возвращались к рассказам «к случаю» и похождениям его главного героя, которому Лада придал окончательный и оптимальный визуальный облик (кстати сказать, сделано это было художником с таким совершенством, с такой выразительностью, что все последующие попытки придать Швейку какой-то новый облик, иначе воплотить его — на театральных подмостках или экране — неминуемо наталкиваются на сопротивление с нашей стороны, пока мы не примиримся с новой адаптацией).

Свой замысел проиллюстрировать «Похождения Швейка» в красках Лада осуществил лишь в 1953–54 гг.: он создает 212 цветных рисунков для нового издания романа, увидевшего свет год спустя, в 1955 году. «Я сознавал, — говорил об этом позднее художник, — что не могу изменить типы отдельных героев. Во-первых потому, что они уже вжились, а также и потому, что я был доволен их воплощением».

Но есть у нас основания утверждать, что это было последнее слово, сказанное Иозефом Ладой по поводу Швейка и о Швейке? Наоборот, все говорит о том, что он наверняка вновь бы вернулся к нему, как возвращался к своим водяным и глупым Гонзам, зверюшкам и беззлобным чертям… если бы смерть в самый канун 70-летия — 14 декабря 1957 года — не оторвала его от рабочего стола, от улыбчивой мудрости и мудрой улыбки, которой этот подлинно народный художник столь щедро наделял людей.

Иллюстрации

ПАНИ МЮЛЛЕРОВА

ТРАКТИРЩИК ПАЛИВЕЦ