Глава 29

Истина

Если бы не пролетевший мимо дизельный грузовик, оглушивший субару своим гудком, мы бы приехали к моей бабушке очень и очень поздно. Как бы то ни было, немного поколесив и обратившись за помощью к верному навигатору Уилсона (который, по-видимому, не очень хорошо ориентировался в штате Юта в целом и в индейской резервации в частности), мы-таки нашли дом Стеллы Хидальго на окраине резервации индейцев Шайвутс. Я была в городе Сент-Джордж лишь однажды, на школьной экскурсии, но до сих пор помнила эти красные скалы и выступающие плато, отделяющие голубое небо от песков пустыни. Они были настолько же грубыми и суровыми, насколько красивыми, и я слегка удивилась тому, как моим предкам удавалось выживать на этих землях сотни и сотни лет до сегодняшнего дня. Воды было в обрез, еды — и того меньше, а вырастить что-либо было почти невозможно.

Мы подъехали к дому Стеллы Хидальго, представлявшему собой коробкообразный одноэтажный дом с белыми стенами и красными жалюзи, которые нуждались в покраске. Он был чистеньким и аккуратным, но невзрачным, а во дворе лежали красные камни и росла юкка. Мы вышли из машины в настолько плотную тишину, что я могла слышать стук собственного бешено бьющегося сердца. Стелла Хидальго открыла дверь прежде, чем мы поднялись по ступенькам.

Это была худощавая женщина среднего роста. Скорее всего, ей было ближе к шестидесяти, однако она была так ангельски красива, что судить было сложно. На ее коже не было морщин, а серебряные пряди волос перемежались с черными. Она носила их просто перекинув на одну сторону и распустив по плечу. На ней была свободная белая туника и белые брюки, смуглая кожа контрастировала со светлым нарядом. На ногах она носила белые сандалии, а в ушах, на запястье и шее — украшения из бирюзы. Она выглядела как женщина, которая знает, как себя подать, и уверена в своем отражении в зеркале. Она пригласила нас в дом, и единственным показателем того, что она нервничает не меньше, чем я, была дрожь в руке, когда она подозвала нас к себе.

— Полиция рассказала мне совсем немного о твоей жизни, — голос Стеллы Хидальго был мягким и интеллигентным. — Собственно, когда на прошлой неделе детектив Мартинез позвонил мне, чтобы сообщить о совпадении ДНК, он предупредил, что ты уже совершеннолетняя и у тебя есть право на неприкосновенность частной жизни, которое они не могут нарушить, поэтому ты сама должна будешь решить, выходить со мной на связь или нет. Они даже не назвали мне твоего имени. Поэтому я не знаю, как к тебе обращаться.

— Вы можете называть меня Блу. — Я протянула ей руку, и она пожала ее. Я не была ни Саванной Хидальго, ни Саванной Джекобсон, ни кем бы то ни было еще. Я была Блу Ичхоук, и это неизменно.

— Тебе подходит это имя. — Она робко улыбнулась. — А ты можешь звать меня Стелла. — Она перевела взгляд на Уилсона, ожидая, когда он представится.

— Здравствуйте. Я Дарси Уилсон, но все называют меня просто Уилсон. И я люблю Блу. — Уилсон тоже протянул ей руку, и Стелла улыбнулась, абсолютно покоренная его «здравствуйте», сказанным с английским акцентом.

— Как славно! — улыбнулась она, я же в эту минуту любила Уилсона так сильно, как не любила ни одно живое существо на земле. Благодаря шарму Уилсона руки Стеллы окрепли, она показала нам свой маленький домик и предложила сесть на диван, стоящий напротив двух коричневых кресел и укрытый разноцветным покрывалом. На стенах висело несколько наград в рамочках, а также фотография, на которой — и я могла поклясться в этом — был изображен вылитый Джимми, стоящий с женщиной, которой, судя по всему, была моя бабушка, только тридцать лет назад. Не знаю, чего я ждала, когда сержант Мартинез сообщил мне, что моя бабушка живет в резервации, но точно не этого. Несколько фотографий стояло на камине, а деревянный пол устилал большой ковер в индейском стиле. Я ничего не знала об индейцах пайути — ни их обычаев, ни истории, ни образа жизни. Это было нечто, чему, как я надеялась, могла научить меня эта женщина. Однажды.

