Изменить стиль страницы

— Я видел это выражение лица раньше, — пробормотал Уилсон. Когда я взглянула на него, то обнаружила в его глазах нежность. — Я увидел его в нашу первую встречу. И определил для себя, как образ под названием «отвали от меня».

В комнате воцарилась тишина, всем, очевидно, показалось, что мне требуется время на осознание. Наконец, детектив Мартинез продолжил рассказ.

— По словам Итана Джекобсона и Стеллы Хидальго, Итан не захотел иметь с Вайноной ничего общего, узнав, что та беременна. Его семья публично требовала отдать ребенка на усыновление. Когда тебе было около восьми месяцев, они дали Вайноне деньги, что также подтвердила и Стелла, а Вайнона вскоре после этого покинула район и вас больше никто не видел.

— Сейчас Итан Джекобсон женат и у него есть дети, однако он предоставил нам свой ДНК, когда Вайнону нашли убитой, а тебя объявили в розыск. Его ДНК также было отправлено в Национальную службу расследования преступлений, и мы, само собой, сравнили его с твоим.

Вмешалась Хайди Морган.

— ДНК Итана также полностью совпадает с твоим. Вот почему результаты пришли позднее назначенного срока.

Детектив Мартинез снова заговорил, его взгляд потух, улыбка исчезла.

— Из соображений этикета, Блу, мы также связались с мистером Джекобсоном и сообщили ему, что ты нашлась. Естественно, он был потрясен. Он предоставил нам контактную информацию и свой адрес, но сказал, что предоставляет тебе право решать, выходить с ним на связь или нет.

Я кивнула, голова шла кругом. Я знала имена своих родителей. Знала, как они выглядят. У меня была бабушка. И она хотела со мной встретиться. Однако была еще одна вещь.

— Как меня зовут?

Детектив Мартинез сглотнул, а глаза детектива Муди наполнились слезами. Казалось, они были взволнованы не меньше меня.

— Имя, указанное в твоем свидетельстве о рождении, — Саванна Хидальго, — хрипло произнес детектив Мартинез.

— Саванна, — одновременно выдохнули мы с Уилсоном. Настала моя очередь справляться с эмоциями.

— Саванна? Джимми оценил бы иронию, — сорвалось с моих дрожащих губ.

Уилсон вопросительно склонил голову. Я объяснила, хотя слова застревали в горле из-за катившихся по щекам слез.

— Когда я была маленькой, я хотела, чтобы меня звали Сапанной — очень близко к Саванне. Сапанна — девушка из индейской истории, которая забралась на небо и была спасена ястребом. Фамилия Джимми переводится как «ястреб», поэтому я всегда говорила, что это он, а я Сапанна. Он же всегда утверждал, что он, скорее, человек-дикобраз. Я никогда не понимала почему. Мне казалось, он просто шутит. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что он, должно быть, чувствовал себя виноватым за то, что не пошел в полицию. Я думаю, это мучило его. Но простите меня, — я переводила взгляд с одного присутствующего на другого, в конце концов остановившись на Уилсоне, — он был хорошим отцом. Он не обижал мою мать и не похищал меня.

— А ты не переживала, что он мог это сделать? — деликатно прервал меня Уилсон.

— Иногда. Но потом я вспоминала Джимми и то, каким он был. Прямо, как ты говорил, Уилсон. Я знаю слишком много, чтобы сомневаться в нем. Я не жалею, что он решил взять меня с собой. Даже сейчас. Я знаю, это трудно понять, но я так чувствую.

Я была не единственной, кому требовалась минута, чтобы собраться с мыслями, поэтому, прежде чем детектив Мартинез продолжил, мы сделали перерыв, чтобы утереть слезы.

— Ты родилась 28 октября 1990 года.

— Всего за два дня до рождения Мелоди, — заметила я, тронутая этим.

— Также 28 октября ты сдала анализ на ДНК, чтобы узнать, кто ты, — вставила Хайди Морган. — Интересно, как замкнулся круг.

— Мне двадцать один, — пробормотала я, как и любой подросток радуясь тому, что я старше, чем думала.

— Но в твоем водительском удостоверении указано, что тебе двадцать, так что сегодня мы не сможем пошляться по барам и сорвать куш в казино, — поддразнил Уилсон, заставляя присутствующих фыркнуть и снимая возникшее в помещении, эмоциональное напряжение.

— Ты можешь ознакомиться со всеми документами в папке. Хотя там присутствуют фотографии с места преступления, которые ты, возможно, предпочла бы не видеть. Фотографии в конверте. Мы оставим тебя одну на некоторое время. Контакты твоих отца и бабушки также находятся в папке. Твоя бабушка все еще живет в резервации, а отец в городе Седар-Сити, штат Юта, недалеко отсюда.

Мы с Уилсоном провели час за изучением файлов, содержащихся в папке, стараясь получить более полное представление о девушке, которая приходилась мне матерью. Фактов было не так уж много. Лишь одна вещь привлекла мое внимание. Выяснялось, что, когда автомобиль моей мамы был найден, на заднем сидении обнаружили голубое одеяло. В описании было сказано, что это было детское одеяло светло-голубого цвета с большими синими слонами. Фотография одеяла была прикреплена к делу как улика со второго места преступления.

— Голубой, — вырвалось из меня это слово, точно теплая частичка узнавания. — Я называла одеяло голубым, blue.

— Что? — Уилсон взглянул на фото, на которое я смотрела.

— Это было мое одеяло.

— Ты зазывала его голубым?

— Да. Как так получилось, что я помнила это одеяло, но не помнила ее, Уилсон? — Мой голос звучал твердо, но сердце раздулось и неистово билось, и я не знала, сколько еще я смогу вынести. Я отбросила папку, встала и стала ходить по комнате, пока Уилсон тоже не встал и не прижал меня к себе. Пока он говорил, его рука гладила мои волосы.

— Это не так уж трудно понять, любимая. У меня была игрушечная собака, которую маме в итоге пришлось у меня отобрать, потому что она была вся грязная и потрепанная. Ее стирали сто раз, несмотря на предостережение на этикетке, говорящее о том, что она развалится. Честер присутствует практически на каждой моей детской фотографии. Мягко говоря, я был сильно к нему привязан. Может быть, и ты была привязана к этому одеялу?

— Джимми говорил, что я постоянно повторяла слово «голубой». — Пазл сложился, и я замолчала на середине предложения.

— Джимми говорил, что я постоянно повторяла слово «голубой», — повторила я. — Вот почему он так назвал меня.

— Так вот, как ты получила это имя. — Уилсон был настроен скептически, но понимание уже отразилось на его красивом лице.

— Да… и все это время я, должно быть, просила свое одеяльце. Тебе не кажется, что ей следовало оставить его со мной, закутать меня в него, когда она бросила меня на стоянке для грузовиков? Что ей следовало бы знать, как страшно мне будет и как сильно мне будет нужно это чертово одеяло? — Я высвободилась из объятий Уилсона, отчаянно нуждаясь в кислороде. Однако грудь сдавило так сильно, что я была не в силах вздохнуть. Я чувствовала себя треснутой, и трещины эти распространялись со скоростью молнии по тонкому льду, по которому я шла всю свою жизнь. Я страдала, снедаемая ими. Я боролась за каждый вздох, пытаясь подняться на поверхность. Но из-за привязанного к ногам свинца я быстро тонула.

— На сегодня достаточно, Блу. — Уилсон привлек меня к себе и открыл дверь, подзывая кого-нибудь за ней.

— Она вынесла столько, сколько смогла, — услышала я его слова, и рядом со мной вдруг возник еще кто-то. Перед глазами все поплыло и потемнело. Меня опустили на стул и заставили прижать голову к коленям.

— Дыши, Блу. Давай, детка. Дыши как можно глубже, — шептал Уилсон мне на ухо. В голове слегка прояснилось, а лед, бегущий по венам, стал постепенно таять. Один вздох, затем еще. И еще. Когда ко мне вернулось зрение, у меня была только одна просьба.

— Отвези меня домой, Уилсон. Я больше не хочу ничего знать.

***

Мы покинули полицейский участок с копией всех файлов. Уилсон настоял, чтобы я взяла их, так же, как и контакты людей, чья кровь текла в моих жилах, но которые никогда не принимали участия в моей жизни. Пока мы ехали, я боролась с желанием вышвырнуть папку в окно и позволить страницам разлететься по дороге ночного Рено, позволить ветру подхватить сотни страниц моей жизни, предать их забвению и никогда не собирать их вновь.