Глаза Стеллы скользили по моему лицу, казалось, она до сих пор не могла поверить, что я здесь. Я позволила ей жадно смотреть на себя, также жадно смотря на нее в ответ. Это был фантастический момент, и я задумалась, как мы выглядим, глядя друг на друга в тишине, пока часы на камине отсчитывают время, а мы пытаемся впитать в себя более, чем восемнадцать лет разлуки.

Мы немного поговорили о нашей поездке в Рено и Сент-Джордж, но вскоре разговор пошел о моей матери. У меня сложилось стойкое ощущение, что моя бабушка нуждалась во мне, чтобы понять свою дочь. Возможно, потому что она до сих пор с трудом ее понимала.

— Винни была очень яркой личностью, ей всегда нравилось быть в центре внимания, что обычно удавалось ей не только дома, но и в школе. Мои родители души в ней не чаяли, и у нее всегда была куча друзей. Еще она обожала чирлидинг и была очень популярна, особенно среди мальчиков. А я наоборот. Всегда так смущалась в присутствии парней… никогда не знала, что сказать. — Стелла умолкла. Я бы хотела, чтобы она не говорила мне о популярности моей матери среди парней. Это заставляло меня беспокоиться о том, насколько мы похожи, а я не хотела быть такой, как она. Чувство отчаяния стало еще сильнее, когда Стелла упомянула о неожиданной беременности моей мамы.

— Она переносила беременность очень тяжело, как любая шестнадцатилетняя девочка. Когда Итан заявил, что не хочет иметь ничего общего ни с ней, ни с ребенком, она была так подавлена… не выходила из комнаты и очень много плакала. Врач сказал, что у нее послеродовая депрессия. Со временем депрессия стала меньше, однако она так озлобилась, что большую часть времени о тебе заботилась я. Ты была очаровательным ребенком, эдаким маленьким тихим комочком. Ты даже почти не плакала. Полагаю, благодаря этому Винни было проще тебя игнорировать. А мне любить. И пока с тобой было твое одеяльце, ты была довольна.

— Оно было голубым? Со слонами?

— Да… оно самое! — удивленно запнулась Стелла. — Ты его помнишь? — Губы бабушки задрожали, и она прижала к ним костяшки пальцев, чтобы сдержать эмоции, которые прослеживались в каждой черточке ее лица.

Я только кивнула, неожиданно утратив способность говорить.

— Винни его ненавидела, — голос Стеллы дрогнул, и она прокашлялась. — Она говорила, что голубой — мальчишеский цвет. Но я выбрала его в тон к твоим голубым глазам. У тебя были поразительные глаза. Во всем остальном ты выглядела как коренная американка, разве что не такая темненькая. Твои глаза окончательно убедили семью Итана, что он твой отец. Они дали Вайноне немного денег, когда тебе было почти два. Она взяла их, украла деньги с моего сберегательного счета, взяла мою машину и уехала. Тебя она, к сожалению, забрала с собой. Я до сих пор жалею, что не заявила в полицию и не позволила им засадить ее в тюрьму. Возможно, это бы спасло ей жизнь, а я не потеряла бы тебя.

— Но ей следовало повзрослеть, и я подумала, что отъезд из города пойдет ей на пользу. Поэтому я не донесла об этом. Я просто… отпустила ее. На самом деле, если бы она попросила у меня денег и машину, я бы, вероятнее всего, не отказала ей. В конечном итоге она обосновалась у подруги в Солт-Лейк-Сити и нашла работу. Мать подруги заботилась о них, и ты находилась под присмотром у людей, которых я знала. Я приглядывала за ней через ее подругу, и дела шли довольно неплохо. Она пробыла там около шести месяцев, когда злоупотребила их гостеприимством. Она украла деньги у матери своей подруги. И они заявили на нее. С тех пор я слышала о ней редко, но мне было достаточно того, что с ней все в порядке.

Разговор прервался, и я изучала лицо бабушки, пока та изучала мое. Наконец Уилсон подал голос.

— В полицейском рапорте упоминался человек из Оклахомы, который клялся, что в одном минимаркете поймали на воровстве девушку, очень похожую по описанию на вашу дочь. Хозяин магазина не стал заявлять на нее, потому что посочувствовал девушке. Она украла подгузники и молоко. И в конце концов он сам дал ей молока, немного продуктов, упаковку подгузников и немного денег. А когда хозяин магазина увидел фотографию в новостях, то вспомнил вашу дочь и ребенка и позвонил в полицию.